Поток

Покрасневший неровный шрам на лбу мужчины был ужасен. Кто-то удалил знак Совета и зашил рану. Плохо зашил. Либо неряшливо, либо не глядя, что делает.

Сердце Хирки сжалось. Сострадание боролось со злостью, а одиночество – с презрением. Она сама боролась со всем чужеродным.

Взгляд девушки упал на серповидный шрам на горле Урда. След вороньего клюва. Она видела, как инородный предмет выходил из тела раба Грааля, и это доказывало, что такое возможно, что после подобного есть вероятность выжить.

Урд – враг, но также он был единственным, кто дарил что-то похожее на надежду.

С лестницы кто-то позвал Хирку по имени. Ворон встрепенулся и стал чистить перья под крылом. Гостья сделала шаг назад. Урд вцепился в решётку так крепко, что костяшки пальцев побелели, молча умоляя девушку остаться. Но она не могла и не хотела. Хотя желала сказать пленнику бесконечно много. Но сейчас в голову не приходило ничего.

Голова Урда упала, он коснулся лбом стекла. Волосы его засверкали в свете фонаря, как птицы, которых подарили Хирке. Перепуганные существа в клетке.

– Я попросила приготовить тебе комнату наверху, – сказала она. Голос звучал хрипло, как после длительного молчания. – Ты переедешь завтра.

Урд кивнул так незаметно, что движение могло и померещиться.

Хирка отступила назад, в темноту. И не поворачивалась к врагу спиной до тех пор, пока не удостоверилась, что тот её больше не видит.





Чёрное и белое




Утренний свет с трудом просачивался сквозь окна из потокового стекла в ванной. Хирка посмотрела в зеркало. Полумрак сделал её серой. Бесцветной. Похожей на одну из скульптур Хлосниана. Уже не человек, но ещё не трупорождённая. Дочь Грааля. Мужчины, с которым ей даже не дают поговорить.

Наверняка он знал, что всё выйдет именно так.

Вода стекала по стене в углубление перед девушкой. Она ополоснула лицо, натянула одежду и выскользнула из спальни.

Больше пока никто не проснулся – Умпири много спали. Даже в комнате Ваны было тихо. Не доносилось ни смешков, ни страстных стонов вожделения. Но смысл заключался не в вожделении, как объяснила Ухере. А в том, чтобы забеременеть. Вернуть себе внимание, похищенное Хиркой. «Расслабься, этого никогда не произойдёт», – добавила мать Грааля, как будто девушке было до этого дело.

Они сумасшедшие. Все до единого.

Зал после праздника ещё не убрали. Кресло Модрасме купалось в голубом свете, падавшем со льда на потолке. Подлокотники скрылись под лентами верности, полученными от бесчисленных семей. Стол у стены ломился от подарков. Хирка взяла фигурку из пепельного потокового стекла и повертела в руках. Сплетённые тела женщины и мужчины. Женщина обхватила руками шею мужчины и, казалось, что-то шептала ему на ухо. Тайну.

Хирка положила статуэтку на место. Этому дому не требовалось ещё больше секретов, их и так имелось уже предостаточно. Они скрывались в древних стенах, вросли в камень под ледяной крышей.

Кто-то поместил клетку с птицами под стол. Хирка со всей осторожностью подняла её. Живые фонари испускали слабый свет, серебристое сияние, которое, казалось, исходило изнутри. Она открыла дверь и вышла на балкон. Мороз тут же пробрался сквозь носки.

В такую рань улицы вокруг кратера пустовали. Через несколько часов здесь будет разноситься эхо ударов кувалды. Падшие и внедомные приступят к работе. И Колайль в том числе. Приезжим требовалось жильё, а их собралось много, и прибыли они со всех концов света. Модрасме назвала это звуком поражения. Кувалда. Грубая сила для придания формы камню. Вот как низко они пали.

Хирка отмела эту мысль, не желая вновь испытать тяжесть ответственности, которая легла ей на плечи. Надежда. Вот почему Умпири явились издалека. Ради того, чтобы снова ощутить силу Потока. Ради вторжения.

Ради истребления.

На улице по-прежнему царила тишина. Хирка открыла клетку. Живые фонарики вылетели наружу и исчезли. Девушке было плевать, сколько они стоят, и плевать, не обидела ли она кого-нибудь своим поступком. Если свет означает страдание, то она предпочтёт жить во мраке. И пусть говорят что хотят.

Вороны уже проснулись и летали в дымке, окутавшей кратер, издавая похотливое карканье, которое Хирка решила считать криками согласия. Её взбудоражило собственное маленькое восстание. Наконец она чувствовала, что делает что-то безусловно правильное.

Девушка вернулась в зал, поставила клетку за кресло Модрасме и по чугунной лестнице поднялась наверх, в холодную кладовую, которая располагалась прямо под ледником. Над головой что-то похрустывало. Вероятно, это являлось признаком весны. А значит, скоро станет хуже. Через несколько недель лёд начнёт трескаться. Хирка принялась срезать тонкие кусочки мяса с висевшей под потолком оленьей ноги, затем наполнила ими миску и вернулась вниз.

Она раскидала приманку по балкону, вошла в зал и закрыла за собой дверь. Тут же налетели вороны. Хирка жевала солёный кусок мяса и прислушивалась к взмахам крыльев. Соблазнительному шелковистому звуку неисполнимой мечты – улететь отсюда. Но она не птица. И не умеет сливаться с Потоком. Единственный путь к свободе – это Грааль. Интересно, он планировал войну всё это время? Он предал дочь?

Хирка выглянула в коридор. Дверь спальни Скерри была распахнута. Кожаный сапог валялся на пороге. Видимо, вчера она промочила горло. После таких вечеров спят особенно крепко…

Хирка подкралась ближе и заглянула внутрь. Кровать, похожая на её собственную, висела в дальней части комнаты. Кожаные ремешки, которые лишь с очень большой натяжкой можно было назвать одеждой, грудой валялись на полу.

В другом конце спальни стояли стол со скамейками – досками на тонких металлических ножках, которые Скерри могла легко передвинуть, если хотела поупражняться с боевыми шестами. Несколько их штук разной длины подпирали стену. Хирка закусила губу. Оружие являлось частью жизни Скерри и Рауна и рано или поздно грозило попортить шкуру непокорной рыжей полукровки.

На столе лежал круглый футляр из зелёной кожи. Потёртый и выцветший. К нему заклёпками крепился чёрный ремешок.

Ворон…

Хирка перешагнула порог комнаты и посмотрела на кровать. Внутрь было никак не заглянуть, но ложе не двигалось. Скерри спала.

На футляр с вороном падал свет из узкого окна. Утренний свет врал, что опасностей не существует, и дарил обманчивое чувство безопасности, это Хирка знала. Но ворон являлся средством общения с Граалем, а она должна поговорить с ним. До того, как всё покатится в Шлокну.

Кроме того, день начался с нарушения правил, поэтому со спокойной душой можно продолжать в том же духе.

Хирка прокралась к столу и взяла футляр, не догадываясь, когда приняла решение прикоснуться к нему. Что, если внутри пусто? Надо ли проверить?


Она снова взглянула на кровать. Скерри ритмично дышала во сне.

Хирка глубоко вдохнула, вытащила крепления, подняла крышку и заглянула в футляр. На неё уставились пустые глазницы. Клюв смотрел вверх. Кости, которые когда-то были крыльями, прижимались к телу. Ворон казался мёртвым и в то же время живым. Труп, который можно было разбудить. Она видела, как Грааль делает это с помощью крови. Слеповство. Старое, как грех. Его притяжению оказалось невозможно сопротивляться. Хирка потянулась, чтобы прикоснуться к ворону.

Но её схватили. Внезапно. Грубо. Ворот свитера врезался в горло. На какой-то миг девушка подумала, что это сделал ворон. Воля мёртвой птицы. Но потом краем глаза заметила Скерри. Та швырнула воровку о стенку. После удара о камень тело пронзила боль. Хирка сползла на пол. В горле колотилось сердце, быстро, как у раненого воробья.

Над ней возвышалась обнажённая хозяйка комнаты, бледная и пугающая. Перед лицом болтались косички. Бусины бились друг о друга, как градины, обещая бурю.

Хирка уставилась прямо на чёрный треугольник между бёдрами Скерри. Такой же чёрный, как и её губы. А выше, до самой талии тянулись шрамы от старых ран. Ожоги.

Девушка попробовала отползти назад, но снова наткнулась на стену.

– Гвени! – прохрипела Скерри.

Хирка узнала слово. Самка. Существо женского пола, не принадлежащее к роду Умпири. Она хотела ответить, но слепую сейчас не удовлетворит никакое объяснение.

– Ворон мой! – Скерри ударила себя в грудь кулаком. – Мой! Ты понимаешь? Он принадлежал мне, когда жил, и слушается только меня! Это я разговариваю с Граалем!

Однако к ярости в её голосе примешивалось что-то ещё, похожее на истерику. Страх.

Хирку осенило, и это помогло ей подняться на ноги. Она будто впервые увидела Скерри.

– Вот почему ты здесь… – прошептала дочь Грааля. – Мы не являемся родственниками. Не кровными. Ты здесь только потому, что у тебя есть ворон…

Хирка поняла, что сказала правду, как только произнесла её. Вот почему Скерри занимала такое положение в доме. Она обладала средством связи с Граалем, поддерживала взаимодействие между мирами. Кем бы слепая оказалась без этого?

Реакция Скерри подтвердила предположение: она сузила глаза, оскалилась и подняла плечи, как будто собиралась замахнуться.

Хирка слишком хорошо знала силу Дрейри. Защищаться было бесполезно. Убегать тоже. Но она могла произнести то единственное, что в состоянии повлиять на это создание. То единственное, что либо спасёт её, либо станет причиной гибели.

– И как объясним это, когда отец пожелает говорить со мной?

Её слова осадили Скерри. Хирка поспешила продолжить, пока та не передумала:

– Рано или поздно Грааль решит связаться со мной. И что мне сказать ему? Что ты мне отказала?

Скерри схватила противницу за свитер и притянула к себе, да так близко, что та почувствовала, какое вино пила накануне трупорождённая женщина.

– Пытаешься играть со мной? – Её глаза почернели. – Думаешь, ты руководишь этой игрой? Готовься к поражению, гвени.

Она оттолкнула Хирку.

– Ворон мой.

Девушка попятилась к двери, потом развернулась и вышла. Оцепенение почти отступило. Боль охватила спину, потом плечи.

– Мы поговорим с Граалем завтра вечером, – услышала она за спиной.

Если бы всё тело так не болело, Хирка бы улыбнулась.





Ох…




Чайник был горячим. Как только Хирка сняла его с огня, пришлось выпустить его из рук. Он стоял на краешке очага и покачивался. Она ткнула пальцем чугунный бок, чтобы подвинуть на место, выругалась и приложила ладонь к холодной стене. Девушка нервничала. Терпение кончалось, да и вспомогательные средства оказались не слишком хороши.

Умпири редко готовили еду, поэтому едва ли помещение, где находилась Хирка, можно было назвать кухней. Скорее комнатой, в которой наполняли бокалы и вонзали когти в мясо. Слепые брали из пищи то, что им требовалось, а остальное выкидывали, а еде помогали подгнить не потому, что от этого она становилась лучше, а потому, что меняла свои качества. В испорченных продуктах вырабатывались вещества, полезные для Умпири. Потому варить или печь не имело смысла, как и пробовать еду на вкус.

Хирка питалась бы гораздо лучше, если бы её окружала дикая природа.

А вот места здесь, во дворце подо льдом, было предостаточно. Даже кладовые оказались больше, чем комната, которую Колайль называл домом. Хирку окружали красивые окна с потоковыми стеклами и расположенные под разными углами потолки. Здесь царила своеобразная смесь изобилия и разумного подхода. Всё создавалось для демонстрации мастерства и власти. Не для удовольствия.

Ещё одно место, где путешественница между мирами не чувствовала себя как дома.

Она повертела коробочку с чаем, но крышку не открыла. Проблема заключалась не в коробочке, не в чайнике и не в очаге. А в том, что остальные сидели в соседней комнате и разговаривали с Граалем.

Хирка услышала, как Скерри вновь повысила голос. Как всегда, сказала как отрезала. Скоро она выйдет, чтобы пригласить полукровку побеседовать с отцом.

Девушка содрала крышечку и с раздражающей ясностью поняла, что возлагает слишком большие надежды на этот разговор. Грааль знал, что делает. Всегда знал. Так какая же может быть польза от их беседы? Разве что Хирка выйдет из себя. А скорее всего, даже этого не произойдёт. Она не могла произнести вслух и половины того, что думала и чувствовала. По крайней мере, не в присутствии остальных членов семьи. Отказаться возглавить вторжение в Имланд? Отказаться стать наследницей полководца?