Потерянные сердца

– Чарли?

Капитан Демпси указывает на мальчишку-пауни возле загона. Он уже расседлал Даму и начал ее чистить. Лошадь стоит неподвижно, прикрыв глаза и опустив голову, будто опасаясь, что мальчишка может остановиться. Горшок тем временем обнюхивает плечо Чарли, и тот протягивает руку, чтобы погладить его морду, подарив и ему немного ласки.

– Проклятье, вот так роскошный осел! – присвистнув, говорит капитан Демпси. – В жизни такого большого не видел. С таким-то, наверное, и работы много не надо, а, Лоури?

Я киваю:

– Лучше не найти. Но я готов его продать.

В наших договорах никогда и речи не шло об ослах. Брови капитана поднимаются так высоко, что исчезают под широким краем его серой шляпы.

– Мы заключали договор на поставку десятка ваших мулов, – запинаясь, произносит Демпси. – Но что вы предлагаете?

– Я отдам вам пять мулов и осла… Того, что потемнее.

– Осла? С чего вдруг? – Он прищуривается, поглаживая бороду и глядя на меня.

Хороший мамонтовый осел, уже проявивший себя как производитель, да еще такого размера, как Горшок и Котелок, может стоить больше трех тысяч долларов. Я слышал, что кому-то удавалось продать и за пять.

– Я решил продолжить путь в Калифорнию вместе с караваном, так что остальные мулы нужны мне самому. Возьмите осла. Это будет выгодная сделка.

Капитан обходит Горшка, который жмется к Котелку, будто предчувствуя расставание.

– Выгодная, если разбираешься в разведении мулов, а я в этом ничего не понимаю. Я кавалерист, Лоури. Армии нужны крепкие миссурийские мулы, а не ослы.

Он уже начал торговаться – я понимаю это по его голосу, – и тут ругаю себя за то, что сразу выдал окончательное предложение. Капитан Демпси разбирается в лошадях и прочей скотине. Не сомневаюсь, что он знает цену такому ослу, но я поставил себя в невыгодное положение, попросив изменить условия сделки. Я молчу и больше ничего не предлагаю. Капитан почесывает бороду будто в глубокой задумчивости, и я уже готовлюсь услышать условие, выполнить которое я не смогу.

– Вот что я тебе скажу. Возможно, ты сумеешь возместить разницу по-другому. Вчера вечером сиу напали на деревню пауни. Сожгли дома. Угнали лошадей. И теперь наш форт между этими индейцами – как между молотом и наковальней.

Чарли застыл, услышав наш разговор. Щетка неподвижно лежит на боку Дамы. Лошадь фыркает и легонько подталкивает мальчишку, и тот снова принимается чистить ее, но явно не прекращает прислушиваться.

– Армия уже предлагала заплатить старейшинам пауни, чтобы они перебрались к северу от Платта, бросив эту деревню. Но они не соглашаются, – продолжает капитан.

– Если они переберутся на север, то еще сильнее вторгнутся в земли сиу, – отвечаю я.

– Да. Но тогда форт не будет стоять между ними.

– Я не хочу в этом участвовать.

Капитан Демпси устало вздыхает и кивает, но потом морщит лоб, как будто пытается что-то припомнить.

– Если я ничего не путаю, в договоре написано, что армия приобрела у Лоури десять мулов и услуги по случке лошадей с ослами-производителями, которые будут доставлены в Форт-Кирни не позднее пятнадцатого июня пятьдесят третьего года. Документ лежит у меня на столе.

– Заказала. Не приобрела. Оплата производится после доставки. Это условие вам прекрасно известно, капитан, – замечаю я.

Демпси уже не в первый раз ведет дела с моим отцом, но я понимаю, к чему он клонит. Капитан снова вздыхает:

– Я согласен на пять мулов и осла. Но услуги по случке, прописанные в договоре, я не получу. Мне нужен кто-то, кто знает язык, а ты его знаешь. На все уйдет один день. Всего день, Джон. Завтра отправишься в путь с караваном, как и собирался. Только подумай, какая выгодная сделка. Мне просто нужно, чтобы ты был моим представителем.

Я никогда не распространялся о своем происхождении, но капитан знаком с моим отцом и всегда хорошо осведомлен. Уверен, что ему известны не только привычки и умения подчиненных, но и истории их жизни. Мою он явно знает, хотя мы никогда об этом не говорили. Учитывая, что по договору я должен был провести в Форт-Кирни целую неделю, уговаривая своих ослов осеменить всех течных кобыл в загонах, Демпси не так уж много просит. Помедлив, я киваю, соглашаясь на его условия.

– Но я не буду вашим представителем. Я передам ваши слова, выслушаю ответ и привезу его вам.

– Я пошлю вслед за вами запасы муки и кукурузы. Чарли покажет дорогу. Напомни им, что они продолжат получать припасы, если согласятся уйти на север.

– Это правда?

Капитан Демпси вздыхает, но кивает:

– Да. Пока я здесь командую.

Не дожидаясь приказа, Чарли снова закидывает седло на спину Даме и затягивает подпругу, погладив морду лошади. Потом он поворачивается и выжидающе смотрит на меня. Я подхожу и забираю у него повод.

– Можешь оставить остальных животных здесь, – говорит Демпси. – Мы за ними присмотрим. Как вернешься, жду с докладом, Лоури. Сегодня вечером. В ближайший час вышлю повозку с припасами.

Чарли открывает ворота, чтобы выпустить меня, а потом, снова заперев их, пускается бегом, ожидая, что я последую за ним. Я удивляюсь, но даю шенкеля Даме. Догнав мальчишку, я спрашиваю его на пауни: неужели он собирается бежать всю дорогу? Тот лишь смеется, ускоряя бег, и какое-то время я просто еду рядом, пустив Даму легким галопом.

– Ты каждый день добираешься до форта бегом? – спрашиваю я.

Чарли кивает, продолжая смотреть вперед, передвигаясь легко и размашисто. Так он пробегает несколько миль. Справа от нас река, слева тянутся бесконечные прерии. Мальчишка ведет меня через поросшие травой ложбинки, вверх по невысокому склону, потом снова вниз. Наконец мне это надоедает, и я резко торможу. Чарли тоже останавливается и поворачивается, уперев руки в бока и вопросительно глядя на меня.

– Твоя очередь, – говорю я.


Мальчишка почти не запыхался, но его глаза широко раскрываются в ответ на мои слова.

– Ой, нет. Нет, мистер Лоури. – Он упрямо качает головой. – Нам совсем немного осталось.

– Вот и хорошо. Садись верхом, а я побегу.

– Побежите? – изумляется он.

На его смуглом лице сверкает белозубая улыбка, и я отвечаю ему тем же.

– Когда-то я, как и ты, бегал в мамину деревню. Думаешь, я не смогу?

– Вы в сапогах. Они вам помешают.

Я спрыгиваю с Дамы и вручаю ему повод, но мальчишка все еще медлит.

– Так в деревне сразу поймут, что я друг, – настаиваю я.

Он смотрит с сомнением, но желание покататься на моей лошади пересиливает, и Чарли забирается в седло. Он бьет ногами по ее бокам и гикает так, будто увидел стадо бизонов. Дама срывается с места, а Чарли издает торжествующий клич и, не оглядываясь, оставляет меня далеко позади. Я пускаюсь бегом, хотя так легко и быстро, как у мальчишки, у меня не получается. Я уже давно не преодолевал хоть сколько-нибудь существенные расстояния на своих двоих, и мои конечности сопротивляются, затекшие после долгих дней в седле и ночей, проведенных на жесткой земле. Я молюсь, чтобы Дама не угодила копытом в яму и не сломала ногу. Прерия усыпана норами луговых собачек, так что я внимательно смотрю под ноги, чтобы самому в них не наступить. Я продолжаю бежать вперед и почти не берегу силы, полагаясь на то, что Чарли вернется за мной, и надеясь, что деревня не так далеко. Через несколько минут Чарли и впрямь возвращается, поднимая клубы пыли. Он делает круг возле меня, довольный собой, вскинув руки с торжествующим выражением лица. Для человека, у которого нет лошади, мальчишка отлично сидит в седле. Потом он указывает на кучку домов в отдалении. Остаток пути Чарли держится рядом со мной, наслаждаясь поездкой.

Я жду, что деревня встретит нас с оживлением и интересом, но никто, похоже, даже не замечает нашего прибытия. Где-то блеет овца, за ней гонятся несколько детей. Они лишь ненадолго останавливаются поглазеть на меня, а затем возвращаются к игре. Деревня кажется пустой: здесь только собаки, овцы и кучка ребятишек. В загонах тоже пусто: не осталось ни одного индейского пони. Я начинаю понимать, что Чарли, скорее всего, добирается до форта бегом, потому что ехать ему попросту не на чем. Несколько хижин сожжены дотла, и лишь почерневшая трава указывает на места, где они стояли. Землянки не так пострадали. Они окружают главный дом в деревне, где, как мне известно, собираются мужчины, чтобы поговорить, передавая друг другу трубку. Мне этого делать не довелось.

– А где же все? – спрашиваю я у Чарли.

– Многие остались возле форта. Воины ушли сражаться с сиу, чтобы вернуть лошадей и скот. – Его голос звучит мрачно, как будто он не верит в успех этой затеи. Или, может, боится, что те вовсе не вернутся.

– Тогда зачем я здесь? – ворчу я. – С кем мне разговаривать?

– Братья на месте. Поговорите с ними, – успокаивает меня Чарли.

– Братья?

– Они уже больше не бегают. Даже верхом не ездят. Только спят, едят и передают трубку. Когда пришли сиу, они даже из дома не вышли. Говорят, что готовы к смерти. Но почему-то она их все время обходит. – Он пожимает плечами.

– И сколько их, этих братьев?

– Трое. Это самые древние старики в деревне, а может, и среди всех пауни. Они даже пережили своих сыновей и дочерей. Мой дядя, вождь Собачий Клык, приходится внуком одному из братьев.

– И что, хороший он вождь?

– Не знаю, – помедлив, отвечает Чарли. – А хороший – это какой?

Я сам не уверен, что знаю ответ, поэтому молча следую за Чарли к большой хижине. Он велит мне подождать и скрывается внутри. Я слышу звуки голосов, но слов не разобрать. Через несколько секунд из хижины выскакивают две женщины, косятся на меня и тут же опускают взгляд. Меня проводят внутрь. Там темно и тепло. Хотя за окном полдень, в доме горит огонь, дым от которого поднимается к отверстию в центре крыши. Три старика сидят у огня, облаченные в одежды из бизоньих шкур, и сонно щурятся, глядя на угли. У них не выбрито темя и нет колючих хохолков, как раньше было принято у пауни. У всех троих длинные белые волосы. Их седые головы выглядят совершенно одинаково, как и лица, так что я понимаю, почему их называют просто «братьями», не делая между ними никакого различия.

Я сажусь напротив, молча ожидая, пока на мое присутствие обратят внимание. Чарли садится рядом, скрестив тонкие ноги и расслабленно опустив руки по бокам, но меня не проведешь. Для него это тоже впервые. Молчание затягивается, и я наконец объявляю причину своего визита. Мне не терпится отправиться обратно.

– Капитан Демпси хочет, чтобы вы перенесли деревню на северный берег Платта.

Ну вот и все. Я выполнил свой долг. Старики бормочут, раскуривая трубку, ссутулившись и наклонив головы. Я не уверен, что меня вообще услышали. Мне все равно. Я начинаю вставать, но братья вдруг с недовольным видом поднимают головы.

– И сколько времени пройдет, прежде чем нас снова попросят перебраться в другое место? Демпси говорит за всех белых? Говорит ли он за сиу и шайеннов? – спрашивает один из них. Его дрожащий голос жалит мою совесть.

– Кааки – «Нет», – отвечаю я.

– Думаешь, нам следует подчиниться? Твои люди перенесли деревню? – спрашивает все тот же брат.

Я вспоминаю деревню матери. Земли в Миссури уже не принадлежат пауни. Может, и не принадлежали никогда, хотя бабушка по матери рассказывала, что народ пауни жил повсюду от моря до моря, когда ее прадед охотился на бизонов. Я не знаю, правда ли это или просто миф, родившийся от тоски вымирающего народа. Но Миссури перестал быть домом и для шауни, и для потаватоми. Теперь эти земли принадлежат другим людям, построившим дома из кирпича и камня. Пауни не кочуют, как сиу. Пауни выращивают кукурузу и строят землянки.

– В Миссури осталось мало пауни, – говорю я.

– Скоро их везде останется мало, – отвечает другой брат. – Демпси хочет, чтобы мы ушли, потому что не желает с нами возиться. Мы для него помеха. Но если уйдем один раз, нас продолжат гнать, а мы пришли сюда первыми.

Я не сомневаюсь, что он прав, так что мне нечего сказать.

– А ты чей? – спрашивает третий брат.

Я никогда не мог ответить на этот вопрос, но рано или поздно его задают все.

– Моего отца зовут Лоури. Моя мать была из пауни. Я же… и то и другое. Питку Асу, – пожимаю плечами я, повернув руки ладонями кверху.

– Питку Асу, – бормочут братья, кивая головами, как будто это все объясняет, а потом снова замолкают.

Я уже думаю, что они уснули. Чарли, сидящий рядом, начинает ерзать.

– Что мне сказать капитану Демпси? – спрашиваю я. – Что вы скажете, то я и передам.