Последняя история Мины Ли
Часть 35 из 45 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Яркий след на ободке стакана с водой словно сообщал: «Я здесь, я существую». Макияж говорил о нежелании оставаться в тени, быть незаметной и вместе с тем выполнял функцию маскировки. И все же, что еще скрывала миссис Бэк? Как теперь Мина может ей помочь?
Марго
Зима 2014 г.
Усевшись на пол в спальне мамы, Марго внимательно изучала содержимое сейфа — большой конверт с бумагами на корейском и фотографиями, в основном черно-белыми. Среди них был детский снимок мамы, Марго никогда не видела ее такой юной — с круглым личиком и смышлеными глазками. Она в одиночестве стояла перед традиционным корейским домом с изящной черепичной крышей и темными деревянными балками. Также в конверте было изображение мамы в подростковом возрасте, сидящей за длинным обеденным столом приюта с демонстративно серьезным выражением лица. Фотографии с годами поблекли, и слои серых пятен различной тональности напомнили Марго зимнее небо Сиэтла.
Она было начала представлять жизнь мамы в приюте, в котором та провела все детство и о котором почти никогда не говорила, и тут ее внимание привлекла одна цветная фотография, накрывшая Марго волной смятения. На ней маме было лет тридцать, она стояла рядом с мужчиной и девочкой с косичками в красной футболке и легинсах. Они походили на семью — на родителей с ребенком. Судя по желтоватому оттенку и помятому состоянию фотографии, к ней прикасались бесчисленное множество раз, как к антистрессовым камешкам.
У мужчины было вытянутое чувственное лицо и открытая улыбка, он стоял в расслабленной, непринужденной позе, положив одну руку на плечо девочки, а другой обнимая Мину. На последней были модные широкие джинсы и цветастая блузка. Она стояла скованно, с легкой улыбкой на блестящем лице без единой морщинки или складки. День был солнечным, на заднем плане виднелся заросший деревьями склон холма и полоска голубого неба. Обувь у всех была грязной — скорее всего, фотография была сделана во время прогулки по лесу или деревне.
Девочка на снимке своими высокими скулами и узким подбородком походила на маму больше, чем сама Марго. И в незнакомцах, мужчине и ребенке, чувствовалась некая невинность и уверенность в себе, словно их нисколько не задевало суровое прошлое Мины и, разумеется, будущая эмиграция.
Марго всегда считала корейцев трудоголиками, религиозными и прагматичными, а когда у них были средства, даже несколько хвастливыми. Однако, вглядываясь в эти спокойные лица на фотографиях, эту грязную обувь, Марго увидела кого-то еще — настоящих корейцев, а не корейских американцев, иммигрантов, огрубевших от тяжелой жизни в чужой стране, которые, как и ее отец в Калабасасе, упрямо стремились к «успеху», пытаясь достичь блеска совершенства, при этом подавляя собственную многогранную личность, отрекаясь от самих себя. Или которые, как мама, работали не покладая рук, но так и не добились ничего, кроме долгих трудовых будней и одиночества.
Каких жертв от людей требует эта страна? Можно ли вообще почувствовать вкус жизни, пытаясь обогнать всех, включая самих себя?
Как могла мама бросить эту другую семью ради Америки? Ради тяжкой жизни в тесной квартире, часто пожирающей душу работы, где приходилось кричать «Amiga! Amiga!» вслед удаляющимся незнакомкам, где она была вынуждена растить дочь одна? Может, по какой-то причине муж на этой фотографии был хуже? Та семья, та жизнь были еще хуже? Разве такое возможно?
Вероятно, мама планировала однажды рассказать Марго правду — о другой семье, другой стране, сводной сестре. Только когда и как? Возможно, она, как и Марго, иногда не знала, что делать с жизнью, и ничего не планировала. Мама хранила ключ от сейфа в дурацком сердце плюшевого мишки, которого, скорее всего, никогда не украдут и не тронут. Возможно, она тоже была под действием этих чар — иллюзии, что, откладывая решение проблем или дела на потом, она продлевает жизнь. И вдруг — так неожиданно — она умерла.
И кто теперь поможет Марго разобраться во всем этом?
Хозяин сказал, что миссис Бэк приезжала к маме в сентябре или октябре и за ней следил мужчина, по описанию похожий на мистера Пака.
«Вы с мамой часто приходили в ресторан, где я работала, „Ханок-Хаус“, помнишь? Такой традиционный корейский дом, весь из дерева».
Только один человек знал маму достаточно хорошо.
Мина
Лето 2014 г.
Глядя на свое отражение в зеркале ванной, Мина накрасила губы помадой цвета пепельной розы, которую купила вместе с миссис Бэк на рынке в одной из лавок, где все по доллару. Ранее, когда они обедали рисом и остатками панчана за витриной лавки Мины, миссис Бэк сказала:
— Вы выглядите такой утомленной. А ведь когда-то вы прихорашивались, разве нет? — Она улыбнулась приятным воспоминаниям. — Помню, вы даже ходили на работу в таких длинных, широких юбках. Кажется, вы тогда работали в супермаркете?
Мина невольно посмеялась над собой — какой наивной она когда-то была.
— Я хотела произвести хорошее впечатление, — объяснила она, вспоминая, как впервые увидела мистера Кима — легкое касание его пальцев, когда он передал ей сдачу, тяжесть холодных монет в раскрытой ладони, розовая бумажка с объявлением: «Требуется работник», его мягкие, приветливые глаза.
— Почему бы вам не подкраситься немного? — спросила миссис Бэк, закрывая свой судочек с обедом. — Вы похожи на бабушку, а внуков-то у вас еще нет.
— Знаете, сколько мне лет?
— Ну и что же? А вы знаете, сколько лет мне? Я старше вас.
— Какая разница, как я выгляжу?
— Может, вас порадует отражение в зеркале. Меня вот радует. Когда я крашу губы или брови, то чувствую себя живой, как будто забочусь о себе. Мне кажется, словно я хозяйка своей жизни. Будто все в моих руках.
— Может, вы и правы.
— Давайте сходим в лавку «Все по доллару» и купим вам какой-нибудь косметики.
Вскоре они уже стояли рядом, соприкасаясь руками, и рассматривали небольшой ассортимент помад на стенде с косметикой: тональными кремами, пудрой и румянами. Мина нанесла несколько оттенков на тыльную сторону ладони, пока не дошла до пепельной розы, и миссис Бэк тут же воскликнула:
— Вот, то, что нужно!
— Вы так думаете?
— Конечно. Красиво, но не броско, не правда ли? Надо начинать с малого.
— Возможно, когда-нибудь я дорасту до красного.
Мина встала в соблазнительную позу — уперлась кулаком в талию и выпятила бедро, — тем самым рассмешив миссис Бэк.
— Пожалуй. Только, боюсь, к тому времени мы уже сляжем в могилы. Наверное, будем похожи на близнецов.
Теперь, глядя на свое отражение в зеркале, Мина засунула указательный палец в рот, сжала губами и вытащила обратно — благодаря этому приему, которому ее научила миссис Бэк, помада не пачкала зубы. Затем Мина растерла немного цвета по щекам, освежая лицо. Если замазать темные круги под глазами тональным кремом, то, несмотря на возраст, она может показаться красивой или по крайней мере помолодевшей.
Через открытое окно доносились запахи жарившегося на гриле карне асада — запахи мяса, цитруса и чеснока. В животе заурчало. Оторвав кусок туалетной бумаги, Мина стерла помаду с губ.
Зазвонил телефон. Неужели Марго? Или очередной приставучий продавец, пытающийся всучить ей что-то на английском? Мина бросилась в гостиную и сняла трубку.
— Миссис Ли? — спросил хриплый мужской голос.
Мина узнала бы этот голос где угодно. Она ахнула и тут же бросила трубку.
Мина всегда боялась неожиданного стука в дверь, который напоминал ей о том, как полицейские пришли к ней в Сеуле, чтобы сообщить о смерти мужа и дочери. И когда на следующий день кто-то постучал в квартиру, она на мгновение притаилась — может, пришедший решит, что никого нет дома, и уйдет? Стук повторился, и Мина осознала, что ее выдает телевизор. Она прокралась к двери, избегая глазка, который тоже мог ее выдать.
Прошла минута.
— Кто это? — настороженно спросила она.
— Это я. — Послышалось хриплое покашливание. — Мистер Ким.
О, нет, только не это, нет…
— Уходи! — неожиданно для себя закричала Мина. — Уходи!
Она рухнула на пол и на четвереньках поползла в спальню, где забилась в угол и принялась ждать, пока не стихнут все звуки, за исключением журчания воды в соседской уборной. Время словно застыло.
Когда они виделись в последний раз? Больше двадцати шести лет назад. Казалось, он говорит с ней из прошлого, с колеса обозрения, на котором Мина открыла глаза и окинула взглядом красоту этого мира, который в то мгновение казался совершенно безобидным. Весь мир, вся жизнь пульсировала, как колесо обозрения, свежая и яркая, с запахом океана, смывающим ее боль и скорбь, которые не давали спать по ночам.
Более двадцати шести лет назад она взяла пистолет из ящика стола мистера Кима, сунула в сумочку и как ни в чем не бывало отправилась в супермаркет. Она хотела убить мистера Пака, но его там не оказалось. Позже она спрятала оружие дома в шкафу, чтобы обезопасить Марго и убрать эту часть своей жизни как можно дальше.
После продолжительной тишины она проверила глазок. Никого.
Однако под дверью лежала записка:
«Пожалуйста, позвони мне. У меня осталось мало времени. У меня рак. Я умираю. Я могу тебе помочь. Я хочу помочь тебе с семьей».
Мина повернулась к кофейному столику и ударила статуэтку Девы Марии, двойника стоящей в ее лавке. Та опрокинулась и с треском упала на пол.
Когда небо засияло закатными цветами грейпфрута и апельсина, Мина набрала его номер. С его визита прошло почти две недели. В какой-то мере она надеялась, что он просто исчезнет или даже умрет и ей не придется с ним встречаться, не придется о нем думать, но, с другой стороны, мысль о том, что его больше нет в этом мире, была невыносима.
Все это время она избегала миссис Бэк, пойманная в ловушку сомнения — позвонить ему или нет. Днями и ночами она размышляла, пытаясь угадать, о каком выборе потом будет жалеть больше всего. Поможет ли он ей? И если да, то как? Может ли она довериться ему настолько, чтобы снова впустить в свою жизнь? Или все это было уловкой, чтобы унизить ее, как он сделал, когда ее бросил или когда не появился на встрече в Лас-Вегасе? Какое оправдание у него тогда было? Сколько еще унижений она сможет вынести?
Двадцать лет назад он отыскал ее адрес и отправил письмо с просьбой встретиться с ним в Лас-Вегасе, если у нее есть возможность.
«Я собираюсь на неделю в Лас-Вегас. Ты сможешь приехать и встретиться со мной? Я буду в этом отеле. Спроси меня у портье. Пожалуйста, никому об этом не рассказывай».
Ради него Мина поехала в пустыню. Она собиралась познакомить его с Марго, которой тогда исполнилось шесть. Она не знала, что он делал в Вегасе, но отлично помнила их совместную поездку туда давным-давно, когда они объедались американской едой, играли в автоматы до рассвета, занимались любовью в тусклом свете восходящего солнца и спали до обеда.
Мина сложила в машину вещи и усадила на заднее сиденье ничего не подозревающую дочь. Она не знала, как объяснить ей эту поездку, и решила не говорить ни слова о мистере Киме на случай, если по какой-то причине он не появится, или если он переменился или не захочет иметь с ними ничего общего, или если окажется, что вся переписка была ужасным недоразумением.
Тогда Мина первый и последний раз ездила по автостраде. Она ехала ниже разрешенной скорости. Несмотря на нервирующие сигналы машин, она запомнила не пересохший, бедный пейзаж и страх, который испытывала, проезжая в одиночестве такое большое расстояние, а то, как колотилось сердце, отдаваясь в горле, при мысли о мистере Киме, их времени вместе в постели или на колесе обозрения и удовольствии, радости, которые она испытала рядом с ним, впервые со смерти мужа и дочери.
Однако он так и не объявился. В отеле, где они должны были встретиться, не знали его имени. С тех пор она ничего о нем не слышала.
И вот это повторялось снова. Грызя ногти, Мина набрала междугородный номер на записке, которую он подсунул под дверь. Что на нее нашло? Его жизнь подходила к концу, да и ей наверняка недолго осталось, и, возможно, она просто хотела вновь услышать его голос напоследок. Ей нужно было знать, что время, которое они провели вместе, не было фантазией, воображением. Ей нужно было удостовериться, что все произошедшее в какой-то мере реально.
— Не думал, что ты позвонишь. — Его голос звучал так устало и хрипло, что испугал ее.
Марго
Зима 2014 г.
Усевшись на пол в спальне мамы, Марго внимательно изучала содержимое сейфа — большой конверт с бумагами на корейском и фотографиями, в основном черно-белыми. Среди них был детский снимок мамы, Марго никогда не видела ее такой юной — с круглым личиком и смышлеными глазками. Она в одиночестве стояла перед традиционным корейским домом с изящной черепичной крышей и темными деревянными балками. Также в конверте было изображение мамы в подростковом возрасте, сидящей за длинным обеденным столом приюта с демонстративно серьезным выражением лица. Фотографии с годами поблекли, и слои серых пятен различной тональности напомнили Марго зимнее небо Сиэтла.
Она было начала представлять жизнь мамы в приюте, в котором та провела все детство и о котором почти никогда не говорила, и тут ее внимание привлекла одна цветная фотография, накрывшая Марго волной смятения. На ней маме было лет тридцать, она стояла рядом с мужчиной и девочкой с косичками в красной футболке и легинсах. Они походили на семью — на родителей с ребенком. Судя по желтоватому оттенку и помятому состоянию фотографии, к ней прикасались бесчисленное множество раз, как к антистрессовым камешкам.
У мужчины было вытянутое чувственное лицо и открытая улыбка, он стоял в расслабленной, непринужденной позе, положив одну руку на плечо девочки, а другой обнимая Мину. На последней были модные широкие джинсы и цветастая блузка. Она стояла скованно, с легкой улыбкой на блестящем лице без единой морщинки или складки. День был солнечным, на заднем плане виднелся заросший деревьями склон холма и полоска голубого неба. Обувь у всех была грязной — скорее всего, фотография была сделана во время прогулки по лесу или деревне.
Девочка на снимке своими высокими скулами и узким подбородком походила на маму больше, чем сама Марго. И в незнакомцах, мужчине и ребенке, чувствовалась некая невинность и уверенность в себе, словно их нисколько не задевало суровое прошлое Мины и, разумеется, будущая эмиграция.
Марго всегда считала корейцев трудоголиками, религиозными и прагматичными, а когда у них были средства, даже несколько хвастливыми. Однако, вглядываясь в эти спокойные лица на фотографиях, эту грязную обувь, Марго увидела кого-то еще — настоящих корейцев, а не корейских американцев, иммигрантов, огрубевших от тяжелой жизни в чужой стране, которые, как и ее отец в Калабасасе, упрямо стремились к «успеху», пытаясь достичь блеска совершенства, при этом подавляя собственную многогранную личность, отрекаясь от самих себя. Или которые, как мама, работали не покладая рук, но так и не добились ничего, кроме долгих трудовых будней и одиночества.
Каких жертв от людей требует эта страна? Можно ли вообще почувствовать вкус жизни, пытаясь обогнать всех, включая самих себя?
Как могла мама бросить эту другую семью ради Америки? Ради тяжкой жизни в тесной квартире, часто пожирающей душу работы, где приходилось кричать «Amiga! Amiga!» вслед удаляющимся незнакомкам, где она была вынуждена растить дочь одна? Может, по какой-то причине муж на этой фотографии был хуже? Та семья, та жизнь были еще хуже? Разве такое возможно?
Вероятно, мама планировала однажды рассказать Марго правду — о другой семье, другой стране, сводной сестре. Только когда и как? Возможно, она, как и Марго, иногда не знала, что делать с жизнью, и ничего не планировала. Мама хранила ключ от сейфа в дурацком сердце плюшевого мишки, которого, скорее всего, никогда не украдут и не тронут. Возможно, она тоже была под действием этих чар — иллюзии, что, откладывая решение проблем или дела на потом, она продлевает жизнь. И вдруг — так неожиданно — она умерла.
И кто теперь поможет Марго разобраться во всем этом?
Хозяин сказал, что миссис Бэк приезжала к маме в сентябре или октябре и за ней следил мужчина, по описанию похожий на мистера Пака.
«Вы с мамой часто приходили в ресторан, где я работала, „Ханок-Хаус“, помнишь? Такой традиционный корейский дом, весь из дерева».
Только один человек знал маму достаточно хорошо.
Мина
Лето 2014 г.
Глядя на свое отражение в зеркале ванной, Мина накрасила губы помадой цвета пепельной розы, которую купила вместе с миссис Бэк на рынке в одной из лавок, где все по доллару. Ранее, когда они обедали рисом и остатками панчана за витриной лавки Мины, миссис Бэк сказала:
— Вы выглядите такой утомленной. А ведь когда-то вы прихорашивались, разве нет? — Она улыбнулась приятным воспоминаниям. — Помню, вы даже ходили на работу в таких длинных, широких юбках. Кажется, вы тогда работали в супермаркете?
Мина невольно посмеялась над собой — какой наивной она когда-то была.
— Я хотела произвести хорошее впечатление, — объяснила она, вспоминая, как впервые увидела мистера Кима — легкое касание его пальцев, когда он передал ей сдачу, тяжесть холодных монет в раскрытой ладони, розовая бумажка с объявлением: «Требуется работник», его мягкие, приветливые глаза.
— Почему бы вам не подкраситься немного? — спросила миссис Бэк, закрывая свой судочек с обедом. — Вы похожи на бабушку, а внуков-то у вас еще нет.
— Знаете, сколько мне лет?
— Ну и что же? А вы знаете, сколько лет мне? Я старше вас.
— Какая разница, как я выгляжу?
— Может, вас порадует отражение в зеркале. Меня вот радует. Когда я крашу губы или брови, то чувствую себя живой, как будто забочусь о себе. Мне кажется, словно я хозяйка своей жизни. Будто все в моих руках.
— Может, вы и правы.
— Давайте сходим в лавку «Все по доллару» и купим вам какой-нибудь косметики.
Вскоре они уже стояли рядом, соприкасаясь руками, и рассматривали небольшой ассортимент помад на стенде с косметикой: тональными кремами, пудрой и румянами. Мина нанесла несколько оттенков на тыльную сторону ладони, пока не дошла до пепельной розы, и миссис Бэк тут же воскликнула:
— Вот, то, что нужно!
— Вы так думаете?
— Конечно. Красиво, но не броско, не правда ли? Надо начинать с малого.
— Возможно, когда-нибудь я дорасту до красного.
Мина встала в соблазнительную позу — уперлась кулаком в талию и выпятила бедро, — тем самым рассмешив миссис Бэк.
— Пожалуй. Только, боюсь, к тому времени мы уже сляжем в могилы. Наверное, будем похожи на близнецов.
Теперь, глядя на свое отражение в зеркале, Мина засунула указательный палец в рот, сжала губами и вытащила обратно — благодаря этому приему, которому ее научила миссис Бэк, помада не пачкала зубы. Затем Мина растерла немного цвета по щекам, освежая лицо. Если замазать темные круги под глазами тональным кремом, то, несмотря на возраст, она может показаться красивой или по крайней мере помолодевшей.
Через открытое окно доносились запахи жарившегося на гриле карне асада — запахи мяса, цитруса и чеснока. В животе заурчало. Оторвав кусок туалетной бумаги, Мина стерла помаду с губ.
Зазвонил телефон. Неужели Марго? Или очередной приставучий продавец, пытающийся всучить ей что-то на английском? Мина бросилась в гостиную и сняла трубку.
— Миссис Ли? — спросил хриплый мужской голос.
Мина узнала бы этот голос где угодно. Она ахнула и тут же бросила трубку.
Мина всегда боялась неожиданного стука в дверь, который напоминал ей о том, как полицейские пришли к ней в Сеуле, чтобы сообщить о смерти мужа и дочери. И когда на следующий день кто-то постучал в квартиру, она на мгновение притаилась — может, пришедший решит, что никого нет дома, и уйдет? Стук повторился, и Мина осознала, что ее выдает телевизор. Она прокралась к двери, избегая глазка, который тоже мог ее выдать.
Прошла минута.
— Кто это? — настороженно спросила она.
— Это я. — Послышалось хриплое покашливание. — Мистер Ким.
О, нет, только не это, нет…
— Уходи! — неожиданно для себя закричала Мина. — Уходи!
Она рухнула на пол и на четвереньках поползла в спальню, где забилась в угол и принялась ждать, пока не стихнут все звуки, за исключением журчания воды в соседской уборной. Время словно застыло.
Когда они виделись в последний раз? Больше двадцати шести лет назад. Казалось, он говорит с ней из прошлого, с колеса обозрения, на котором Мина открыла глаза и окинула взглядом красоту этого мира, который в то мгновение казался совершенно безобидным. Весь мир, вся жизнь пульсировала, как колесо обозрения, свежая и яркая, с запахом океана, смывающим ее боль и скорбь, которые не давали спать по ночам.
Более двадцати шести лет назад она взяла пистолет из ящика стола мистера Кима, сунула в сумочку и как ни в чем не бывало отправилась в супермаркет. Она хотела убить мистера Пака, но его там не оказалось. Позже она спрятала оружие дома в шкафу, чтобы обезопасить Марго и убрать эту часть своей жизни как можно дальше.
После продолжительной тишины она проверила глазок. Никого.
Однако под дверью лежала записка:
«Пожалуйста, позвони мне. У меня осталось мало времени. У меня рак. Я умираю. Я могу тебе помочь. Я хочу помочь тебе с семьей».
Мина повернулась к кофейному столику и ударила статуэтку Девы Марии, двойника стоящей в ее лавке. Та опрокинулась и с треском упала на пол.
Когда небо засияло закатными цветами грейпфрута и апельсина, Мина набрала его номер. С его визита прошло почти две недели. В какой-то мере она надеялась, что он просто исчезнет или даже умрет и ей не придется с ним встречаться, не придется о нем думать, но, с другой стороны, мысль о том, что его больше нет в этом мире, была невыносима.
Все это время она избегала миссис Бэк, пойманная в ловушку сомнения — позвонить ему или нет. Днями и ночами она размышляла, пытаясь угадать, о каком выборе потом будет жалеть больше всего. Поможет ли он ей? И если да, то как? Может ли она довериться ему настолько, чтобы снова впустить в свою жизнь? Или все это было уловкой, чтобы унизить ее, как он сделал, когда ее бросил или когда не появился на встрече в Лас-Вегасе? Какое оправдание у него тогда было? Сколько еще унижений она сможет вынести?
Двадцать лет назад он отыскал ее адрес и отправил письмо с просьбой встретиться с ним в Лас-Вегасе, если у нее есть возможность.
«Я собираюсь на неделю в Лас-Вегас. Ты сможешь приехать и встретиться со мной? Я буду в этом отеле. Спроси меня у портье. Пожалуйста, никому об этом не рассказывай».
Ради него Мина поехала в пустыню. Она собиралась познакомить его с Марго, которой тогда исполнилось шесть. Она не знала, что он делал в Вегасе, но отлично помнила их совместную поездку туда давным-давно, когда они объедались американской едой, играли в автоматы до рассвета, занимались любовью в тусклом свете восходящего солнца и спали до обеда.
Мина сложила в машину вещи и усадила на заднее сиденье ничего не подозревающую дочь. Она не знала, как объяснить ей эту поездку, и решила не говорить ни слова о мистере Киме на случай, если по какой-то причине он не появится, или если он переменился или не захочет иметь с ними ничего общего, или если окажется, что вся переписка была ужасным недоразумением.
Тогда Мина первый и последний раз ездила по автостраде. Она ехала ниже разрешенной скорости. Несмотря на нервирующие сигналы машин, она запомнила не пересохший, бедный пейзаж и страх, который испытывала, проезжая в одиночестве такое большое расстояние, а то, как колотилось сердце, отдаваясь в горле, при мысли о мистере Киме, их времени вместе в постели или на колесе обозрения и удовольствии, радости, которые она испытала рядом с ним, впервые со смерти мужа и дочери.
Однако он так и не объявился. В отеле, где они должны были встретиться, не знали его имени. С тех пор она ничего о нем не слышала.
И вот это повторялось снова. Грызя ногти, Мина набрала междугородный номер на записке, которую он подсунул под дверь. Что на нее нашло? Его жизнь подходила к концу, да и ей наверняка недолго осталось, и, возможно, она просто хотела вновь услышать его голос напоследок. Ей нужно было знать, что время, которое они провели вместе, не было фантазией, воображением. Ей нужно было удостовериться, что все произошедшее в какой-то мере реально.
— Не думал, что ты позвонишь. — Его голос звучал так устало и хрипло, что испугал ее.