Последняя гостья
Часть 36 из 49 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
«Я — 18:40
Лус — 20:00
Коннор — 20:10
Паркер — 20:30».
Я продолжала вспоминать события того вечера, пытаясь увидеть среди них нечто новое. И гадала, действительно ли каждый присутствующий отчитался за все проведенное на вечеринке время.
После того как все собрались, Грег Рэндолф затеял игру; Лус показала мне разбитое окно; отключилось электричество, и Элли Арнолд упала в бассейн — или ее столкнули; потом Паркер помог мне навести порядок в ванной; следом состоялась его ссора с Лус наверху, а Коннор стал пробираться к выходу, но я его не отпустила.
В половине восьмого утра я уже стояла у боковой двери медицинского центра при больнице, ожидая, когда ее отопрут. Мягкий щелчок автоматического замка — и я в здании.
Я разыскала ее кабинет в белом лабиринте коридоров. На табличке ее фамилия значилась вместе с тремя другими. Хотя, согласно табличке, прием начинался с половины девятого, я знала, что она должна явиться заранее.
Первой я увидела тень — без звука шагов, — выплывающую из-за угла. Затем женщину: туфли на резиновой плоской подошве, классические брюки, синяя облегающая блузка. Зачесанные назад и заколотые в хвост низко на затылке волосы, кофе в одной руке, телефон в другой. Лус. По-прежнему глядя в свой телефон, она остановилась сразу же, как только вывернула из-за угла, будто почувствовала что-то не то. Нечто неуместное.
Подняв голову, она дважды моргнула, ее лицо не выражало ничего.
— Привет, — подала голос я.
Она все так же смотрела на меня, словно не узнавая.
А потом что-то как будто прояснилось, поместило меня в контекст, вытащило из памяти.
— Эйвери? — спросила она. И оглянулась через плечо, словно я могла ждать кого-то другого.
— Я надеялась застать тебя до начала приема, — я постучала по табличке на ее двери — в напоминание, что просто ориентируюсь на общедоступную информацию. — Надеялась поговорить с тобой.
— Все хорошо? — Она направлялась ко мне, и я задумалась, имеет ли она в виду Паркера. Близки ли они все еще и теперь она волнуется за своего парня — просто потому, что они взяли паузу, а может, и не брали вовсе. Может, она осталась дома только из-за работы, а Паркер соврал. И уже далеко не в первый раз.
— Да. То есть нет, не поручусь. Церемония в память о Сэди на этой неделе, помнишь? Паркер уже там. А с этим расследованием все не так просто, как оказалось.
Она сунула телефон в сумочку, вынула ключи, отперла дверь.
— Я и не думала, что просто, — с самого начала. — Она придержала дверь для меня ногой, поманила за собой в кабинет, включила верхний свет и бросила сумку за стойку у входа. Кабинет был маленьким, со стульями вдоль стены напротив стойки и узким коридором, в котором с того места, где мы стояли, виднелось несколько открытых дверей.
Она бросила взгляд на часы:
— У нас есть минут десять в запасе до прихода секретаря. Она всегда является рано.
Под моим пристальным взглядом она нахмурилась. Но это я просто от удивления. Она совсем не походила на девушку, с которой я познакомилась прошлым летом, — девушку в белых капри, с золотыми украшениями и безупречно подстриженными волосами длиной чуть ниже ключиц. Неужели и я показалась ей другой, не такой, как в пределах Литтлпорта? Этот город наделял людей особыми свойствами. Потому они и съезжались туда. В окружении гор и океана они словно вырастали, какими не были больше нигде. Превращались в тех, кто способен провести каяк через буруны прибоя, взойти на вершину горы и посмотреть поверх деревьев на склоне вдаль, на океан, в полной уверенности, что этот вид принадлежит им по праву. В тех, кому проще простого вернуться домой вовремя — как раз к вечернему ужину с омарами под шампанское. В тех, кто достоин всего, что только могут предложить здешние места.
Лус взглянула на закрытую дверь и прокашлялась. Я упускала ее теперь, когда у нее появилось время подумать. Осознать, что я разыскала ее и провела за рулем полдня, только чтобы появиться здесь перед ней.
— Когда ты в последний раз говорила с Паркером? — спросила я.
Этим вопросом удалось завладеть ее вниманием: она чуть шире открыла глаза, у нее слегка перехватило дыхание. Почти так, будто она испугалась.
— Мы почти не общались с тех пор, как расстались.
— Когда это было?
Она склонила голову набок.
— В прошлом сентябре. Строго говоря, той самой ночью. Когда состоялась вечеринка.
— Что? — Я вновь увидела ее, как наяву, вылетающей из двери верхней спальни. С диким взглядом. Неужели тогда он ее и отшил? Или это она — его?
— Той ночью мы поссорились, но это была просто последняя капля. Та самая, которая развязывает язык, понимаешь?
Я слышала их, находясь в ванной. Удар об стену. Я понизила голос:
— Он тебя ударил?
— Паркер? Нет. Ничего подобного… Он открыл дверь, чтобы уйти, а я с грохотом захлопнула ее. — Она покачала головой. — Мне просто хотелось в кои-то веки узнать правду. Так осточертело вранье.
— Но я же видела тебя. На панихиде.
Видела, как она стояла рядом с Паркером и следила за мной. Он наклонился, зашептал ей на ухо, и она вздрогнула, отвернулась…
— Да, это он попросил — ну, сказал, что нехорошо это будет выглядеть, если мы расстанемся в ночь смерти его сестры. — Она закатила глаза. — Представляешь? Даже тогда их заботило, как это будет выглядеть. Мы согласились поддерживать видимость до похорон, пока все не закончится и я не приступлю к работе, — она обвела рукой комнату. — В сущности, мы просто… отдалились. Нам больше было нечего сказать друг другу. С тех пор я прилагала все старания, чтобы не пересекаться с Ломанами. И пока что мне это удавалось.
— А я думала, ты… ну, ты же им вроде бы нравилась. И они тебе как будто тоже.
Она рассмеялась, удивив меня.
— Еще бы. У них была масса всяких «вроде бы» и «как будто». — Глядя на меня, она покусала себя за щеку изнутри. Этой нервной привычки я за ней раньше никогда не замечала. — Ты в шахматы когда-нибудь играла?
Мой отец играл, но его шахматы куда-то затерялись при первом переезде, и потом, играть я все равно не умела.
— Думаешь, они ведут игру? — спросила я.
Она провела ладонью по голове и вниз по конскому хвосту.
— Я думаю, они и есть игра, Эйвери. Шахматные слоны и кони. Короли и ферзи. Пешки.
Я потеряла нить, не уловила сути метафоры.
— Тебе кажется, что ты была пешкой?
А может, она имела в виду меня.
Она сжала губы и не ответила.
— Ради короля они пожертвуют чем угодно.
Мне вспомнилось, чему учил меня Грант, — что ради победы надо быть готовым рискнуть. Быть готовым с чем-нибудь расстаться. И приготовиться проиграть.
— Насквозь гнилая семейка, — продолжала она, понизив голос почти до шепота. — Терпеть друг друга не могут.
— Да нет же… — без особой убежденности возразила я, думая: они смыкают ряды. Когда что-то не ладится, они покрывают своих. Готовят Паркера к передаче компании. Двигают карьеру Сэди. Направляют их в жизни. Но вместе с тем я своими глазами видела враждебность в отношениях между Сэди и Паркером. Лус не могла не заметить ее. Я думала, может, она проистекает из ревности, из родительских ожиданий, типичного для братьев и сестер соперничества, но могла и ошибаться.
— Все это липа, — продолжала она. — Представляю, на что они пошли, лишь бы убедить тебя, — все они до единого. Все фальшивка. Ничего настоящего.
Но именно Лус указала на меня. Так говорил мне детектив Коллинз.
— Ты сказала полиции, что я была помешана на Сэди.
Она сделала глубокий вдох.
— Тот детектив… он что-то вынюхивал. И мне не хотелось, чтобы он нашел это что-то во мне. Он расспрашивал про каждый мой шаг. Где я была — прямо посекундно. Было так трудно вспоминать каждую деталь. Что я делала, что видела… — Она закрыла глаза, и я увидела, как двигаются глазные яблоки под опущенными веками. — А что я должна была подумать? Когда я приехала туда прошлым летом, ты явно не обрадовалась мне. Так что я ему, в сущности, не соврала.
— Просто я даже не знала, что ты приедешь, — объяснила я. — Никто меня не предупредил.
Она повертела в руках свой стакан с кофе, отпила длинный глоток и бросила стакан с остатками в мусорную корзину возле стола.
— Поначалу я думала, ты нацелилась на Паркера. Но потом увидела, как ты общаешься с Сэди. Не знаю, что вышло между вами тем летом, но да, я сказала полиции. Для меня тот вечер был сплошным унижением, мне осточертело вспоминать его. Да еще Сэди… Господи. Мне хотелось только одного — вырваться оттуда, — договаривая, она невольно передернулась.
— Хочешь сказать, у них были причины сделать упор на тебя?
Ее губы сжались в тонкую линию.
— Нет, не на меня.
Значит, на Паркера. Она имела в виду Паркера. Причастность Паркера затянула бы в эту трясину и ее. Так можно не просто перенести кого-нибудь в другой мир, но и утащить на дно. Этот урок мы обе усвоили благодаря Ломанам.
Лус надела белый халат. Приколола бейджик с именем. Я задумалась о том, как мы одеваемся, чтобы преподнести себя окружающим. Как влезаем в чужое обличье, чужую кожу. Как меняем внешний вид, чтобы о чем-либо заявить друг другу. Так и Лус теперь: «Я — тот человек, который тебе поможет». Или: «Мое место здесь».
Она снова взглянула на часы.
— Так ты за этим пришла? Этого достаточно?
— Сэди убили. Ту записку написала не она.
Долгое время она смотрела на меня, ее руки замерли на бейджике с именем. Наконец она провела ладонями по белому халату. Понизила голос:
— Хочешь узнать, нет ли у меня подозрений насчет кого-нибудь из остальных?
А как же иначе? Зачем еще я тащилась в такую даль?
— Ты лучше меня знаешь, что было между ними. — Я прокашлялась. — Ты видела там их всех.
А я находилась вплотную к ним, и моему взгляду недоставало четкости. Кроме того, как она сказала мне в день нашей первой встречи, она дольше знакома с ними.
— Видела.
— По-моему, Сэди хотелось сбежать оттуда. Кажется, она что-то разузнала про свою семью.
Лус — 20:00
Коннор — 20:10
Паркер — 20:30».
Я продолжала вспоминать события того вечера, пытаясь увидеть среди них нечто новое. И гадала, действительно ли каждый присутствующий отчитался за все проведенное на вечеринке время.
После того как все собрались, Грег Рэндолф затеял игру; Лус показала мне разбитое окно; отключилось электричество, и Элли Арнолд упала в бассейн — или ее столкнули; потом Паркер помог мне навести порядок в ванной; следом состоялась его ссора с Лус наверху, а Коннор стал пробираться к выходу, но я его не отпустила.
В половине восьмого утра я уже стояла у боковой двери медицинского центра при больнице, ожидая, когда ее отопрут. Мягкий щелчок автоматического замка — и я в здании.
Я разыскала ее кабинет в белом лабиринте коридоров. На табличке ее фамилия значилась вместе с тремя другими. Хотя, согласно табличке, прием начинался с половины девятого, я знала, что она должна явиться заранее.
Первой я увидела тень — без звука шагов, — выплывающую из-за угла. Затем женщину: туфли на резиновой плоской подошве, классические брюки, синяя облегающая блузка. Зачесанные назад и заколотые в хвост низко на затылке волосы, кофе в одной руке, телефон в другой. Лус. По-прежнему глядя в свой телефон, она остановилась сразу же, как только вывернула из-за угла, будто почувствовала что-то не то. Нечто неуместное.
Подняв голову, она дважды моргнула, ее лицо не выражало ничего.
— Привет, — подала голос я.
Она все так же смотрела на меня, словно не узнавая.
А потом что-то как будто прояснилось, поместило меня в контекст, вытащило из памяти.
— Эйвери? — спросила она. И оглянулась через плечо, словно я могла ждать кого-то другого.
— Я надеялась застать тебя до начала приема, — я постучала по табличке на ее двери — в напоминание, что просто ориентируюсь на общедоступную информацию. — Надеялась поговорить с тобой.
— Все хорошо? — Она направлялась ко мне, и я задумалась, имеет ли она в виду Паркера. Близки ли они все еще и теперь она волнуется за своего парня — просто потому, что они взяли паузу, а может, и не брали вовсе. Может, она осталась дома только из-за работы, а Паркер соврал. И уже далеко не в первый раз.
— Да. То есть нет, не поручусь. Церемония в память о Сэди на этой неделе, помнишь? Паркер уже там. А с этим расследованием все не так просто, как оказалось.
Она сунула телефон в сумочку, вынула ключи, отперла дверь.
— Я и не думала, что просто, — с самого начала. — Она придержала дверь для меня ногой, поманила за собой в кабинет, включила верхний свет и бросила сумку за стойку у входа. Кабинет был маленьким, со стульями вдоль стены напротив стойки и узким коридором, в котором с того места, где мы стояли, виднелось несколько открытых дверей.
Она бросила взгляд на часы:
— У нас есть минут десять в запасе до прихода секретаря. Она всегда является рано.
Под моим пристальным взглядом она нахмурилась. Но это я просто от удивления. Она совсем не походила на девушку, с которой я познакомилась прошлым летом, — девушку в белых капри, с золотыми украшениями и безупречно подстриженными волосами длиной чуть ниже ключиц. Неужели и я показалась ей другой, не такой, как в пределах Литтлпорта? Этот город наделял людей особыми свойствами. Потому они и съезжались туда. В окружении гор и океана они словно вырастали, какими не были больше нигде. Превращались в тех, кто способен провести каяк через буруны прибоя, взойти на вершину горы и посмотреть поверх деревьев на склоне вдаль, на океан, в полной уверенности, что этот вид принадлежит им по праву. В тех, кому проще простого вернуться домой вовремя — как раз к вечернему ужину с омарами под шампанское. В тех, кто достоин всего, что только могут предложить здешние места.
Лус взглянула на закрытую дверь и прокашлялась. Я упускала ее теперь, когда у нее появилось время подумать. Осознать, что я разыскала ее и провела за рулем полдня, только чтобы появиться здесь перед ней.
— Когда ты в последний раз говорила с Паркером? — спросила я.
Этим вопросом удалось завладеть ее вниманием: она чуть шире открыла глаза, у нее слегка перехватило дыхание. Почти так, будто она испугалась.
— Мы почти не общались с тех пор, как расстались.
— Когда это было?
Она склонила голову набок.
— В прошлом сентябре. Строго говоря, той самой ночью. Когда состоялась вечеринка.
— Что? — Я вновь увидела ее, как наяву, вылетающей из двери верхней спальни. С диким взглядом. Неужели тогда он ее и отшил? Или это она — его?
— Той ночью мы поссорились, но это была просто последняя капля. Та самая, которая развязывает язык, понимаешь?
Я слышала их, находясь в ванной. Удар об стену. Я понизила голос:
— Он тебя ударил?
— Паркер? Нет. Ничего подобного… Он открыл дверь, чтобы уйти, а я с грохотом захлопнула ее. — Она покачала головой. — Мне просто хотелось в кои-то веки узнать правду. Так осточертело вранье.
— Но я же видела тебя. На панихиде.
Видела, как она стояла рядом с Паркером и следила за мной. Он наклонился, зашептал ей на ухо, и она вздрогнула, отвернулась…
— Да, это он попросил — ну, сказал, что нехорошо это будет выглядеть, если мы расстанемся в ночь смерти его сестры. — Она закатила глаза. — Представляешь? Даже тогда их заботило, как это будет выглядеть. Мы согласились поддерживать видимость до похорон, пока все не закончится и я не приступлю к работе, — она обвела рукой комнату. — В сущности, мы просто… отдалились. Нам больше было нечего сказать друг другу. С тех пор я прилагала все старания, чтобы не пересекаться с Ломанами. И пока что мне это удавалось.
— А я думала, ты… ну, ты же им вроде бы нравилась. И они тебе как будто тоже.
Она рассмеялась, удивив меня.
— Еще бы. У них была масса всяких «вроде бы» и «как будто». — Глядя на меня, она покусала себя за щеку изнутри. Этой нервной привычки я за ней раньше никогда не замечала. — Ты в шахматы когда-нибудь играла?
Мой отец играл, но его шахматы куда-то затерялись при первом переезде, и потом, играть я все равно не умела.
— Думаешь, они ведут игру? — спросила я.
Она провела ладонью по голове и вниз по конскому хвосту.
— Я думаю, они и есть игра, Эйвери. Шахматные слоны и кони. Короли и ферзи. Пешки.
Я потеряла нить, не уловила сути метафоры.
— Тебе кажется, что ты была пешкой?
А может, она имела в виду меня.
Она сжала губы и не ответила.
— Ради короля они пожертвуют чем угодно.
Мне вспомнилось, чему учил меня Грант, — что ради победы надо быть готовым рискнуть. Быть готовым с чем-нибудь расстаться. И приготовиться проиграть.
— Насквозь гнилая семейка, — продолжала она, понизив голос почти до шепота. — Терпеть друг друга не могут.
— Да нет же… — без особой убежденности возразила я, думая: они смыкают ряды. Когда что-то не ладится, они покрывают своих. Готовят Паркера к передаче компании. Двигают карьеру Сэди. Направляют их в жизни. Но вместе с тем я своими глазами видела враждебность в отношениях между Сэди и Паркером. Лус не могла не заметить ее. Я думала, может, она проистекает из ревности, из родительских ожиданий, типичного для братьев и сестер соперничества, но могла и ошибаться.
— Все это липа, — продолжала она. — Представляю, на что они пошли, лишь бы убедить тебя, — все они до единого. Все фальшивка. Ничего настоящего.
Но именно Лус указала на меня. Так говорил мне детектив Коллинз.
— Ты сказала полиции, что я была помешана на Сэди.
Она сделала глубокий вдох.
— Тот детектив… он что-то вынюхивал. И мне не хотелось, чтобы он нашел это что-то во мне. Он расспрашивал про каждый мой шаг. Где я была — прямо посекундно. Было так трудно вспоминать каждую деталь. Что я делала, что видела… — Она закрыла глаза, и я увидела, как двигаются глазные яблоки под опущенными веками. — А что я должна была подумать? Когда я приехала туда прошлым летом, ты явно не обрадовалась мне. Так что я ему, в сущности, не соврала.
— Просто я даже не знала, что ты приедешь, — объяснила я. — Никто меня не предупредил.
Она повертела в руках свой стакан с кофе, отпила длинный глоток и бросила стакан с остатками в мусорную корзину возле стола.
— Поначалу я думала, ты нацелилась на Паркера. Но потом увидела, как ты общаешься с Сэди. Не знаю, что вышло между вами тем летом, но да, я сказала полиции. Для меня тот вечер был сплошным унижением, мне осточертело вспоминать его. Да еще Сэди… Господи. Мне хотелось только одного — вырваться оттуда, — договаривая, она невольно передернулась.
— Хочешь сказать, у них были причины сделать упор на тебя?
Ее губы сжались в тонкую линию.
— Нет, не на меня.
Значит, на Паркера. Она имела в виду Паркера. Причастность Паркера затянула бы в эту трясину и ее. Так можно не просто перенести кого-нибудь в другой мир, но и утащить на дно. Этот урок мы обе усвоили благодаря Ломанам.
Лус надела белый халат. Приколола бейджик с именем. Я задумалась о том, как мы одеваемся, чтобы преподнести себя окружающим. Как влезаем в чужое обличье, чужую кожу. Как меняем внешний вид, чтобы о чем-либо заявить друг другу. Так и Лус теперь: «Я — тот человек, который тебе поможет». Или: «Мое место здесь».
Она снова взглянула на часы.
— Так ты за этим пришла? Этого достаточно?
— Сэди убили. Ту записку написала не она.
Долгое время она смотрела на меня, ее руки замерли на бейджике с именем. Наконец она провела ладонями по белому халату. Понизила голос:
— Хочешь узнать, нет ли у меня подозрений насчет кого-нибудь из остальных?
А как же иначе? Зачем еще я тащилась в такую даль?
— Ты лучше меня знаешь, что было между ними. — Я прокашлялась. — Ты видела там их всех.
А я находилась вплотную к ним, и моему взгляду недоставало четкости. Кроме того, как она сказала мне в день нашей первой встречи, она дольше знакома с ними.
— Видела.
— По-моему, Сэди хотелось сбежать оттуда. Кажется, она что-то разузнала про свою семью.