Последние дни наших отцов
Часть 56 из 58 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Толстяк бросился к Лоре и обнял ее изо всех сил.
— Я так боялась, что больше тебя не увижу! — воскликнула она.
Она за него боялась. Толстяк закрыл глаза от счастья и незаметно положил руку на голову нового Сына.
— Что ты делаешь в Париже? — спросил гигант.
— Приехала повидать отца Пэла. Здесь со мной еще Станислас и Дофф.
Они улыбались друг другу.
— Поехали с нами в Лондон, — сказала Лора. — Возвращайся в Лондон. Хочешь?
— Да.
— Тебя все ждут. Мы хотим съездить в поместье моих дедушки с бабушкой. На несколько дней. Помянуть Пэла и погибших.
— Все вместе?
— Все вместе. Как во время учебы. Только не нужно будет вставать ни свет ни заря. Мы больше не будем мучиться. Мы победили в войне.
Из коляски послышался лепет Филиппа.
— Хочешь, понеси его? — предложила Лора.
— Очень хочу…
Она передала сына в руки переполненного любовью Толстяка, тот бережно прижал его к себе, и малыш положил свои ручонки на громадные щеки того, кто отчасти заменит ему отца.
Что с ними будет? Это уже неважно. Когда-нибудь демоны вернутся, они это знали. Ведь Человечество так легко забывает. Оно возведет для памяти монументы и статуи, оно доверит свою память камням. Камни не забывают, но их никто не слушает. И демоны вернутся. Но где-то всегда будут оставаться Люди.
— Что с нами будет? — спросил Толстяк.
— Это неважно, — ответила Лора, беря его за свободную руку.
— А я нашел себе невесту, — гордо объявил он.
Она улыбнулась.
— Ты лучший человек на свете.
Он покраснел.
— Ее зовут Саския… Это тоже боевое прозвище. Сегодня она сказала, что любит меня…
— Я тоже тебя люблю! — возмутилась Лора и поцеловала его в щеку долгим, крепким поцелуем. Так Толстяка еще никто не целовал. Он вздохнул от счастья — они обе его любят!
— Быть может, у нас с Саскией будут дети, — сказал он.
— Очень тебе этого желаю.
Они дошли до Сены и постояли, прижавшись друг к другу. Смотрели на реку, думали о будущей жизни. Те, кто не хотел больше любить, в конце концов полюбят снова, а те, кто хотел быть любимым, наверняка ими будут. Любить можно не раз. По-разному.
В те же минуты отец на улице Бак лежал на кровати сына, прижимая к себе чемодан. Он больше не проснется. Он выплакал последние слезы, горе уносило его. Не будет больше сына, не будет писем. Старик закрыл глаза и приготовился умереть.
Это был хороший день. Один из тех дней, когда жизнь хороша без особой причины. Высоко в небесах парили два силуэта: отец встретился со своим мальчиком. Наконец-то они поцеловали друг друга.
Эпилог
Декабрь 1955 года. Они все собрались в поместье в Сассексе.
Прошло время. В мае 1945 года закончилась война, в январе 1946 года было окончательно расформировано УСО.
Они стояли у фонтана и вспоминали. Время стирало многое: чем дальше, тем труднее становилось хранить все в памяти. И чтобы не забывать, они каждый год собирались вместе в один и тот же день, в одном и том же месте. И вспоминали Пэла, Фарона, Эме и всех, кто погиб на войне.
Они сидели в гостиной. Собрались все, с семьями: дети весело играли у огромного окна. Здесь царила радость.
Клод стал начальником отдела в Министерстве иностранных дел на набережной Орсе. Он был помолвлен. Иногда, если выдавалось свободное время, верил в Бога.
Кей так и не вернулся во Францию. Его взяли в Секретную разведывательную службу. Теперь у него была жена и двое детей, и самой большой угрозой он считал коммунистов.
Адольф Дофф Штайн тоже женился. Он был отцом трех прелестных детей и возглавлял в Лондоне крупное текстильное предприятие. Он сохранил тайну.
Станислас тоже никому ничего не сказал и никогда не скажет. После войны он снова стал работать адвокатом, а теперь наконец вышел на пенсию и считал, что заслужил ее сполна. Он тайком раздавал детям шоколадки, те в восторге называли его дедушкой.
В гостиную вошла Лора, неся поднос с напитками и пирогами. Ей исполнилось тридцать пять, она была все такая же красивая и лучистая. Она так никого и не встретила после смерти Пэла, но однажды кого-нибудь встретит и у нее будут еще дети. Перед ней была долгая жизнь.
Толстяк сидел на полу, смеялся и шутил с детьми. Они все были его детьми. Саския так и не приехала в Лондон; иногда он мечтал о ней. После войны он пошел работать официантом во французский ресторан в Лондоне. И нередко запускал в блюда пальцы. Но незаметно.
Среди смеющихся детей был и одиннадцатилетний Филипп. Красивый мальчик, милый, смешливый, умный, верный. Точная копия отца, но ему из деликатности никто об этом не говорил.
Когда они съели по куску пирога, Толстяк взял Филиппа за руку и повел на улицу. Он часто приходил за ним в школу. Не проходило дня, чтобы они не виделись.
Две фигуры подошли к фонтану, погладили гранит. Потом направились к большому пруду. В небе разлетались на ночь последние птицы.
— Мне уже целых одиннадцать, что мне надо знать о жизни? — спросил Филипп.
Толстяк с минуту подумал.
— Не надо обижать лис. Когда увидишь лису, дай ей хлеба. Это важно. Лисы часто голодают.
Мальчик кивнул.
— А еще?
— Будь хорошим парнем.
— Ага.
— Будь нежен с матерью. Главное, помогай ей хорошенько. Твоя мать — потрясающая женщина.
— Да.
Молчание.
— Хорошо бы ты был моим отцом, — сказал мальчик.
— Не говори так!
— Это правда.
— Не говори так, я сейчас заплачу!
— Папа…
— Не называй меня так!
— Папа, а война когда-нибудь снова будет?
— Наверняка.
— И что мне тогда делать?
— То, что подскажет сердце.
— А тебе что подсказывало сердце на войне?
— Быть храбрым. Храбрость — это не когда тебе не страшно. Это когда страшно, но ты все равно не поддаешься.
— А вы все, что вы делали в те годы? В годы, о которых теперь нельзя говорить…
Толстяк не ответил, только улыбнулся.
— Ты мне так и не скажешь, да? — вздохнул мальчик.
— Не скажу.
— Может, кто-нибудь напишет про это книгу. Тогда я и узнаю.
— Нет.
— Почему? Я люблю книги!
— Я так боялась, что больше тебя не увижу! — воскликнула она.
Она за него боялась. Толстяк закрыл глаза от счастья и незаметно положил руку на голову нового Сына.
— Что ты делаешь в Париже? — спросил гигант.
— Приехала повидать отца Пэла. Здесь со мной еще Станислас и Дофф.
Они улыбались друг другу.
— Поехали с нами в Лондон, — сказала Лора. — Возвращайся в Лондон. Хочешь?
— Да.
— Тебя все ждут. Мы хотим съездить в поместье моих дедушки с бабушкой. На несколько дней. Помянуть Пэла и погибших.
— Все вместе?
— Все вместе. Как во время учебы. Только не нужно будет вставать ни свет ни заря. Мы больше не будем мучиться. Мы победили в войне.
Из коляски послышался лепет Филиппа.
— Хочешь, понеси его? — предложила Лора.
— Очень хочу…
Она передала сына в руки переполненного любовью Толстяка, тот бережно прижал его к себе, и малыш положил свои ручонки на громадные щеки того, кто отчасти заменит ему отца.
Что с ними будет? Это уже неважно. Когда-нибудь демоны вернутся, они это знали. Ведь Человечество так легко забывает. Оно возведет для памяти монументы и статуи, оно доверит свою память камням. Камни не забывают, но их никто не слушает. И демоны вернутся. Но где-то всегда будут оставаться Люди.
— Что с нами будет? — спросил Толстяк.
— Это неважно, — ответила Лора, беря его за свободную руку.
— А я нашел себе невесту, — гордо объявил он.
Она улыбнулась.
— Ты лучший человек на свете.
Он покраснел.
— Ее зовут Саския… Это тоже боевое прозвище. Сегодня она сказала, что любит меня…
— Я тоже тебя люблю! — возмутилась Лора и поцеловала его в щеку долгим, крепким поцелуем. Так Толстяка еще никто не целовал. Он вздохнул от счастья — они обе его любят!
— Быть может, у нас с Саскией будут дети, — сказал он.
— Очень тебе этого желаю.
Они дошли до Сены и постояли, прижавшись друг к другу. Смотрели на реку, думали о будущей жизни. Те, кто не хотел больше любить, в конце концов полюбят снова, а те, кто хотел быть любимым, наверняка ими будут. Любить можно не раз. По-разному.
В те же минуты отец на улице Бак лежал на кровати сына, прижимая к себе чемодан. Он больше не проснется. Он выплакал последние слезы, горе уносило его. Не будет больше сына, не будет писем. Старик закрыл глаза и приготовился умереть.
Это был хороший день. Один из тех дней, когда жизнь хороша без особой причины. Высоко в небесах парили два силуэта: отец встретился со своим мальчиком. Наконец-то они поцеловали друг друга.
Эпилог
Декабрь 1955 года. Они все собрались в поместье в Сассексе.
Прошло время. В мае 1945 года закончилась война, в январе 1946 года было окончательно расформировано УСО.
Они стояли у фонтана и вспоминали. Время стирало многое: чем дальше, тем труднее становилось хранить все в памяти. И чтобы не забывать, они каждый год собирались вместе в один и тот же день, в одном и том же месте. И вспоминали Пэла, Фарона, Эме и всех, кто погиб на войне.
Они сидели в гостиной. Собрались все, с семьями: дети весело играли у огромного окна. Здесь царила радость.
Клод стал начальником отдела в Министерстве иностранных дел на набережной Орсе. Он был помолвлен. Иногда, если выдавалось свободное время, верил в Бога.
Кей так и не вернулся во Францию. Его взяли в Секретную разведывательную службу. Теперь у него была жена и двое детей, и самой большой угрозой он считал коммунистов.
Адольф Дофф Штайн тоже женился. Он был отцом трех прелестных детей и возглавлял в Лондоне крупное текстильное предприятие. Он сохранил тайну.
Станислас тоже никому ничего не сказал и никогда не скажет. После войны он снова стал работать адвокатом, а теперь наконец вышел на пенсию и считал, что заслужил ее сполна. Он тайком раздавал детям шоколадки, те в восторге называли его дедушкой.
В гостиную вошла Лора, неся поднос с напитками и пирогами. Ей исполнилось тридцать пять, она была все такая же красивая и лучистая. Она так никого и не встретила после смерти Пэла, но однажды кого-нибудь встретит и у нее будут еще дети. Перед ней была долгая жизнь.
Толстяк сидел на полу, смеялся и шутил с детьми. Они все были его детьми. Саския так и не приехала в Лондон; иногда он мечтал о ней. После войны он пошел работать официантом во французский ресторан в Лондоне. И нередко запускал в блюда пальцы. Но незаметно.
Среди смеющихся детей был и одиннадцатилетний Филипп. Красивый мальчик, милый, смешливый, умный, верный. Точная копия отца, но ему из деликатности никто об этом не говорил.
Когда они съели по куску пирога, Толстяк взял Филиппа за руку и повел на улицу. Он часто приходил за ним в школу. Не проходило дня, чтобы они не виделись.
Две фигуры подошли к фонтану, погладили гранит. Потом направились к большому пруду. В небе разлетались на ночь последние птицы.
— Мне уже целых одиннадцать, что мне надо знать о жизни? — спросил Филипп.
Толстяк с минуту подумал.
— Не надо обижать лис. Когда увидишь лису, дай ей хлеба. Это важно. Лисы часто голодают.
Мальчик кивнул.
— А еще?
— Будь хорошим парнем.
— Ага.
— Будь нежен с матерью. Главное, помогай ей хорошенько. Твоя мать — потрясающая женщина.
— Да.
Молчание.
— Хорошо бы ты был моим отцом, — сказал мальчик.
— Не говори так!
— Это правда.
— Не говори так, я сейчас заплачу!
— Папа…
— Не называй меня так!
— Папа, а война когда-нибудь снова будет?
— Наверняка.
— И что мне тогда делать?
— То, что подскажет сердце.
— А тебе что подсказывало сердце на войне?
— Быть храбрым. Храбрость — это не когда тебе не страшно. Это когда страшно, но ты все равно не поддаешься.
— А вы все, что вы делали в те годы? В годы, о которых теперь нельзя говорить…
Толстяк не ответил, только улыбнулся.
— Ты мне так и не скажешь, да? — вздохнул мальчик.
— Не скажу.
— Может, кто-нибудь напишет про это книгу. Тогда я и узнаю.
— Нет.
— Почему? Я люблю книги!