Порубежник

– Я с вами, – подхватился Глеб.

Матвей потрепал его по волосам и, легонько толкнув, велел собираться. Родственная душа. Что тут еще сказать.

Меньше чем через четверть часа они в сопровождении десятка гвардейцев выехали с подворья. Вообще-то в городе князю ничто не угрожало, но не положено ему кататься по улицам в одиночку. А уж о том, чтобы пойти пешком, так и вовсе речи быть не может. Поэтому выделили лошадь и Михаилу. Уж больно не терпелось Матвею приняться за работу.

Ксения встретила их хлебом-солью. Хлеб вчера испекла, вместе с угощением для детей. При этом она бросила на Михаила осуждающий взгляд, мол, думать нужно, прежде чем что-то делать.

Матвей остался встречей доволен. Отломил кусок хлеба, посолил и отправил в рот, после чего с удовольствием расцеловал хозяйку в разрумянившиеся щеки. «Оскар» этой актрисе! Так сыграть, что даже сам Михаил готов поверить. А ведь все заранее оговорили. Разве только гость ожидался ближе к вечеру. Не думал Романов, что управится так скоро.

Бедный Матвей прямо и не знал, как ему разорваться надвое. Ксения ему явно глянулась. Да еще и кокетничала так умело, что бывалый ловелас распалялся все больше. Вот так и боролся: то на часовом механизме сосредоточится, то на хозяйку засмотрится. А уж она-то себя подать умела.

Вторые часы были уже практически готовы. Как и дополнительный механизм под небольшие мехи со свистулькой и выдвижение самой кукушки. Михаил намеренно остановился, словно не знал, как быть дальше, оставив решение по выходу из тупика на долю сына. Ну так уж вышло, что и внука.

– Михайло, ты по имени и говору вроде как лях, – задумчиво произнес Матвей, крутивший в руках шестеренку.

– Так и есть, князь.

– А как же так выходит, что твоя сестра по-нашему говорит без изъяна? Образа православные, крестится по-нашему. А на тебе меж тем крест католический.

– Так просто все. Не по крови она мне сестра, а названая. С того света меня вынула.

– А до того ты меня с детьми спас.

– У тебя и дети есть? – удивился Матвей, явно отдавая должное ее стройной фигуре.

– Сын и дочка. Михайло настоял в интернат отдать, чтобы наукам учились.

– Это дело доброе. А муж-то где?

– Помер, почитай, уж три года как.

– Все мы смертны, Царствие ему Небесное, – перекрестился князь.

Уже к вечеру решение проблемы вроде как было найдено. Оставалось только воплотить его в жизнь и посмотреть, что из этого получится. Раскрасневшийся и довольный Глеб убежал гулять. Друзья-товарищи нашли его даже здесь. Матвея же хозяйка посадила вечерять. И слушать ничего не желала.

Пока ужинали, князь начал осторожно забрасывать удочки и обхаживать Ксению, заигрывая с ней пока лишь невинными шуточками да замечаниями. Опытный ловелас и обольститель. Самому уж под пятьдесят, а ему все равно все больше нравятся не малолетки глупые, а зрелые женщины, не бутоны, но раскрывшиеся цветы.

На следующий день Матвей вновь навестил их дом. Причина была все та же – ходики с кукушкой. Накануне они вроде и решили проблему, но ведь нужно добиться работы механизма. То, что это можно сделать с большим успехом, в его личной мастерской на княжьем подворье, Матвею в голову как-то не приходило.

Он сел за рабочий стол Михаила, но внимание его было больше сосредоточено на Ксении, играющей роль честной вдовы. Сам Романов изображал озабоченного брата. Ведь видно же, что это всего лишь дурость и блажь, а не серьезные намерения. Ну какая из нее невеста для князя. К тому же женатого.

На третий день знакомства Михаил якобы уехал по делам. Просчитал он все верно. Этим решил воспользоваться Матвей, тайком пришедший к ним домой в отсутствие хозяина. Романов только качал головой, наблюдая за шекспировскими страстями. Ну вот где он еще увидит такой театр?

Впрочем, справедливости ради, играла только Ксения. Матвей, тот всякий раз влюблялся искренне и без оглядки. Правда, потом охладевал, причем совсем необязательно при появлении новой пассии. Скучно ему было крутить долгие романы. Ну что тут сказать. Ему интересен не столько сам секс, сколько процесс соблазнения.

Чтобы опоить его дурманом и зельем правды, Ксении потребовалось не больше часа. А потом она щебетала над ним, одаривала ласками и задавала вопросы, интересовавшие Михаила. Сам же Романов сидел за печью и слушал откровения сына.

– И что, Петр так-таки и умыслил измену? – поиграв языком с его ухом, поинтересовалась Ксения.

– Умыслил, глупец, – пьяно попытавшись притянуть ее к себе, подтвердил князь.

Но женщина легко выскользнула из его объятий и игриво погрозила пальчиком.

– Сначала поговорим, а потом будет тебе и медок. А как все было-то? С чего началось?

– Мономах захотел получать больше, чем давал Петр. Я говорил брату, что это еще от батюшки повелось, и, коли он станет давать требуемое, не оскудеет. А коли ему не хочется, то можно отдать великому князю то, чего он желает, Рудный да Угольный. Его ябетники да мытари сами все дело загубят, а Петр и на худой руде свое возьмет. Поди, мастера не холопы. Как только увидят, что жить стало хуже, так сами к нам и придут. А с годами, как поймет князь, что дело рушится, так и сам отдаст те грады. А что до малой дружины, так срок службы можно сократить с трех до двух лет и часть воев раскидать по пограничным заставам. Эдак при своем и останется. Да брат уперся.

– А ты не хотел его оставить? – продолжала спрашивать Ксения.

– Да как я брата-то оставлю? Готовился встать с ним плечом к плечу, но до поры сидел у себя в Олешье, пока он сговаривался с половцами, да печенегами, чтобы единой стеной встать против великого князя. По всему выходило, что отдать им за то пришлось бы меньше.

– Поди, надельное войско Мономаха-то поболее будет. И оружием да выучкой не уступят.

– Петр время тянул еще и оттого, что сговаривался с князьями полоцкими, чтобы вдарить разом. А там и другие вступили бы в замятню. Так что Мономаху было бы не устоять.

Сидевший за печью Михаил скрежетал зубами, краснел и пыхтел, как самовар. Удумал-таки Петр порушить все его начинания и пустить по ветру труд прошлой жизни. Вот же паразит. Хоть бери и поступай по примеру Тараса Бульбы.

Ксения подошла к печи, и Романов озвучил ей очередной вопрос. После чего она вернулась к Матвею, развалившемуся на постели, и, присев рядом, погладила его голову, не став противиться его руке, прошедшейся по бедру под тонкой тканью сарафана. Будучи одурманен, он не видел в ее поведении ничего странного.

– И что, вы вот так решили порушить то, на что ваш батюшка жизнь положил?

– Петр считал, что батюшка сглупил. Ему бы следовало самому создать свое надельное войско, устроить замятню промеж князей, а потом согнуть их в бараний рог.


– А ты так не считаешь?

– Брата я не бросил бы. Да только добра из этого не получилось бы. Не признали бы нас другие князья. Как воротят морду от меня и нынче. Если только все княжеские роды под корень извести. А это не просто душегубство, но глупость несусветная. Потому как не только князья не видят меня и детей моих своей ровней, но и люд простой не признает нашего права быть над ними. Мы в почете только лишь на своих землях. В иных нас все больше за выскочек почитают. Чтобы переломить это, потребны долгие годы. И я над тем тружусь, памятуя, как действовал батюшка.

– А как так случилось, что Мономах с тебя спрос не учинил?

– Так откуда ему было знать, что я в заговоре участвовал. Все внезапно случилось. Я даже войско собирать не начал, как прилетела весть о том, что случилось в Пограничном.

– А как вышло, что матушку твою и всю семью брата побили?

– Сказывают, что в горячке сечи. Сам толком ничего не ведаю. Пытался разузнать, но все, как один, твердят, что вышло это случайно, а повинных в том тотчас же предали казни…

Пытала она его часа два. За это время Михаил успел узнать многое. Конечно, горько было сознавать, что его сын едва не разжег очередную свару на Руси. Но даже в этом случае ему грозил постриг в монахи и глухой монастырь. О семье и говорить нечего. Если княгиня повинна, то и ей путь в монахини. Детей же под опеку, и старший должен был наследовать отцу. Мономах делал все, чтобы его Правда укоренилась на Руси, а потому поступаться своими же законами не стал бы.

Романов все больше склонялся к тому, что столь жесткий подход был вызван вовсе не заговором. Владимир решил наложить руку на Рудный с его производством и копи Угольного. Что, собственно говоря, и случилось. Матвей с легкостью принял условия великого князя и отдал лакомые куски.

Но это только предположения Михаила. А нужно знать точно. Хорошо бы допросить самого Мечникова. Вот уж кто знает все доподлинно. Но этого на мякине не проведешь и запросто не захватишь. Если кого попроще, дело совсем иное. К примеру, Данилу, который вроде как подался в Новгородские земли. Далековато. Однако перспективы куда лучше, чем охотиться на Федора.





Глава 21

Дружина




Комья снега из-под копыт и студеный ветер в лицо. Заснеженные просторы, покрытые сверкающим на солнце белым покрывалом. Погода просто исключительная. Хотя и морозно, но картина один в один соответствует знаменитым строкам Пушкина «Мороз и солнце, день чудесный!». К сожалению, Михаил не помнил стихотворение целиком, что неудивительно в отношении его личной памяти. О чем он сейчас искренне сожалел. Отчего-то захотелось прочесть именно «Зимнее утро». Ну вот накатило. А ведь когда-то в школе знал его наизусть.

Романов потянул поводья, переводя лошадь с рыси на шаг. Рядом с ним придержала свою кобылку и Ксения, восседающая в седле по-мужски. Длинная, широкая и свободная юбка, укрывающая ноги, вполне способствовала такой посадке. Женщина наотрез отказалась путешествовать в одних только штанах половецких женщин. Но поддеть их все же согласилась.

Это натолкнуло Михаила на идею «изобрести» дамское седло. Раньше в этом как-то не было необходимости. Та же Алия, садясь верхом, пользовалась одеянием кочевников. А так женщины если и путешествовали, то на различных повозках. При их с Ксенией переходе по степи она также сидела по-мужски. Но тогда о серьезных холодах говорить не приходилось и одной юбки было вполне достаточно.

За годы, проведенные в этом мире, он видел десятки самых разнообразных конструкций седел, которые помнит в деталях. А потому выбрать сильные стороны и создать нечто удобное для боковой посадки ему вполне по силам. И да. Никаких кавычек. Ему и впрямь придется создать его с нуля.

– Денек-то какой, а, Михайло? – глубоко вздохнув, блаженно произнесла она.

– День славный. Но ясное небо к лютому ночному морозу.

– И что с того? Поди, без крова над головой не останемся.

– Это если повезет не повстречаться с купеческим караваном. А как случится такой, то, глядишь, и яблоку негде будет упасть.

– Не встанем на постоялом дворе, доедем до башни, а надо будет, так и до следующей, – пожала плечами она, мол, не мешай наслаждаться моментом.

По предложению Михаила семафорная линия была устроена таким образом, что башни ставились вдоль торговых трактов. Как следствие, у сигнальщиков появлялся некий приработок. Они могли принять на постой нескольких путников или купца, караван которого состоял из пары повозок. Более широко служилым развернуться не позволяли.

Но главное, на конюшнях при башнях можно было содержать казенных лошадей – эдакий прообраз почтовых станций. Не все ведь послания можно доверить коду…



Начало февраля не лучшее время для путешествия. Но Михаил не мог откладывать его на более благоприятное время. Буквально десять дней назад ему стало известно о местонахождении Данилы, некогда предавшего Петра и сдавшего Пограничный. Тот и впрямь перебрался на север, только не в Новгородские земли, а в полоцкие княжества. Его возвели в бояре и одарили вотчиной. Нормальное решение, учитывая неспокойный нрав рода Полоцких. Их Мономаху удалось приструнить последними.

Старый князь Всеслав Брячиславич даже пытался создать свое надельное войско, чтобы противостоять Владимиру. Пришлось Михаилу его укоротить. Бог весть сколько он еще прожил бы, но Романов решил ускорить смерть этого неуемного, умного и опасного противника.

По завещанию Всеслава сыновья разделили княжество на шесть уделов. И, как это часто бывает, каждый считал, что умеет править не в пример лучше братьев. Хотя в общем и целом жили они дружно. И, к слову, рассорить их так и не удалось. Но и создать сильное надельное войско они не смогли. Армия же Мономаха перемолола их дружины как жернова зерно.

Но Полоцкие оставались опасными противниками, готовыми взбунтоваться в любой момент. Недаром же Петр Романов решил снестись с ними прежде, чем начать открытое противостояние с великим князем. Так что отправка в этот регион такого лиса, как Данила, была вполне оправданной.

Хотя скорее все же паука. К гадалке не ходить, он опутал все княжества своей паутиной и знает о каждом чихе своих подопечных. В этой связи нет ничего удивительного в том, что бывший князь Черниговский Изяслав Владимирович, а ныне монах Филарет, сделал ставку не на Полоцких, а на князей с западных рубежей Руси…



Часа в четыре пополудни добрались до большого постоялого двора неподалеку от достаточно крепкой слободы. Ну или городка. Вот только слова Михаила оказались пророческими. За крепкой оградой находилось не менее полутора десятков повозок. Ну и народу предостаточно. Становиться тут на ночлег особого желания не возникло. Уж больно тесно будет.

Проще добежать до очередной башни, Михаил точно помнил ее местоположение. Тут всего-то осталось километров пять. Вот язык очередного леса пересекут, и сразу за ним она и стоит. Если забраться на крышу двухэтажного дома, что во дворе, то как раз можно будет ее рассмотреть.

Встав во все еще распахнутых воротах, Михаил снял треух, утер пот на лбу. Переглянулся с Ксенией и кивнул обратно на большак. Мол, нечего тут делать. Они продолжили путь и через полчаса неспешной езды были на месте.

Подворье небольшое, но предусмотрено все необходимое. Внутри могут свободно разъехаться четыре повозки. Конюшня просторная, с денниками под дюжину лошадей. Казенные стоят в дальнем углу, остальные рассчитаны под путников. Вход в башню с отдельного двора, где проживает и обслуга. Дань безопасности.

Пока Ксения договаривалась о ночлеге и еде, Михаил занялся лошадьми. Живой транспорт требует тщательного и постоянного ухода. Запустишь, а там не успеешь оглянуться, как проблемы пошли косяком.