Полцарства за кота

— Банки обожают размещать в таких домах свои офисы, — почему-то вслух подумала я.

— Банки умеют считать деньги, — парировала Алина. — Дом насквозь гнилой. Перекрытия деревянные. После последней перестройки прошло лет шестьдесят, не меньше. Если дом покупать целиком и делать ремонт, то сносить надо все, кроме наружных стен. Умный такой дом не купит.

— Но, судя по металлопластиковым окнам, люди здесь живут не бедные, — отметила Степа, привыкшая считать каждую копейку.

— А кто сказал, что слово «умный» является синонимом «богатому»? — возразила Алина. — Какие-нибудь нувориши купились на красивый фасад. Риелторы им напели, что дом простоит еще лет сто, а строители просто-напросто их обули. И потом, сейчас пластиковые окна ставят не только богатые, но и люди со средним достатком.

— Интересно, а родители у нашей Кати Кукушкиной нувориши или люди со средним достатком? — спросила я.

— Зайдем — узнаем, — не стала опережать события Алина.

В доме казалось два подъезда. Жильцам первого подъезда повезло больше: двери их квартир выходили на лестницу парадного входа. Жители второго подъезда пользовались лестницей черного хода, который вел во двор.

Катя Кукушкина жила во втором подъезде. Квартира двадцать располагалась на третьем этаже и была на площадке одна. Две шикарные квартиры, некогда принадлежавшие руководству заводу, относились к первому подъезду. Дом после перестройки получился нелепый и бестолковый. Двадцатую квартиру слепили, отделив от директорской квартиры две комнатки и кладовку, которую переоборудовали под кухню.

— Звони, — попросила Алина Степу. — Ты везучая.

— Да прям-таки, — ответила Степа, не согласившись с Алиной, но на кнопку нажала.

Из-за двери донесся скучный звук старого звонка, который, казалось, отживал последние свои дни. Через минуту старческий голос спросил:

— Кто?

— Кукушкины здесь живут?

— А вы кто? — опять спросили из-за двери.

— Мы к Кате, — ответила Алина.

— Зачем вам Катя? — голос доносился из замочной скважины.

— У нас ее котик. Мы хотели узнать, когда она за ним придет? — Алина наклонилась и тоже стала говорить в отверстие, предназначенное для ключа.

— Котик? У Катьки никогда не было кота.

— Женщина, может быть, вы нам откроите дверь? — попросила я. В скрипучем голосе угадывались женские интонации.

— Вы же к Кате пришли, а ее нет. Чего же я вам буду дверь открывать?

— Женщина, с вами из полиции разговаривают. Сейчас же откройте, — не выдержала Алина.

— Так бы и сказали, что вы из полиции. — Не опасаясь, что ее обманывают, старушка широко распахнула дверь.

Она предстала перед нами в застиранном байковом халате и в тапках на босую ногу. Жиденькие седые волосенки были собраны в пучок, из которого торчала одна-единственная шпилька. Большее количество шпилек в пучок и не влезло бы.

— Здравствуйте. Чего ж сразу не сказали, что вы из полиции? — бабка попятилась назад, пропуская нас в квартиру. — Не знала, что у вас и женщины служат. В прошлый раз приходили одни мужчины.

— В прошлый раз, говорите, приходили одни мужчины? — насторожилась Алина. — Это когда же они приходили?

— Месяц назад, — ответила хозяйка квартиры.

— Должно быть, они были из районного отделения полиции, а мы, бабушка, из городского управления, — «просветила» ее Степа, включившись в Алинину игру.

— Давайте поговорим с вами о Екатерине Кукушкиной, — опять взяла инициативу в свои руки Алина. — Вы кем Кате приходитесь?

— Я? — удивилась старушка. Я думала, что она сейчас скажет: «Бабушка я, кто же еще?» — но она ответила иначе: — Соседка. Катька с Инкой жили вон в той комнате, — она сухоньким пальцем ткнула в глубь коридора, — а я вот здесь живу. — Голова на тонкой шейке откинулась назад, едва не стукнувшись затылком о дверь.

— Так где мы можем поговорить о Кате?

— Хотите, пойдем в кухню? Дверь в комнату Кукушкиных все равно опечатана.

У Алины брови подпрыгнули вверх.

— Когда успели опечатать Катину дверь? — подумала она вслух.

— Тогда же, месяц назад, когда нашли мертвую Инку. Тогда же пропала Катя.

— Так, так, так, — пробормотала Алина. — Несостыковка с коллегами. Что ж, идемте на кухню, вы нам все расскажите о своих соседках.

Старушка завела нас на убогонькую кухню с двумя обеденными столами. Один стол был покрыт клиенткой в мелкий цветочек, другой — несвежей льняной скатертью. Над каждым столом висело по навесному шкафчику. В углу простенькая эмалированная мойка. Холодильники отсутствовали, очевидно, они стояли в комнатах своих хозяев.

— Вот их стол, — старуха указала на стол покрытый скатертью. — Хотите — за него сядьте, хотите — за мой.

«Легко сказать «сядьте». В любом случае кто-то один будет стоять», — подумала я, разглядев на кухне только два стула и одну табуретку.


— Да вы садитесь, а мы постоим. Вы нам, пожалуйста, расскажите все, что знаете о своих соседях.

— Как хотите, — согласилась старушка. — Инку и Катьку я знаю давно. Пятнадцать лет назад они с матерью вселились в эту квартиру. Инке тогда было девять лет, а Кате семь. Я правильно считаю? — Она посмотрела на меня, как будто я могла знать, сколько лет было Кате, когда она с матерью переехала жить в эту квартиру. Вместо ответа я пожала плечами. — Инка старше Кати на два года. Значит, я правильно посчитала.

— А Инна — сестра Кати? — уточнила Алина.

— Сестра. Разве вы не знали об этом?

— Знали, конечно.

— Зачем тогда спрашиваете?

— Вдруг вы имели в виду другую Инну, — выкрутилась Алина.

— Странные вы какие-то, — пробурчала старушка. — Только с мысли сбиваете. Хотите, слушайте.





Глава 6




— Так вот, пятнадцать лет назад Валентина, мать Кати и Инны, незадолго до того, как поселиться в этой квартире, развелась с мужем. Жили они прежде в двухкомнатной квартире. Но, как я понимаю, квартирка была не шибко хорошая, если они ту двушку разменяли на две комнатки в коммуналках. А вот мебель со старой квартиры привезли добротную, старинную. Разные там красивые этажерочки, стульчики, резные столики. Я тогда спросила новую соседку, откуда у нее такая мебель диковинная. Валентина ответила, что это все бабушкино наследство. Но скоро из квартиры вынесли столик, следом стульчики, а потом и этажерочки ушли. В те годы была мода на антиквариат, вот Валентина и продала бабушкино наследство. Почему? Деньги нужны были. Они-то, конечно, всем нужны, но ей особенно: две девчонки подрастали. Валя работала в бухгалтерии какого-то учреждения. Зарабатывала вроде и неплохо по тем временам. Да только все равно не хватало. Муж алиментов не платил, а девчонок одевать надо было. Годик она победствовала и завербовалась на Север. А за девочками следить выписала из какого-то захолустья сестру. Ей-богу, лучше бы мне денег дала, я бы за девчонками смотрела усерднее. Нинка, пройда, враз кавалерами обзавелась, вечером то в кино, то на танцульки, а Инка и Катька одни дома, сами себе и еду готовили, и стирали. А потом на Валю плита железобетонная упала, и дети сиротами остались. Нинка замуж выскочила и с квартиры съехала, и с тех пор девчонки живут одни. Я хотела сказать, жили.

— А когда Валентина погибла, сколько девочкам лет было?

— Инне — пятнадцать, Кате — тринадцать.

— Как же так? Два несовершеннолетних ребенка и одни? — не поверила Степа.

— У них же отец родной есть, — напомнила соседка. — Первое время он частенько к ним приходил.

— А почему к себе не взял? Или сам сюда не переехал?

— А он к тому времени уже женат был. Наверное, жена его новая не захотела падчериц у себя дома видеть. Уж я тогда возмущалась. Как же так, при родном отце и сироты? Ну а с Нинки какой спрос? Она замуж выскочила, потом через год развелась, правда, у мужа квартиру отсудила. Но это даже хорошо, что она сюда не вернулась. Еще неизвестно, какими девчонки при ней выросли бы, — пробурчала старушка.

— С отцом и теткой все ясно, — остановила поток воспоминаний Алина. — Вернемся к недавним событиям. Какими были Инна и Катя?

— Какими? Это как? — бабулька посмотрела на нас поверх очков. Вопрос Алины ее отчего-то удивил.

— Ну воспитанные, вежливые, правильные… Или, наоборот, выросли грубыми, ленивыми? — уточнила моя подруга.

— Ах, вот оно что… Ничего плохого не могу сказать о девчонках. Жили они не сладко, а вот не озлобились. Вежливые выросли, трудолюбивые, не какие-нибудь финтифлюшки. Все успевали: и работать, и учиться. Инна вроде бы заочно училась в коммерческом техникуме, а Катя… — старушка потерла морщинистой рукой лоб, — дай бог памяти. Во! Вспомнила! В институте культуры на заочном отделении.

— А где они работали? — задала я вопрос в тему.

— Инка, та была побойчее, она устроилась в какую-то фирму секретарем. В какую фирму, и не спрашивайте, все равно не вспомню. А Катя, та нянькой работала в семье ну очень богатого человека. Детишек его воспитывала с утра до ночи. В квартире этой появлялась только по выходным. Я ее, когда видела, спрашивала: как «белая» кость нынче живет? Небось ложками икру черпают. Да Катька правду разве скажет? Она же всех оправдывает. Вот уж человек безобидный! Ее судьба батогом била, а она все равно ни на кого зла не держит.

— А на кого ж ей зло держать?

— Да хотя бы на мачеху! Не уведи она из семьи отца, не поехала бы Валентина на Север, не придавило бы ее там плитой. Авось и жизнь бы у девчонок не так сложилась. Нормально бы росли, учились. А так что? Катька в чужой семье живет на птичьих правах. Это только на первый взгляд кажется, что вроде как живешь у Христа за пазухой, с хозяином с одного стола питаешься. Горький это хлеб! Знаю я этих скоробогачей, не мед их чад воспитывать. У меня подружка работала в няньках у сына банкира. Так малец над ней издевался по-черному: попу заставлял подтирать. Мальчишке десять лет, а он себя обслужить не может. Морда — во! Задница со стула свисает! А у Катьки таких двое: мальчик и девочка. Мальчишке двенадцать, а девчонке четырнадцать. Что-нибудь сами нашкодят, а на Катю потом свалят. За их шалости отдуваться приходилось ей. Сколько раз из ее зарплаты вычитывали за разбитые вазы и прожженные вещи. Пацан решил попробовать закурить. Пепел на штаны упал, дырку прожег. С кого спрос? С Катерины!

— А с нее-то какой спрос? Пепельницу не дала?

— Ну ты даешь! — Старуха с возмущением уставилась на меня. — Мальчонке всего двенадцатый пошел! Какая пепельница? Попало Катьке за то, что он вообще в рот сигарету взял! А разве она может за всем уследить? Он небось с мальчишками в школьном туалете затягивался. И Катьке нашей туда надо было лезть? А девчонка, как я поняла из Катиного рассказа, вообще стерва еще та! Как и ее мамаша. Перекрасила голову в дикий малиновый цвет и в таком виде на папочкины глаза выплыла. Опять оказалась Катька виновата. Куда ты смотрела!

— А в чьей семье работала Катя? Она вам фамилию своего хозяина не называла? — по ходу спросила Алина.

— Нет, — бабулька замотала головой. — Инка, та фамилию определенно знала, а я не знаю. При мне она хозяев только по имени называла. Его вроде как Василием зовут, а вот ее… Имя чудное… То ли Рита, то ли Римма. Ну совершенно ничего не помню, — пожаловалась на свою голову старушка.

— А что случилось с Инной? Вы сказали, что она погибла, — напомнила Степа. — И с тех же пор пропала Катя.

— Да, — подтвердила старушка. — Инка погибла, Катька пропала.

— А поподробнее можно? Как это все произошло?

— Какие уж тут подробности? Катя, как я уж говорила, жила у своих хозяев, приезжала только по выходным, и то не каждую неделю, но каждый день вечером звонила: «Никитична, как дела? Если Инна дома, позовите». Меня вообще-то зовут Прасковьей Никитичной, — представилась бабулька. — Так вот, Катя и в тот вечер позвонила. Я ей ответила, что Инна еще не приходила, хотя на часах уже была половина десятого. Заканчивалась программа «Новости», и вот-вот должен был начаться сериал. Катя сказала, что, может быть, еще позвонит. А до этого, еще до программы «Новости», Инну спрашивал Андрей. Кто это? Да ухажер ее. Я только включила телевизор, как в дверь позвонили. Я еще подумала: «Кто это на ночь глядя?» У Инны ключи. Не было случая, чтобы она забыла их дома. Но знаете, всякое может случиться. Пришлось мне вставать и идти к двери. Открываю — на пороге стоит Андрюха. «Инна дома?» — «Нет, — говорю. — Еще не возвращалась. Может, на работе задержалась?» — «Нет, я звонил, в офисе никого уже нет. И мобильный не отвечает». Стоит, вижу, волнуется, глазами сверкает. Он у нее из ревнивцев. Не так чтобы нож к горлу, но, знаете, часто обижался на Инкины поздние возвращения со службы. Уж как она ему не втолковывала, что работает секретарем, значит, должна уходить со службы после своего начальника, а никак не раньше, но он все равно ей не верил, говорил, что у нее роман с директором. Вот такой он, Андрюха. «Можно, я ее здесь подожду?» Я ему: «Милок, к себе я тебя не пущу, и в Инкину комнату без ее на то разрешения тоже. Хочешь, сиди на кухне». Час он за кухонным столом просидел. Кино закончилось, я стала его выпроваживать. Нечего ему в чужой квартире оставаться. Сначала пусть на Инке женится, а потом остается. Правильно я говорю? — спросила Прасковья Никитична, ратуя за чистоту моральных принципов молодежи.

— Само собой, — соглашаясь, кивнула Степа.

— Ушел он. А Инка в ту ночь так и не вернулась. Я заволновалась. Всегда Инна дома ночевала. Хотела позвонить Кате, да я номера телефона ее хозяев не знаю. А мобильного телефона у меня нет. А ближе к обеду пришел из полиции паренек. Спросил, здесь ли живет Инна Антоновна Кукушкина. «Здесь». — «А у нее родственники есть?» — «Есть. Отец и сестра. А что случилось?» — «Труп опознать надо. В парке нашли мертвую девушку. Лицо изуродовано. В сумочке — студенческий билет на имя Инны Антоновны Кукушкиной. Вы опознать ее тело сможете?» Я перепугалась до смерти. Самой помирать скоро, а покойников ужас как боюсь. Хорошо, что у меня был записан на всяк случай Нинкин телефон и Антона, отца Инны и Кати. Нинка приехала. Как я бога ни молила, чтобы девушка не Инной оказалась, да, видно, молитвы не дошли до него. Какой-то зверь столкнул нашу девочку в канализационный люк. Вечером позвонила Катя, очень плохо ее слышно было. Обычно, когда она звонит, то хорошо слышно, а в этот раз — с трудом слова разобрала. Я ей новость о смерти Инны выложила. Очень расстроилась Катя. Я ждала, что она тут же приедет, но ни через час, ни через два, ни наследующий день Катя так и не появилась. Сестру похоронили без нее. Должно быть, и на нее напал какой-нибудь маньяк. А Инку похоронили достойно. Начальник ее пришел. Бывшие одноклассники были, соседи. Нинка, отец с мачехой пожаловали. Все как у людей было.