Полцарства за кота

— Боюсь, он до вечера не доживет.

— Кот?

— Нет, фокстерьер. Умрет от инфаркта.

— Кот сам Бобби боится. Видишь, он от страха на Аню запрыгнул.

— Нет, все не так было, — пустилась в объяснения Аня. — Сначала кот выбрал себе место на моем письменном столе. Потом, когда я начала есть бутерброд, он стал у меня просить колбасу. Но я же помню, как тетя Алина говорила, что котам нельзя есть сырокопченую колбасу, поскольку в ней содержатся консерванты, вредно действующие на кошачий желудок. Я с бутербродом отвернулась от кота, тогда он запрыгнул мне на голову и стал лапой отнимать колбасу. Только я бутерброд ко рту, тут как тут кошачья лапа — цап колбасу с хлеба.

— Забавно. Кто же кота таким хитростям научил?

— Голод не тетка. — Степа приблизилась к Филимону, который все еще восседал на Аниной голове. — Иди сюда, маленький.

Она потянулась к коту. Кот, почувствовав добрые Степины руки, дал себя снять и даже благодарно мяукнул.

— Какой он худой! — отметила Степа, рассматривая кота. — Ой, что это у него на ухе? Татуировка. Латинская буква «джи» и цифры: один и три. Тринадцать. Что бы это значило?

— Может, он был в концлагере? — Аня смотрела на нас наивными глазами.

— Возможно, — усмехнулась Степа. — Он такой худой, что все ребра можно пересчитать. Анютка, дай ему что-нибудь поесть.

— Сырокопченую колбасу? — Дочь посмотрела на остаток бутерброда, который на всякий случай держала ото рта на расстоянии вытянутой руки.

— Необязательно. Что есть в холодильнике? Творог, рыба, колбаса вареная.

— Ладно. — Девочка побежала исполнять указание.

— Аня, — бросила я вдогонку, — мы в агентство.





Глава 5




Алина появилась в «Пилигриме» практически следом за нами. Судя по мрачному лицу, с которым она вошла в кабинет, визит к Воронкову оптимизма ей не добавил. Увидев Степу, она обрадовалась, но как-то уж вяло. Обычно при встрече она бросается моей родственнице на шею и пытается задушить ее в объятиях.

Сегодня Алина лишь улыбнулась вымученной улыбкой и совсем нерадостно сказала:

— Очень хорошо, что ты приехала.

— Алина, не кисни, — посоветовала ей Степа. — Ты была у Сергея Петровича? Что он тебе сказал? Вадима можно увидеть?

— Была я у Воронкова, — тяжело вздохнув, протянула Алина. — Дело Вадима оставили в районном отделении. В городское управление передавать не стали, поскольку сочли, что оно уже практически раскрыто. Убийцу арестовали на месте преступления, — хмыкнула она.

— Это кто ж так счел?

— Есть в Пролетарском РОВД такой умник. Сердюк Иван Андреевич. У него раскрываемость почти стопроцентная. Начальство на него не нарадуется. Никаких «глухарей». Все дела в срок. Уж как он работает с подозреваемыми, не знаю, но у него сплошные добровольные признания. А над столом у него, говорят, висит плакат «Преступник должен сидеть в тюрьме». А еще «Если вы до сих пор на свободе, это не ваша заслуга, это наша недоработка, которую мы постараемся исправить». Каково?

— Глеб Жеглов, да и только.

— Да, трудный в общении товарищ. Если себе что-то в голову втемяшит, считай, так и будет.

— Но Вадим? Неужели этому Сердюку с первого взгляда не стало ясно, что перед ним интеллигент до мозга костей?

— Марина, если бы ты посмотрела на этого Сердюка, ты бы так не говорила.

— Почему? Ты его видела?

— В управлении есть доска, что-то вроде «Ими гордится полиция». Среди прочих фотографий есть фотография Сердюка. Рожа матерого рецидивиста: стрижка под ноль, глубоко посаженные глаза, тяжелая челюсть, мясистый нос. Ночью встретишь — отдашь все и еще домой сбегаешь принесешь. Так вот, если он такой, то каким должен быть преступник? Правильно, на него не похожим. Вадим как раз подходит под это определение. У этого мента к Вадиму изначально предвзятое отношение.

— Плохо, — сорвалось у меня с языка. — А что Сергей Петрович по этому поводу говорит? Обещает разобраться? Посодействовать?

— Посоветовал мне найти хорошего адвоката. Отпечатки пальцев Вадима, оказывается, нашли на рукоятке молотка. Похоже, именно этим молотком череп парню и проломили.

— Как отпечатки пальцев могли оказаться на молотке?

— Да очень просто. Молоток наш. Сколько я помню, он всегда лежит у входа. Свекор этим молотком лед оббивал, когда зимой ворота изнутри обледеневали.

— Но сейчас же не зима.


— Ну и что? А молоток лежит. Как будто мы часто в этом гараже бывали. Не чаще двух раз в год. Кстати, на этом молотке есть и мои отпечатки пальцев. У нас одна створка ворот перекошена, с трудом открывается. Я ее молоточком тюкну, она и распахивается, — припомнила Алина.

— Алина, — вмешалась в разговор Степа, — а у тебя есть на примете хороший адвокат? Если что, я могу позвонить в Белозерск.

Алина пренебрежительно скривилась. Белорозерск, в котором живет Степа, — маленький городок, еще недавно он считался поселком городского типа. Откуда там могут быть хорошие адвокаты? Все адвокаты осели в столицах и крупных областных центрах. Именно там шумные судебные процессы и денежные клиенты. А какие такие судебные дела могут быть в Белозерске? Директор автопредприятия незаконно турнул налево несколько грузовиков? Или глава районной администрации в карман взятку положил? Кому это интересно?

— Спасибо, Степа, но адвоката я подберу сама. Вы лучше мне посоветуйте, идти мне на поклон к этому Сердюку или нет?

— А Сергей Петрович за тебя может слово замолвить?

— Воронков опасается, что его вмешательство может только усугубить положение Вадима. Сердюк взяток не берет и терпеть не может протекций. Есть еще одно «но». Этот товарищ спит и видит, как бы кого-то подвинуть и самому перейти в городское управление. Под маркой борьбы с коррупцией в правоохранительных органах он запросто может накатать телегу на Воронкова. Был такой случай: Сердюк, «искренне» радея за дело, сдал своего начальника, который якобы без разрешения вышестоящей инстанции отпустил подозреваемого по подписке о невыезде. Мужику стольких нервов стоило «отмазаться». Все хорошо понимали, что Сердюк метит в кресло начальника отдела, но закон есть закон, — тяжело вздохнула Алина и закончила свою мысль: — Так что я не вижу смысла в том, чтобы идти к Сердюку на поклон.

— Тогда мы пойдем другим путем, — решительно заявила Степа. — Мы заставим Сердюка отпустить Вадима.

— Как? Захватим ментовку штурмом и возьмем в заложники Сердюка? — мрачно пошутила я.

— Предъявим ему неопровержимые доказательства непричастности Вадима к убийству, — серьезно ответила Степа.

— Уже думала об этом, — кивнула Алина. — Есть у нас одна ниточка. Катя Кукушкина.

— Кто такая? — полюбопытствовала Степа.

— Хозяйка Филимона, — внесла я ясность. — Девушка месяц жила в Алинином гараже. Теперь ее кот у нас, то есть у меня. Алина предполагает, что…

— Ах, вот вы о ком, — перебила меня Степа, удивившись нашей наивности. — Вы думаете, если она замешана в убийстве парня, то придет за котом?

— Была такая мысль, — созналась Алина. — Я бы за своим котом пришла.

— Ты бы, может, и пришла, — задумчиво пробормотала Степа. — Это и есть ваша ниточка? Считайте, что она уже оборвалась.

— Ну почему? Я держала в руках ее паспорт, знаю, где барышня прописана.

— И что же мы тогда здесь сидим? Поехали?

— Куда? — не сразу поняла я.

— К Кукушкиной, — сказала Алина.

— Может, сначала наймем для Вадима адвоката? — предложила я. Да кто меня уже слушал?

— Если мы найдем убийцу, Вадиму никакой адвокат не понадобится, — Степа сходу отвергла мое разумное предложение. Ее голос дрожал от возбуждения. Глаза подозрительно блестели. Щеки покрылись лихорадочным румянцем. Нервным движением руки она взлохматила волосы на голове и целеустремленной походкой направилась к двери.

Подобные метаморфозы могли означать только одно — в Степе вновь проснулась незабвенная миссис Марпл. Увы, у моей родственницы временами случается раздвоение личности.

Алина схватила сумку и тоже побежала к двери. Что оставалось делать мне?

Крадучись, одна за другой, мы вышли из кабинета. Алена, наш секретарь, в это время беседовала с клиентом. Встретившись взглядом с Алиной, девушка не рискнула спрашивать, как долго нас не будет в «Пилигриме» и куда мы направились.

Штат нашего туристического агентства очень маленький. Я — директор, Алина — мой заместитель, секретарь — Алена. Есть еще уборщица, тетя Клава. Чтобы убрать в помещениях, она приходит или вечером, или рано утром. Финансовой отчетностью у нас занимается бухгалтер Ирина Дмитриевна, но она в офисе появляется редко — работает дома.

Получается, что офисных работников в «Пилигриме» всего три человека: я, Алина и Алена. Практически на рабочем месте всегда находится только одна Алена. Мы с Алиной постоянно или в командировках, или по уши в каких-то историях. Но ничего, девушка не ропщет, работает с утра до вечера, и у нее это хорошо получается. Не скажу, что наш «Пилигрим» держится на плаву исключительно благодаря Алениным стараниям, но ее вклад в общее дело весьма ощутим. Алена — девушка очень трудолюбивая и некапризная.

Я даже чувствую определенную неловкость, когда в сезон летних отпусков и долгоиграющих праздников мы с Алиной оставляем ее одну на растерзание публики, жаждущей поскорее оказаться на одном из курортов. Бывают дни, когда она обслуживает больше тридцати клиентов. И каждому из них надо уделить внимание, выслушать, понять, что человек хочет, подобрать отель, соответствующий желаниям и материальным возможностям. Это колоссальный труд, терпение и время.

— Алена, не обещаю, что мы вернемся, — виновато сказала я на прощание. — Если выплывет что-то срочное, звони мне на мобильный.

«Отчитавшись» перед секретаршей, я немного успокоилась. Алена в «Пилигриме» и без нас справится, а мы должны приложить все силы, чтобы помочь Вадиму, оказавшемуся в беде.

— Ну, господи, помоги, — воззвала к всевышнему Алина. — Поехали на улицу Гоголя. Будем искать дом двадцать.

— Номер квартиры ты не помнишь?

— Тоже двадцать, — припомнила Алина. — Точно двадцать. Дом двадцать и квартира двадцать. Я так и запомнила: «двадцать-двадцать».

Подъехав на улицу Гоголя, мы обомлели: Катя была прописана в бывшем доме купца Трифонова. Жил в нашем городе когда-то такой купец. Незадолго до революции он построил дом-красавец, намериваясь открыть в нем гостиницу. Его планам не суждено было сбыться. Дом национализировали и отдали металлургическому заводу под общежитие.

Общежитие просуществовало лет двадцать, потом на дом в центре города положило глаз руководство завода. Общежитие перестроили под квартиры для работников конторы. В зависимости от уровня занимаемой должности и квартиры были нескольких уровней комфортабельности. Семьи директора завода и главного инженера занимали верхний этаж. На втором этаже расселились служащие рангом пониже: бухгалтера, технологи, экономисты. На первом этаже отдельные апартаменты выгораживать не стали и, руководствуясь принципом «в тесноте, да не в обиде», по пять комнат объединили в коммунальные квартиры.

В таком виде дом просуществовал до наших дней. Удивительно, что после всеобщей приватизации дом не прибрал к рукам какой-нибудь богатей, потому что и сейчас здание выглядело как настоящий дворец.

Все три этажа фасада были украшены лепниной, по обе стороны от парадного входа стояли атланты, удерживая на мощных плечах огромный балкон. Высокое крыльцо было выложено из мраморных плит. Правда, за почти вековой срок мраморные ступени изрядно стерлись, штукатурка кое-где рассыпалась, краска выцвела, но и в таком виде угадывалось былое великолепие.

— Н-да, — вырвалось у Степы. — Этот бы дом отдать под какой-нибудь музей.