Полцарства за кота

Если честно, я не поняла, как можно сделать из Степы броскую красавицу. Она и так красива, но только внутренней красотой. С виду она как серая мышка: маленькая, худенькая, с добрыми серыми глазами. Степа практически никогда не пользуется макияжем. Ну иногда может подкрасить ресницы и положить на губы слой розовой, практически бесцветной помады, и это все. Она натуральная, не пергидрольная блондинка, а потому волосы у нее не с золотистым или жемчужным оттенком, а что ни на есть серым, как высушенная и припыленная солома.

— Я не хочу краситься, — Степа отчаянно замотала головой.

— Успокойся. — Испугавшись, что Степа сейчас удерет из парикмахерской, Алина схватила ее за руку. — Веня, ты меня не дослушал. Степа идет наниматься гувернанткой.

— Она ушла от мужа? — наигранно запричитал Веня. — И идет устраиваться на работу? Бедняжка. Сочувствую.

— Веня, ты опять все прослушал. Это игра такая, понимаешь, — опять начала объяснять ему Алина. — Нам, то есть тебе, надо сознать такой образ, чтобы ей не могли отказать в месте няни. Степа должна выглядеть исключительно порядочной и честной женщиной, чтобы не возникло не малейшего сомнения в ее моральной устойчивости и нравственных началах. Хозяйка переживает, как бы у ее мужа не возник интерес к гувернантке, потому и такие требования: не молоденькая и не красивая.

Веня еще раз посмотрел на Степу. Не знаю, какая муха его укусила. Он брезгливо сморщил нос и сказал:

— Тогда я ничего делать не буду.

— Но почему? — удивилась Алина.

— Ты что-то там говорила о моральной устойчивости. Вот она — моральная устойчивость, — Веня ткнул в Степу пальцем. — Патологическая гармония — отсутствие спроса и предложения. Извини, Стефания Степановна, но когда ты так выглядишь, чувств к тебе не больше, чем к серому асфальту.

Степин нос подозрительно покраснел, и на белесых ресницах заблестела первая слезинка.

— Неужели я так… неинтересно выгляжу? Как, как асфальт?

— Ну что ты! — Я бросилась ее разубеждать. — Ты просто красавица, но тебе надо подчеркнуть свою красоту. Ты очень красивая, но… твою красоту видим только мы, твои близкие.

— А мне больше никто не нужен, — зашмыгала она носом.

Разозлившись на бесцеремонного Веню и на Алину, которой пришла в голову идея притащить Степу в парикмахерскую, я показала им кулак и одними губами сказала, кто они есть. Прекрасно же видят, что перед ними стоит человек тонкой душевной организации, видят, но при этом мелят языком всякую чушь.

— Стефания Степановна, — спохватился Веня. — Вы меня неправильно поняли. Вы богиня, мадонна. Вам только надо подчеркнуть ваш образ. Вот этим мы сейчас и займемся. — Он взял ее под локоток и повел к креслу. — Сейчас, сейчас. Мы подправим причесочку. Может, обесцветим несколько прядок, волосы будут казаться более пышными? Я бы еще посоветовал подкрасить немного брови и ресницы, не в радикально черный цвет, а в нейтральный коричневый. Черный будет смотреться вульгарно, а коричневый — то, что надо. Пока я вас буду стричь, вам сделают маникюр. У красивой женщины должно быть все совершенно.

Степа не возражала, она молча кивнула, и работа началась. Веня — мастер с большой буквы. Через полчаса к Степиной прическе невозможно было придраться. Каждая волосинка была на месте. Откуда-то взялась элегантная челочка, оттененная несколькими обесцвеченными прядками. Волосы на макушке были вспушены, на ушах приглажены.

— Веня, ты бог! — заверещала Алина. — Степа, у тебя даже волос на голове стало больше!

— По-моему, очень неплохо вышло, — пролепетала Степа. — Спасибо, Веня.

— Да не за что, — скромно ответил Куропаткин. — Еще кто-нибудь стричься будет?

Алина сделала шаг вперед, но на секунду задумалась и отступила назад:

— Я бы, конечно, села в кресло, но не могу, не хочу выглядеть совершенством. Я у одного типа должна вызвать жалость и снисхождение.

У Вени округлились глаза. Никогда прежде Алина не отказывалась от его услуг и уж тем более не старалась выглядеть жалкой. Алина — женщина яркая, независимая, уверенная в своей красоте и неотразимости. Слабость — не ее конек. Явно с ней что-то не то.

— Иду завтра к следователю. Чем проще я буду выглядеть, тем лучше будет для моего Вадима.

— А что с ним случилось?

— Замели его, Веня, замели. Убийство ему менты шьют, — и она в двух словах рассказала, что с Вадимом произошло.

— А, — в Вениной голове кое-что стало проясняться, — потому и Стефания Степановна на работу нанимается? А как же ваш знакомый майор? Он помочь не может?

— Нет, Венечка. Сергей Петрович не ведет дело моего мужа. Вот это и страшно. Следователь, к которому попало дело Вадима, сущий кошмар, со слов того же Воронкова, ярый борец с преступностью. Поэтому мне надо выглядеть жалко и плохо.

— Ну, как знаете, Алина Николаевна, здесь я вам не советчик.





Глава 15




Вот уж мы удивились, когда, вернувшись домой, под дверью, на ступеньках увидели Саньку, Алининого сына.

— А ты что здесь делаешь? — удивленно спросила Алина. — Ты ведь должен быть в деревне, у тетки?!

— А ну ее, ту деревню, — отмахнулся Санька, поднимаясь со ступенек. — И тетку туда же, мать ее так! Обула ты меня, мамка! На фига пургу гнала? Реку обещала? Ага, есть река, но до нее фигачить и фигачить. Лес — три елки! Удобств никаких. Сортир во дворе. Тетка — плесень махровая, ни во что не врубается. Муж ее, дядя Сеня, — бычара. Что может, так это соплю из носа вышибать. Ма, ты дверь откроешь? Жрать охота.

— Саня, — у Алины глаза стали квадратными. До поездки в деревню ее сынок так не выражался. Семья интеллигентная, школа элитная. Где он нахватался подобных выражений? — Что с тобой случилось? Ты не заболел? Слова-то какие! Странные, нехорошие. Откуда они?

— В нашей деревне все так говорят, — ответил Санька.


Приглядевшись к нему внимательней, я заметила в его глазах пляшущих чертиков. Все ясно! Саньке в деревне не понравилось. Возможно, он, мальчик из интеллигентной семьи, не смог найти общий язык с деревенскими ребятами и решил дернуть домой. Чтобы мать не отправила его обратно (Алина никогда не забирала его из лагеря досрочно, и из деревни наказала возвращаться не ранее чем через две недели), он решил немного схитрить и разыграть ее.

— Ты принял верное решение, что вернулся, — выдавила из себя Алина. — А Валентине я позвоню, спрошу, что она с моим сыном сделала. Заходи в дом, сынок.

— Ты что, правда, собираешься тете Вале звонить?

— Да, — твердо сказала Алина. — С мужем своим как хочет, так пусть и разговаривает, а при моем ребенке пусть держит язык за зубами.

— Не надо, мама, звонить, — испуганно попросил Санька, подтвердив мои догадки. — Она все равно ничего не поймет. Они все там так выражаются. Они считают, что ничего плохого в словах «жрать»… — Санька хотел повторить все новые слова, но Алина его перебила:

— Нет, нет, забудь эти слова и никогда их не употребляй.

— А ты меня больше в деревню не отправишь?

— Боже избавь, — Алина всплеснула руками.

— А это кто? — внимание Саньки привлек Филимон, который растянулся на пороге кухни.

Кот спал или делал вид, будто спит. Веки сомкнуты, дыхание ровное. Странно, что у кота вздымалась не грудная клетка, а живот. Живот то надувался барабаном, то спадал.

— Котик, — умильно пролепетал Санька. — Такой славный, толстенький.

И, правда, за день Филимон увеличился в размерах, как минимум вдвое. Во всяком случае, мне так показалось. Санька протянул руку, чтобы погладить кота, но тот вдруг открыл глаза и клацнул Саньку за палец.

— Он что, бешеный? — взвизгнул мальчик, рассматривая свой палец. Крови на нем не было, но четыре отметины хорошо просматривались на коже. Филимон придавил зубами палец, но не прокусил.

— Мяу, — жалобно подал голос Ромка. Он вышел из детской комнаты и стал тереться об Алинины ноги.

— Мне кажется, Ромка сдал свои позиции, — догадалась Степа. — А еще он голодный. Смотри, Алина, как он к булке тянется. Когда это коты булками питались?

А Ромка уже стоял на задних лапах и вовсю кусал городскую булку, выглядывавшую из пакета с продуктами.

— Странно, я же оставила котам еду в двух мисках, — удивилась Алина.

Я обошла Филимона, не пожелавшего сдвинуться, заглянула в кухню и ахнула. Холодильник был распахнут настежь. От полуфабриката, который Алина выложила из морозилки на среднюю полку холодильника, чтобы тот оттаивал, осталась только обвертка. Целлофановый пакетик с надписью «Домашние куриные котлеты» валялся на полу. Самих же котлет и след простыл. За спиной кто-то икнул. Я повернула голову. Филимон довольно потянулся, встал, ленивой поступью подошел к миске с водой и начал жадно лакать.

— Это он съел! — возмущенно вскрикнула Алина. — Чем я теперь буду кормить ребенка? Что будем есть мы? Я, кажется, понимаю, почему сторож Семен Иванович резко заболел аллергией на кошачью шерсть.

— Не впадай в истерику, — остановила я причитания Алины и потрясла сумками, принесенными с моей квартиры. — Нет худа без добра. Я имею в виду не кота, а отсутствие электричества у меня дома. Чтобы продукты не испортились, я со Степой все из холодильника выгребла. Теперь у нас провизии на неделю.

— Если этот проглот вновь не заберется в холодильник, — поправила меня Алина.

— Подопрем дверь стулом, — придумала Степа. — Или вообще закроем дверь на кухню.

— Нет, — не согласилась Алины. — Ромка обожает лежать у плиты. Это его место. Я лучше завтра отвезу Филимона в гараж. Пусть он поживет у Семена Ивановича. Я вспомнила, у меня тоже аллергия на шерсть.

Утром мы повезли Степу в Николаевку. Всю дорогу она зубрила легенду: где училась, у кого работала, чьих детей воспитывала. Рекомендации пришлось сочинять мне и Алине. Подписывались не вымышленными именами, а именами своих знакомых, большая часть из которых по тем или иным причинам переехала жить за рубеж. Последнее место работы было продумано с особой тщательностью. Связаться с бывшими работодателями няни Регина при всем своем желании не могла.

У меня есть подруга, которая работает за границей, но сын ее оставался здесь. В этом году он закончил школу. С первого класса к нему приходила женщина, которая водила в школу, готовила обеды и помогала учить уроки. В старших классах ее обязанности заключались лишь в том, чтобы мальчик вовремя покушал и сел за уроки. Парень прекрасно окончил школу и уехал поступать в престижное высшее учебное заведение.

На территорию закрытого поселка нас пропустили беспрепятственно, зато у ворот дома Ципкина нас поджидал начальник охраны, небезызвестный нам Герасим, он же Игорь Федотов.

Степа, как увидела это чудовище в пятнистой форме, вжалась в сиденье автомобиля и наотрез отказалась выходить.

— Это он? Катин воздыхатель? Вы не говорили, что он такой, такой… — побледневшая Степа не находила слов.

— Степа, чего ты так испугалась? — равнодушно спросила Алина. — Не бойся, он к тебе преставать не будет. Ты его старше лет на пятнадцать.

— Но как я с ним буду общаться, зная, что это он довел Катю до побега, и вполне возможно, что убил Инниного жениха?

— А тебе и не надо с ним общаться. Тебе надо найти контакт с прислугой и все у них выпытать.

— Что именно? — со страху Степа забыла, что ей нужно спросить.

— Не отлучался ли Герасим в день убийства из дома. Ты помнишь, когда убили парня? — на всякий случай спросила Алина.

— Помню, — буркнула Степа. — А если он меня раскусит или кто-нибудь донесет, что я им интересуюсь?

— А ты интересуйся осторожно, неназойливо, — посоветовала Алина. — Так, чтобы никому не пришло в голову, что этот тип тебе интересен.

— Интересно, кому он вообще может быть интересен?

— Девочки, вы опережаете события. Степу еще не приняли на работу.