Под знаком Льва

Я невольно сжимаю руки в кулаки, слушая, что продолжает говорить ей Томмазо:

– Я бы никогда не отнял у тебя свободу. Я влюбился в женщину, которой ты являешься, и вовсе не требую от тебя измениться, но я понимаю, что выйти замуж за ремесленника…

На мое плечо внезапно опускается чья-то рука, заставляя невольно вздрогнуть. Оглянувшись, я понимаю, что это всего лишь Анджело, с болезненным видом глядящий на дверь, у которой я остановилась.

– Пойдем со мной. – Он поджимает губы и тянет в сторону своих покоев.

Я следую за ним как зачарованная, все еще ошеломленная услышанным. В любое другое время я бы сгорала от любопытства поскорее войти в комнату Анджело, но сейчас чувствую себя оглушенной, пересекая ярко обставленную гостиную к высокому окну, где тут же опускаюсь на подоконник.

– Это было… душераздирающе… – бормочу я. – В плохом смысле.

Анджело грустно вздыхает:

– Она любит его, я знаю это наверняка. И все же не может так просто отказаться от своей великолепной жизни, чтобы отправиться за ним в Венецию в роли жены. Цена слишком высока, понимаешь? Свобода – это все, чего она когда-либо хотела.

Я закусываю дрожащую нижнюю губу.

– Почему Галатея такая?

Анджело задумчиво смотрит на меня и, кажется, размышляет, стоит ли мне об этом рассказывать.

– Ее жизнь никогда не была легкой, как ты, наверное, уже догадалась. Она была незаконнорожденной дочерью конюха и никогда не знала своего отца, а ее мать умерла рано, после чего Галатея каким-то образом перешла во владение крестьянина, на ферме которого родилась. Когда ей было десять, он обменял ее на коз, и она переехала в усадьбу недалеко от Милана. Там ее впервые совратил мужчина, а в двенадцать лет она оттуда сбежала, оказавшись в результате проституткой на улицах Милана. Она не знала ничего, кроме страданий, голода и побоев. С ней обращались хуже, чем с собакой, и не было никого, кто бы о ней искренне заботился. Все это оставило глубокий след, сделав ее той, кем она является. Другая женщина, вероятно, никогда бы не добилась того, что получилось у нее. Галатея вращается в самых высоких кругах города, выбирает себе влиятельных покровителей и имеет все, что душе угодно.

– Но Томмазо получить не может… – вмешиваюсь я.

– Если бы она ничего не чувствовала к нему, то не была бы так несчастна. После последней ссоры она была вне себя, но теперь я еще лучше понимаю, почему она не хочет или не может отказаться от своей жизни ради него.

Между нами растекается гнетущее молчание, где-то рядом хлопает дверь – уверена, это уходит Томмазо. Я уже порываюсь броситься вон из комнаты, чтобы утешить Галатею, но Анджело качает головой.

– Поверь, ей сейчас стоит побыть в одиночестве. В прошлый раз была рядовая ссора, она даже в какой-то мере наслаждалась своим гневом: такие вспышки дают ей ощущение, что она все еще жива. Но сегодня был переломный момент. Ей нужно время, чтобы зализать свои раны, и кто знает, к какому решению она придет…

И действительно, из комнат Галатеи ничего не слышно, никаких яростных воплей, которые встревожили меня в прошлый раз, и это пугает гораздо больше, чем безумие.

– Галатее и Лео стоило бы показаться психологу, чтобы проработать свой страх перед отношениями, – фыркаю я, закатывая глаза.

Анджело хмурится:

– Что такое психолог?

С тех пор как я узнала, что он тоже путешественник во времени и понимает мою ситуацию, я стала менее осторожной, но он все еще человек восемнадцатого века и не знает многих современных терминов.

– Врач моего времени, который заботится о ментальном здоровье.

Анджело смакует новое слово на языке, но похоже, все еще не особенно понимает его значение.

– А из какого времени родом ты? – спрашивает он, сверкая глазами. На мгновение я колеблюсь, но считаю справедливым рассказать ему что-то личное в ответ.

– Из две тысячи восемнадцатого.

– После Рождества Христова?

– Да.

Анджело заметно бледнеет.

– Это… очень далеко… А что… Нет, лучше ничего не рассказывай мне о своем времени!

Он напряженно улыбается, и я почти вижу его ужас от мысли о столь далеком будущем.

– По крайней мере, это успокаивает: мир не рухнет в ближайшее время. Было достаточно проповедников, обещавших страшный суд уже в этом году.

Я только отмахиваюсь:

– Такие шарлатаны всегда найдутся. Шесть лет назад многие люди моего времени ожидали погибель мира из-за таинственного календаря инков, и угадай, что произошло? Ничего.

Анджело качает головой, заметно расслабляясь.

– Ты правда с самого начала понял, кто я такая? – с любопытством спрашиваю я, вспоминая, как он говорил о том, что может чувствовать присутствие Люция. Значит, он мог почувствовать и меня? Или меня выдало что-то другое?

– Честно говоря, нет. Я вообще не ожидал, что существуют другие путешественники во времени, кроме меня. Но у меня было какое-то странное предчувствие на твой счет, и, вероятно, я догадывался, что ты не принадлежишь этому времени. Хоть ты удивительно хорошо приспосабливаешься, иногда все же ты вела себя так странно, что мы невольно задумывались о том, что ты, должно быть, пришла издалека.

– Мы? – уточняю я, слегка склонив голову.

– А ты думаешь, почему весь дом так странно таращился на тебя? Неужели не заметила?


Я киваю, принимая его аргументы. Да, это вполне похоже на правду. В эту секунду дверь распахивается, и в комнату заходит Галатея, я оказываюсь более чем удивлена, увидев ее здесь. После драматичного разговора, который я подслушала, и рекомендации Анджело оставить ее в покое я не ожидала увидеть хозяйку дома в ближайшее время. Но она входит в комнату, и ее глаза горят бешеной решимостью. Видимо, она очень быстро пришла к решению не убиваться по Томмазо, а снова взять жизнь в свои руки.

– Мужчины, – фыркает она. – Тупые и упрямые, как ослы! – Ее взгляд падает на Анджело. – Прости, мой дорогой!

– Знаешь, я склонен с тобой согласиться, – смешливо говорит он, но закатывает глаза, когда она поворачивается к нему спиной.

– Мне пришлось вышвырнуть одного барана, который настойчиво требовал тебя, Розали! – возбужденно кричит она мне.

Я удивленно поднимаю брови:

– Меня?

– Он хотел тебя видеть и не собирался уходить, пока слуги буквально его не вытолкали! Я ведь обещала никого к тебе не подпускать. – Она как грозная мама-львица, защищающая своего малыша.

Прежде чем я успеваю спросить, кто так настойчиво требовал моего внимания, я слышу стук в стекло позади себя и, испуганная, бегу проверить. Неужели в окно ударилась какая-то птица? Мы ведь на первом этаже… Однако добравшись до окна, я вижу вполне себе человеческую руку, стучащую по стеклу, и темную макушку, выглядывающую через край подоконника. Я без раздумий берусь за ручку и распахиваю окно, безмолвно наблюдая за тем, как пара ладоней хватается за раму, а в следующее мгновение Лео с натужным стоном переваливается через подоконник. Его щеки красные от напряжения, когда он мрачно оглядывает комнату.

– Я не шутил, когда говорил, что мне нужно немедленно увидеть Розали, – говорит он Галатее, опираясь на протянутые руки, чтобы слезть с подоконника.

– Ты… ты… – начинаю было я, но не могу найти слов. Лео буквально залез в чужой дом по фасаду через окно! Он что, скалолаз, что ли? Изумление Галатеи от незваного гостя быстро стирается с лица, она упирает руки в бока и расправляет плечи. Несмотря на то что Лео выше ее на голову и, похоже, не впечатлен ее грозной фигурой, я чувствую ее властную ауру.

– Я уже сказала вам в вестибюле, ваше преосвященство, и с удовольствием повторю еще раз, чтобы вы действительно поняли. Розали не является одной из девушек моего дома. – Ее зеленые глаза мечут в Лео молнии, и, вероятно, так она выплескивает гнев после разговора с Томмазо.

Я бросаю на нее ошеломленный взгляд, она ведь знает Лео! Однако сейчас смотрит на него так холодно, словно он очередной навязчивый незнакомец.

– Повторюсь: вас с радостью примет Серена или Амбра, если вам охота чего-то экзотического. Но не Розали.

Я напряженно смотрю на Лео.

– Я абсолютно солидарен с вами, донна Галатея, в желании не подпускать никого из ваших клиентов к Розали, – вяло отвечает он, и его голос звучит настолько вкрадчиво, словно кошачье мурлыканье. – Но я также уже объяснял вам в вестибюле: Розали – моя, независимо от того, гостит она в вашем доме или нет, и я требую позволить нам поговорить немедленно.

Я шумно глотаю ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Это архаическое собственничество заставляет меня колебаться между радостью и раздражением. С одной стороны, мое сердце ускоряется от того, что он назвал меня своей, с другой – у меня вовсе не вызывает восторга чувствовать себя мешком муки на базаре, из-за которого спорят эти двое. Глаза Галатеи сужаются в щелочки, она еще раз оглядывает Лео, словно видит его впервые.

– Розали рассказывала мне о вас, и, судя по этим рассказам, вы недостаточно хорошо к ней относились. Я предпочту держать ее подальше от вас, чтобы оградить от дальнейших страданий.

Так вот почему она вышвырнула Лео, притворившись, что приняла его за одного из назойливых клиентов, который хочет купить меня на пару часов. Однако, подозреваю, расчет был не только на это: в конце концов, я прекрасно отдаю себе отчет в том, что Галатея – жесткая деловая женщина, которая ничего не пускает на самотек. Она отвела мне роль недоступной девушки, приманки, и если вдруг пойдут слухи, что я принимала мужчину, это может спутать ей все карты относительно моей неприкасаемости.

Лео бросает на меня раздраженный взгляд, но я только приподнимаю брови.

– Анджело, проводи, пожалуйста, кардинала Орланди до двери. В этом доме у нас не принято лазать по фасаду, как обезьяны. – надменно произносит Галатея.

– Подожди, – кричу я, вклиниваясь между ними. – Он может остаться… как мой гость, если ты не против. – В этот момент я искренне рада, что Галатея не знает о том, что он уже успел переночевать сегодня в моей комнате.

Галатея медленно поворачивается ко мне, и теперь я узнаю слепой гнев в ее взгляде, который мне уже довелось видеть в прошлый раз.

– Ты что, прощаешь его? – шипит она побелевшими от гнева губами. – Неужели у тебя совсем нет гордости?! – Когда Лео угрожающе шагает в ее сторону, она отмахивается от него, как от назойливой мухи. – Видимо, я ошиблась на твой счет, Розали. Он будет использовать тебя снова и снова, тут же забывая о тебе, когда ему вздумается. Как ты можешь быть такой глупой, чтобы позволить ему играть с тобой? Все мужчины такие, а ты просто наивная дура, если считаешь, что он особенный!

Бросив на меня полный гнева и разочарования взгляд, она разворачивается на каблуках и бросается вон из комнаты. Ошеломленная, я смотрю ей вслед, глаза горят от слез, а ее слова, кажется, оставили по всему моему телу саднящие порезы. То, как ноют эти раны, подозрительно напоминает угрызения совести. Однако сейчас я решаю пока отодвинуть в сторону вопрос с Галатеей и странными чувствами, с этим я разберусь попозже.

Я оборачиваюсь к Лео и в который раз задумчиво его оглядываю.

– Мне это привиделось или ты действительно вошел через окно?

Вялая усмешка скользит по его губам, преображая мрачное выражение лица, он пожимает плечами.

– Я уже собирался забить и попытать счастья вечером, но мне показалось, что я увидел тебя в окне, и я оказался прав.

– Но забраться по карнизу… – У меня начинает кружиться голова от одной мысли о том, чтобы забраться по крутой стене дома и постучаться в закрытое окно без уверенности в том, что тебе откроют. Сумасшедший!

Лео лишь продолжает усмехаться, и на его щеках появляются ямочки, которые впервые так четко бросаются мне в глаза… Может быть, потому, что я так редко вижу его мальчишескую ухмылку.

– На фасаде достаточно выступов и украшений, за которые можно зацепиться. Во Флорентийском соборе же я как-то справился, да и стены там были гораздо более гладкими.

Судя по всему, он наслаждается моим изумлением, в то время как я могу только думать о том, насколько он, должно быть, сумасшедший. По крайней мере достаточно, чтобы проникнуть в чужой дом по фасаду ради меня.

Розали – моя.

Это явно та тема, над которой мне стоит поразмыслить позже, потому что Анджело тут же оживляется, требуя моего внимания здесь и сейчас.

– Ну, раз вы оба уже здесь, мы можем продолжить с того, на чем остановились вчера вечером. В конце концов, время не терпит.

Из глаз Лео улетучивается веселый блеск, когда он серьезно кивает.

– Где книга?