Пластырь для души

– Спасибо, это очень любезно с вашей стороны.

Возвращаясь в новый дом, я шла и мечтала вернуться и посмотреть старый дом внутри. Обожаю атмосферные вещи, вдруг там есть старая посуда – может, Валерий Петрович разрешит мне ее забрать? Вряд ли ему там что-то нужно, раз он собирается его сносить. А я, хоть и в печали, с непонятными перспективами на жизнь, с разбитым сердцем и разочарованием в людях, свою страсть к старью еще не потеряла, как оказалось.

В ту ночь, засыпая на диване в детской в Машкиной квартире, я прокручивала в голове события сегодняшнего дня и была довольна. Это был лучший день за последние полгода. А еще я впервые в жизни работала там, где мне было интересно. Где от моей фантазии и умений зависит радость маленькой девочки.





ГЛАВА 3




Я неделю работаю в доме Валерия Петровича. Я втянулась в новый ритм, как будто всегда так жила. Казалось, не было этого полугодового выпадения в кровать, в жаление себя. Я легко вставала в семь утра и летела на работу, а раньше восьми не уезжала домой. По сути, я у Машки только спала. Новая работа увлекла меня с головой, и мысль о разводе отступила на второй план. Мне было так же больно, как и неделю назад, но сегодня у меня была интересная работа и Машкин дом. А еще я могла прямо сейчас не решать, как мне жить дальше.

Игорь подал заявление на развод в Приморский загс через интернет, о чем сообщил мне в смс пару дней назад. Через месяц мы вместе должны там подписать это заявление. На этом все. Жирная точка после тринадцати лет семейной жизни. Игорь милостиво разрешил мне забрать из дома все, что мне нужно. Я не хотела думать сегодня, забирать ли мне холодильник со стиральной машинкой. Я подумаю об этом позже. У меня есть месяц, чтоб решить, где жить и нужны ли мне там вещи из прошлой жизни. Ну вот опять я начинаю плакать и жалеть себя. Как он мог так со мной поступить? Я не понимаю, как можно так резко вычеркнуть из жизни человека, которого любил. Или он меня никогда не любил? Зачем тогда было строить дом, планировать детей? Чем его новая женщина лучше меня? Она не молодая, не красавица, да у нее еще и двое детей! Почему она, а не я?

Отгоняя все эти мысли, я ехала знакомым маршрутом. Тут раздался телефонный звонок. Мама…

– Привет, дорогая, ну как ты? Неделю не звонишь, мы с папой волнуемся.

Да ладно, я только вчера слышала, как Машка из ванной комнаты громким шепотом докладывала тебе в подробностях все, что произошло у меня за неделю. Я не обижалась на подругу, знаю, что маме невозможно перечить. Ну и так хоть она звонила не мне, а Машке. Я с мамой вообще не могла разговаривать.

– Я хорошо! На работу еду.

– Может, пора искать нормальную работу? Это же временная, сколько она продлится?

– Я не знаю, сколько эта работа займет времени. Если мы сработаемся, то до осени точно.

– Это все ненадежно, а вдруг тебя обманут и не заплатят?

– Как оказалось, в жизни вообще все ненадежно! Если ты хорошо слушала Машку, то знаешь, что Олег у этого заказчика работает три года! И вообще по деньгам вопросов нет. У меня с ним контракт на 40 листов. В нем прописано все, и моя зарплата в том числе, она более чем хорошая. Бухгалтеры зарабатывают меньше.

– Это Игорь тебе мало платил, ты больше десяти лет в бухгалтерии, у тебя красный диплом, ты столько училась. И ты не просто бухгалтер – ты главный бухгалтер. Я смотрела в интернете работу для тебя, там зарплата от ста тысяч. Хороший главбух всем нужен.

– Мам, а ты откуда знаешь, сколько он мне платил? Почему ты все время лезешь в мою жизнь? Мы были семьей, это просто был способ не платить большие налоги! – начала я оправдываться и защищать Игоря по инерции. Нет чтоб сказать – вот он сука…

Он контролировал все наши деньги и каждый месяц переводил мне на хозяйственные расходы с лихвой. Мне не на что было жаловаться, он за все платил: ипотека, строительство дома, наши постоянные путешествия – я даже не вникала, сколько денег у нас на самом деле. Если мне что-то было нужно, я просила – он давал. Я хоть и была главбухом, видела все движения денежных средств, но конечные цифры в наличке оставались для меня загадкой. Я не главбух, а дура. У меня после развода не останется ничего. Все мои денежки уплыли к другой тете.

– Я не лезу в твою жизнь, я хочу помочь. Ты останешься ни с чем после развода. Не будь дурой, давай наймем адвоката.

– Ну хватит уже про адвоката! Я ж сказала, земля и дом оформлены на его маму до нашей свадьбы! У фирмы уставной капитал десять тысяч. Его официальные заработки ничтожно малы, а у нас нет детей, чтоб претендовать на алименты. Сбережения его я не представляю где, даже если они есть. А делить ипотеку на квартиру его мамы и кредит на строительство дома – они-то совместно нажитые – я вообще не хочу, – орала в трубку я.

– Ты хотя бы мебель и технику из дома забери и продай, хоть какие-то деньги, – не отступала мама.

– Хорошо, заберу, – согласилась я и повесила трубку. Проще было согласиться.

Мое настроение окончательно испортилось. Кое-как собрав себя в кучу, утерев слезы и пообещав себе разобраться с этим позже, я заехала на территорию Валерия Петровича.





Я много времени проводила в Сониной комнате. Надо сказать, сама девочка там бывала не часто. Проснувшись рано утром, она бежала провожать отца на работу, если же он запирался в кабинете, то она играла под лестницей у его двери. Там ее находила Нина Павловна, кормила и уводила гулять на ферму. Обедали они отдельно, но, приходя к ней в комнату в послеобеденные часы, я находила девочку погруженной в игры. Мне хотелось с ней познакомиться поближе, понять, что ей нравится. Но девочка была очень неразговорчивой для ребенка.

– А цвета тебе какие нравятся? – спросила я и положила перед ней палитру одного из производителей краски.

– Я люблю желтый, как солнышко, и зеленый, как травка. И вообще я люблю лес, как папа, и море, как мама, – сказала девочка с грустью в голосе. У Сони был слишком взрослый взгляд для семилетнего ребенка. Я при встрече решила, что ей не больше пяти, – уж больно маленькая и худенькая она была, но потом Нина Павловна сказала: осенью Соня пойдет в первый класс, и я поняла, что ошиблась.

Я расспрашивала Соню, какие мультики ей нравятся, но оказалось, что она их почти не знает. И правда, в ее комнате телевизора не было, да и во всем доме тоже. Сейчас детская была почти пустой, белые стены, кровать, комод и немного игрушек – это все, что было там. Значительно позже я поняла, что на тот момент Соня жила в этом доме и в этой комнате всего месяц. И вообще в этой семье.

Что же с тобой произошло, милый ангел? Что за судьба у тебя? Можно было подумать, что сирота обрела семью, но она разваливается с треском в тот же миг…

Соня принесла мне большую зеленую книгу. На каждой странице этой книги была своя история про какую-нибудь фею. И зубная, и лесная, и фея крестная – все представители сказочного мира жили в этой книге. Очень красивые иллюстрации, всевозможные кармашки и секретики погружали ребенка в мир волшебства и делали его причастным к миру фей.

– Я хочу, чтобы моя комната была как домик для фей, тогда по ночам они будут ко мне прилетать и мне никогда не будет страшно, ведь я не одна, – сказала девочка, пока мы с ней листали книгу и заглядывали во все кармашки.

– Я обещаю, я сделаю все, чтоб тебе понравилось. Ну и феям тоже.

Этот разговор затронул тайные струны моей души, мне захотелось для этого ребенка перевернуть весь мир. У меня не было опыта материнства, но Соня смогла зародить во мне представление, что это такое. Я полюбила ее с первого взгляда, только поняла это спустя время. Мне очень захотелось узнать ее историю, надо будет аккуратненько расспросить Нину Павловну.

Я стала изучать мир фей, искать подходящие цвета. Смотреть на специальных сайтах, какие интерьеры детских по этой тематике есть. Мне все не нравилось: слишком пошло, слишком ярко или слишком много лесных жителей. С феями мне хотелось не переборщить. Не знаю, как это делают настоящие дизайнеры, я таким не являюсь. Мой опыт начинается и заканчивается одним домом – моим. К интерьеру своего дома я не хотела допускать никаких дизайнеров. И дело даже не в моем уникальном вкусе, я хотела наполнить пространство только своим желаниями, а не модными штучками, как в журнале. Игорю вообще было наплевать на то, каким будет наш дом, он был занят технологиями, инженерией и конструктивом – строитель, одним словом. Я пыталась его заинтересовать, обсуждала с ним варианты, но быстро поняла, что ему не до того. Это было пять лет назад. Он тогда меня еще любил или уже жил по инерции? Эти вопросы лезли мне в голову в самые неожиданные моменты.


Когда мы начали строить наш дом, а это было семь лет назад, я стала смотреть все передачи про ремонт. Покупала журналы и вырезала из них то, что мне нравилось, складывала в отдельную папку, чтоб не потерять. Я ездила на мебельные выставки и фотографировала там интересную мебель, а потом распечатывала и складывала в свою папочку. Я собирала всевозможные буклеты с интерьерных выставок и тоже складывала. Папка переросла в две, а потом и вообще в коробку из-под бумаги. Пришло время отделки, и я стала перебирать то, что собирала два года. Раскладывала по разным кучкам – гостиная, кухня, спальня, кабинет, детские. Так коробка переросла в кучки на полу. Я ходила между ними, перебирала содержимое. Брала нужную картинку и ехала в строительные магазины искать нужный материал, так рождался мой дом. Сейчас я решила идти по тому же плану, но в ускоренном темпе. На первый вариант проекта у меня было две недели по контракту. Так что растягивать не стоило, а первая неделя пролетела незаметно.

Сегодня после обеда мне захотелось прогуляться в старый дом. Я взяла ноутбук и пошла по знакомой тропинке. У меня появилось несколько идей для Сони, я хотела их обдумать на природе. Ключи от калитки и дома мне дал Семен еще неделю назад, но я так увлеклась работой, что не могла оторваться от ноутбука. Да и погода была дождливая и холодная – на улицу совсем не хотелось выходить. А сегодня было солнечно и тепло, весна брала свое, хоть и с запозданием.

Через десять минут я уже сидела на крыльце старого дома. Я живо представила, как на этой самой скамейке сидела бывшая владелица дома и смотрела на свой сад. Сейчас сад зарос и представлял собой печальное зрелище. Старые деревья – непонятно, живые или уже высохшие. Прошлогодняя нескошенная трава вперемешку с мелким кустарником заполнили все пространство между деревьями. С крыльца не было видно ничего, кроме серых веток и сухой травы, но я знала, что там впереди озеро.

Я представила себя девяностолетней, сидящей на этом крыльце. Доживать в таком месте свою жизнь, что может быть лучше? Рядом дети и внуки, позади долгая счастливая жизнь. Мне показалось, что женщина на этом крыльце была счастливой. Уж больно красиво тут, а еще тихо и душевно, что ли. И пусть дом и сад пребывают в запустении, но они живые. Я это чувствую. Вот новый дом Валерия Петровича – он не живой. Он красивый и новый, но просто огромный для троих человек. Без уюта и тепла он слишком мрачный.

Валерия Петровича я за эту неделю не видела ни разу. Да и особо не хотелось. Моя задача – понравиться Соне, надеюсь, я смогу ее порадовать.

Вглядываясь с крыльца в эти сухие ветки, я пыталась понять, будет ли в моей жизни счастье? Смогу ли я еще верить мужчинам? Встретить такого, с кем смогу построить семью и родить детей? Мое женское здоровье вполне это позволяет, но мне тридцать пять, и время уходит слишком быстро. По сути, еще пять лет, и вероятность родить устремится к нулю. А потом на меня накатила такая злость, мне захотелось все ломать и крушить. Я поддалась порыву и пошла ломать старые ветки и траву между деревьями. В меня вселилась нечеловеческая сила, и я била по старым веткам малины, осины и еще непонятно каким с не свойственным мне энтузиазмом. Я дошла до скамейки, на которой сидела с Валерием Петровичем, расчистила и ее. Старые ветки я складывала на берегу озера. Не знаю, сколько времени продолжалось мое буйство. Слезы текли по щекам, кажется, я даже подвывала. Мне стало чертовски важно сломать все эти старые ветки.

Я рухнула на скамейку без сил. Теперь между мной и озером была огромная куча старых веток. Я оглянулась назад. Мне понравилось то, что я увидела. Теперь с крыльца будет видно озеро. Я сидела и улыбалась. На сердце стало легко. В тот день я начала то, чем потом занималась каждую свободную минуту своего времени на работе у Валерия Петровича. Я приходила сюда и готовила сад к пробуждению.

Я сидела на скамейке и вглядывалась в серую гладь воды, а потом у меня родилась идея, и я поспешила обратно в Сонину комнату. Там я нашла альбом и цветные карандаши. И стала рисовать. Виды будущей комнаты из моей головы переходили на бумагу. Пространственные наброски простым карандашом оживали на белом листе. Потом я добавляла цвета.

Сонина комната была неправильной вытянутой формы. Заканчивалась она пятиугольным эркером с высокими узкими окнами по каждой грани. По одной из длинных стен было еще два окна. Это была угловая комната. Из окон открывался прекрасный вид на лес. Где-то там, среди сосен, можно было разглядеть проблески воды. Вся комната около сорока метров, четверть из них приходилась на эркер. В комнате было много естественного света.

У меня родилась идея отделить пространство эркера прозрачной органзой, переходящей в занавески. Пустить хрустальные нити поверх полотна, чтоб лучи солнца преломлялись через камень и рождали яркие блики. Сделать это пространство местом для игр. Я рисовала широкий единый подоконник по всем окнам эркера, потом к нему снизу нарисовались ящички и шкафчики для игрушек. Это непременно должен быть массив дуба какого-нибудь коньячного не темного оттенка. Сама собой сверху появилась хрустальная люстра из таких же раскосых нитей, как на шторах. На пол лег зеленый ворсистый коврик неправильной формы.

Потом я рисовала виды основной части комнаты. Лишь только когда листы в альбоме закончились, я остановилась. Поискала еще один, но не нашла. За окном начинало темнеть, я посмотрела на часы и поняла, что уже десять часов вечера. Этого я не ожидала. Почему нет Сони? Ей пора бы ложиться спать. На телефоне было шесть пропущенных вызовов. Неужели я их все не слышала? Проверила – звук есть. Как в подтверждение этого телефон зазвонил опять. Машка так просто не отступала.

– Але, ты куда пропала? Олег сказал, что ты еще днем уехала по строительным магазинам. Я уже волноваться начала, вдруг ты там с моста прыгнула? Меня мама твоя тогда убьет.

– Не волнуйся, я заработалась, не заметила, как время пролетело. Сейчас пойду собираться. Не жди меня, ложись спать, – ответила я и повесила трубку. Все пропущенные звонки были от Машки.

Я собрала свои рисунки, положила на место карандаши. Завтра привезу свои карандаши. Интересно, где они? И вообще, где мои кисти, краски? Я забирала их от мамы, когда переехала жить к Игорю. Еще какое-то время я рисовала. Мы долго жили с его мамой. Потом мы договорились продать эту квартиру и купить маме новую в ипотеку, а она разрешила нам строить дом на своем дачном участке под Гатчиной. Тогда Игорь уже встал на ноги и мог начать строительство. Их дача оказалась лучшим из того, что мы смотрели. Близко от города, почти двадцать соток – совсем недавно мы купили соседний участок. Продав мамину квартиру, мы переехали жить на съем на время строительства, куда же я отвезла свой художественный чемоданчик?

Пребывая в размышлениях, где же искать свои карандаши, я спускалась с лестницы. Тут раздался звук бьющейся посуды, но я не сразу поняла, откуда он исходит. Оказавшись на пролете между первым и вторым этажом, я остановилась и прислушалась.

– Сука, как же я ее ненавижу! – узнала я голос Валерия Петровича.

Дальше слов было не разобрать. Я прислушалась и уловила вкрадчивые женские интонации. Нина Павловна, догадалась я. Медленно и тихо я спустилась на первый этаж и увидела сквозь незакрытую дверь кабинета следующую сцену.

Женщина стояла посреди кабинета, прижав руки к груди, и говорила тихим быстрым голосом. В это время хозяин кабинета метался из стороны в сторону, словно тигр в клетке. Я остановилась в тени лестницы, где обычно пряталась Соня, и замерла.

– Как она посмела забрать ее? А? Выкрала из дома ребенка посреди белого дня. Почему ты это ей позволила?

– Она ее мать. Она не воровала ребенка, ты же знаешь. Соня позвонила ей и сказала, что соскучилась.

– Где она нашла телефон? Почему ты позволила ей это сделать? – орал Валерий Петрович, а потом схватил со стола стакан и швырнул в книжный шкаф. Звон битого стекла был очень похож на тот, что я услышала на лестнице. Это разбился не только стакан, но и стекло дверцы шкафа.

Нина Павловна не шелохнулась, было видно, как проступили кости и побелели пальцы на крепко переплетенных у груди руках. Бесстрашию этой женщины можно было позавидовать. Гнев Валерия Петровича витал в воздухе и грозил разрушить не только кабинет, но и весь дом.

– Я всех уволю, это не охранник, а черт знает что! Как он пропустил ее? Я всем запретил ее пускать. Нет, я его завтра пристрелю! Тварь!

– Валера, я тебе еще раз повторяю, это все я, убей меня, если тебе станет от этого легче. Ее пропустила я. Ворота открыла я. Соня взяла мой телефон, который я оставила на столе в кухне. Она три недели не видела мать и даже не разговаривала с ней. Она перестала верить, что мама в командировке, но скоро вернется. Она ребенок, который столько горя хлебнул за семь лет жизни, что на целых пять жизней хватит. И видимо, после разговора Катино сердце не выдержало, ты же знаешь, как сильно она ее любит, не меньше, чем ты. Не знаю, как долго они разговаривали и о чем, но она уже через час звонила мне от ворот с просьбой вывести ей Соню погулять. Если бы ты разрешил ей иногда звонить и разговаривать с ребенком, этого бы не произошло. Я тебе говорила, так нельзя. Что бы ни произошло между вами – Соня тут ни при чем, если на суде узнают, что у вас нелады, ее заберут. По-настоящему заберут! Пойми ты это, дурья башка!

Пока Нина Павловна пыталась вразумить и успокоить мечущегося по комнате Валерия Петровича, я думала, как незаметно уйти из своего укрытия. Я представила, что хозяин дома увидит меня, и холодный пот побежал у меня по спине. Ни малейшего сомнения, что он меня убьет в тот же момент.

Очередной стакан полетел в стену. Обхватив руками голову, Валерий Петрович остановился и сел на кожаный диван. Он не был виден в просвет двери, я поняла это по виднеющейся ноге и тени на полу. Только после этого Нина Павловна подошла к столу и налила воды из графина в последний стакан.

– На выпей, тебе надо успокоиться.

– Я спокоен, я чертовски спокоен.

– Соня завтра вернется, Катя сказала, что привезет ее утром. Не нужно устраивать сцены при ребенке. Если ваша ссора такая серьезная, думай, как вы оба будете растить ребенка. За Соней опека будет следить во все глаза. Тут даже твои деньги не помогут. Ты же знаешь, что ее родственники тоже очень непростые. Как только у них появится шанс зацепиться, ее попробуют у вас забрать. Еще не было суда, до него еще месяц.

– Да ты не понимаешь… Она… Она предала меня. Предала нас! Дальше ничего невозможно! Как ты не понимаешь?

– Может, я и не все понимаю, но точно знаю, что ошибки совершают не только плохие люди, но и хорошие. И вообще нет хороших и плохих! Это жизнь! Надо учиться прощать, есть что-то большее, чем ущемленное эго!

– Прощать? Такое – никогда! – сказал Валерий Петрович, выпил воды и кинул последний стакан в стену с картиной. Картина пошатнулась, слетела с гвоздя и вместе со стаканом упала на пол.

– Ты с ней даже не поговорил, может, все не так, как тебе кажется? Может, ее тоже можно понять?

– Она тебе рассказала?

– Нет, я не хочу принимать ничью сторону. Я знаю тебя с детства, я никогда не считала тебя просто племянником, ты мне как сын. Я люблю тебя. Я растила ваших детей. И ты знаешь, как я отношусь к твоей жене. Я не знаю ни одного человека с таким большим сердцем, как у нее. Катя ангел, сделавший много добра людям, и детям особенно. Я даже слышать не хочу, что за собака пробежала между вами, но тебе стоит с этим разобраться. Я на стороне Сони, она заслуживает того, чтоб жить в нормальной семье.

– Ангел… тварь она! Такая же, как и все! Я все видел своими глазами, там все понятно!

– Глаза иногда обманывают. Ты слушай сердце.