Пластырь для души

Валерий Петрович встал и пошел к шкафу. Там бар, поняла я. Достал бутылку и стал пить из горла.

– Не смей пить, только этого сейчас и не хватало. Уйти в запой – это твой ответ проблемам? Тебе нельзя пить в таком состоянии, ты же знаешь! Это плохо кончится, с твоей контузией ты быстро слетишь с катушек! Нельзя этого допустить, подумай о ребенке! – закричала Нина Павловна, а потом выхватила бутылку у него из рук и швырнула в стену.

Такого поворота событий я не ожидала. Надо как-то незаметно уйти.

– Я все время только о ребенке и думаю! Если бы не Соня, я б пристрелил эту суку еще в тот день. Как же мне больно… Нина… ты даже не представляешь… – завыл Валерий Петрович и опять сел на диван. Обхватив руками голову и опершись локтями о колени, он сидел и раскачивался из стороны в сторону. Она села рядом и обняла его.

– Поплачь, милый мой, тебе легче станет. Завтра Соня вернется. Это ее дом, мы вместе придумаем, как жить дальше.

Воспользовавшись моментом, когда они оба оказались на диване и не могли меня видеть, я тихо проскользнула в столовую, а оттуда на улицу. Последнее, что я слышала, проходя мило двери, – это всхлипывания Валерия Петровича.

«Вот это дела», – думала я, пока ехала по ночному городу. Я появилась у Машки за полночь, все спали. Только Джек вышел меня встречать. Даже лаять не стал, чего за ним обычно не водится.

– Умная собака, – сказала я, погладила его и пошла на кухню выпить чаю и что-то съесть. Собака пошла за мной. Он поесть ночью тоже не дурак.

На плите стояла остывшая сковородка с макаронами. Среди них одиноко затерялась сосиска. Но для меня это была пища богов. Я так устала за сегодняшний день, слишком много эмоций для меня. Только сейчас я заметила, что мои руки в царапинах и крови, а на рукаве свитера рваная дырка – похоже, зацепилась за сучок. Я помыла руки и лицо прямо в раковине на кухне. Съела холодные макароны и половину сосиски – вторую отдала своему лохматому другу. Запила все это чьим-то оставленным на столе сладким чаем. И без сил завалилась спать на заботливо расстеленный Машкой диван.





ГЛАВА 4




Наступил май. Погода резко поменялась – стало тепло и солнечно. Только вчера я куталась в пуховик, а сегодня еду в толстовке на работу. Надо сказать, летние вещи я из дома не забирала. Надо съездить туда завтра после работы. Но тогда придется принимать решение, что делать с остальными вещами. Куда их везти? К маме? К Машке? Я живу у нее уже три недели, пора что-то решать. Она меня не гонит, даже наоборот, но вот так долго продолжаться не может. Все. Решено. Завтра еду за летними вещами и решаю, что делать с остальными.

Мне тепло. На душе радостно. Сегодня я счастлива.

Работы в Сониной комнате идут полным ходом. Мои наброски Соне понравились. Я их еще немного доработала, и начался этап воплощения. Я пыталась их согласовать с Валерием Петровичем. Позвонила ему, но он, как всегда, был резок:

– Я что, неясно выразился, кто ваш главный заказчик? Соне нравится?

– Да, но вдруг вам что-то не понравится? Соня ребенок, в ее возрасте все новое вызывает восторг, а потом так же быстро надоедает.

– Если ей сейчас нравится – делайте. Перестанет нравиться – переделаете.

– Ну, может у вас есть какие-то личные пожелания? Чтоб был или не был телевизор, компьютер? Гостевой диван? Шведская стенка? Кондиционер? Увлажнитель? Ионизатор? – не унималась я.

– Вы что, плохо слышите, повторяю вопрос – Соне нравится?

– Да…

– Так и не морочьте мне голову, – выругался Валерий Петрович и бросил трубку.

После этого я больше ему не звонила.





То, что в доме что-то происходит, я поняла уже у ворот: их мне не открыли. Я сигналила в течение пяти минут, пыталась звонить охраннику, но он не брал трубку. Потом из калитки вышел человек в черной маске, с автоматом на плече и в бронежилете с надписью «ОМОН».

– Девушка, покажите документы.

– Вот, – протянула я паспорт и сказала: – Я тут работаю.

– Ясно, сегодня выходной. Тут идут следственные действия, езжайте домой, – сказал мужчина и отдал мне паспорт. А потом ушел на территорию Валерия Петровича.

– Но я… у меня там сегодня мебель привезут! – кричала я вслед закрывающейся калитке.

Черт, как не вовремя, что ж делать? Что такое происходит, я догадалась: видать, ОБЭП нагрянул. За десять лет работы главбухом и не такого повидала. Наш бизнес кошмарили как могли и конкуренты, и родное государство. Скорее всего, они ничего не найдут, то, что Валерий Петрович опытный, сомнений не вызывало. Но вот дом перетряхнут и шороху наведут. Там, наверное, уже его юристы вовсю встречные иски клепают. Но понятно, что сегодня это надолго.

Я позвонила Олегу, он трубку не взял; значит, скорее всего, он в доме и телефон у него забрали. Что делать? Сейчас только девять утра… А мне сегодня надо обязательно попасть в Сонину комнату. Там остался последний эскиз ее кровати. Его сегодня нужно отправить на производство. Или они не успеют отдать его в работу, и срок изготовления растянется еще на три недели. Что же делать? Я понабирала еще телефоны домашних, но никто не отозвался.

Тогда я решила поехать в старый дом. Там можно поработать, вдруг к вечеру все прояснится. В любом случае ехать домой мне не хотелось. Да и старый дом так меня манил. Я стала туда приходить каждый день. Сначала я расчищала сад. А в какой-то день пошла исследовать дом. Сейчас у меня выдалась прекрасная возможность побыть там в солнечный день и напитаться магией этого дома. То, что у этого дома есть душа, я не сомневалась. Стоило только перешагнуть порог калитки, мне сразу становилось легче дышать. После того дня, когда первый раз вдохновение пришло ко мне в этом саду и я пошла рисовать, я приходила сюда с вопросами и уходила с ответами. Я почувствовала на себе магию этого дома.

К старому дому был подъезд с перпендикулярной линии. После того как богатые раскупили здесь участки, соединяли их и перегородили шлагбаумом проезды, нужно было знать, как проехать. Иначе путь к дому не найти. Я увидела калитку и ворота, когда расчистила сад по левому краю забора. Это был малюсенький проезд между соседским забором и углом забора Валерия Петровича. Сейчас я в него свернула и остановилось. Дверь машины целиком не открывалась, но я выбралась и пошла к калитке. Она была старая, но крепко сбитая и совсем не гнилая. От старого забора остались лишь два столба, на которых она держалась. Когда-то через нее ходила хозяйка дома. Видимо, по краям жили ее подружки-соседки, и они переговаривались через забор. Сейчас это был глухой непроглядный штакетник в два слоя без просветов. Соседи могли друг друга вообще не знать.

Калитка на замок не закрывалась, в этом не было никакого смысла: она бы сломалась от удара ноги. Простой проржавевший крючок держал ее и не давал ветру распахнуть. Раньше за ней начинались непроходимые кусты, которые закрывали дом. Когда я их срезала, стала видна тропинка, которая шла прямиком к крыльцу.

Сегодня участок выглядел совершенно иначе, чем в тот первый день, когда любопытство привело меня сюда. Он был значительно больше, чем мне показалось в первый раз, наверное, соток пятнадцать. По центру стоял дом, в правом углу сарай и старая баня. По всему участку были посажены деревья. Я пока не поняла какие, но точно могу сказать, плодовые – яблони, вишни, сливы, ну и, может быть, груша. Еще на прошлой неделе я поняла, что они все живые, просто на некоторых есть много сухих веток, которые нужно отпилить. Я увидела набухшие почки. Соки весны потекли по веткам. Я принесла садовую ножовку и сучкорез, не спеша отрезала мертвые ветки и складывала в кучу на берегу. Эта куча была уже мне по грудь и метров пять в диаметре.


Перед самим домом после моей расчистки осталось пять деревьев. От крыльца до воды было метров пятнадцать. Были видны следы старой клумбы перед окнами. Следы ограды палисадника. Видимо, хозяйка дома хоть и любила деревья, хотела с крыльца видеть озеро и цветы. Оставшиеся деревья – это были две ивы с правой стороны забора. В их дебрях утопала скамейка, на которой я сидела с Валерием Петровичем в день знакомства. Кустистая вишня у крыльца. И два непонятных мне пока дерева у левого края забора между баней и берегом озера.

Я поднялась по ступенькам крыльца, пребывая в радостном настроении. Увидев, что навесного замка нет, я не удивилась: видимо, сама забыла его закрыть вчера. Я дернула дверь, чтоб ее открыть, но она не подавалась. Такое уже случалось. Старый дом перекосило от времени, половые лаги гуляли. Я еще раз с усилием толкнула плечом дверь, и тут она как-то очень просто подалась. Я потеряла равновесие и стала падать через порог вовнутрь.

На полпути к деревянному полу я выставила руки, чтоб смягчить удар. Тут случилось неожиданное. Я уперлась во что-то непонятное и вместо деревянного пола оказалась в чьих-то объятиях. Я хотела закричать, но звук застрял у меня в горле.

– Тихо, девочка, не ори, это я, – услышала я знакомый голос. Валерий Петрович. Да – это был именно он.

Мой лоб уперся в живот. Мужской живот. Терпкий запах сигарет и мужского парфюма ударили в нос. Мое лицо упало именно туда, где ему совсем не место. Тело легло на мужское бедро. И это смягчило мое падение. Видимо, он выставил ногу, когда я падала. В следующее мгновение он руками взял меня за талию и поставил на ноги. На это все ушли доли секунды. Я оказалась очень близко от мужчины, который меня пугал.

И вот – темнота, узкий коридор сеней. Я краснею, хорошо, что этого не видно. Стыдно представить, во что только что уперлась моя щека. Как неловко.

– Все хорошо, тихо… ты ударилась? – одна его рука была на моей голове, а второй он обнимал меня за талию. – Ты шла, видела кого-то?

Неожиданная, такая беспардонная близость Валерия Петровича меня шокировала, и я не могла ничего сказать. Слова путались в голове. Только одна мысль стучала в висках – когда последний раз меня так обнимал Игорь?

– Я не… видела, точнее, видела только одного… я думаю, что… – тихо мямлила я ему в плечо.

– Что? Расскажи нормально! – резко сменил тон Валерий Петрович. Отпустил меня и пошел в дом. Только он гладил рукой меня по голове и успокаивал, а сейчас в своей манере требовал доклад.

– Я видела только одного. Не знаю, как его правильно назвать. Омоновца? Меня не пустили на территорию. Я приехала, ворота не открываются. Вышел человек в черном, проверил документы и отправил домой. Сказал, следственные действия! – отчиталась я и тоже вошла в дом.

– Черт! Что же делать?

Сейчас я могла его хорошо разглядеть. Он встал у окна и пытался что-то в него разглядеть. Напряжение, настороженность и злость читались в его позе. Я же остановилась у входа и тоже не знала, что делать.

– Что вы здесь делаете? – неожиданно для себя задала я вопрос с интонациями Валерия Петровича. Как будто это он ворвался в мой дом.

Он обернулся. Пристально посмотрел не меня. А потом засмеялся.

– А ты смелая.

– Извините, я хотела сказать… Я сейчас уйду, я не знала, что делать, и хотела тут переждать. Мне сегодня очень нужно попасть в дом. В Сонину комнату. Я…

– Да ладно, ситуация дурацкая. Не нужно оправдываться. Я сам тебе ключи дал. Заметил, как ты тут убралась. Зачем?

– Я стала приходить сюда думать. Сидеть и думать как-то не получилось, начала наводить порядок. Меня уборка успокаивает.

– Мне утром не спалось, я пошел пробежаться. После пробежки мне захотелось посидеть на скамейке. Я тут тоже, знаете ли, успокаиваюсь. Пока сидел, на телефон пришел сигнал, что у нас гости. У меня дома много хитрой аппаратуры и тревожных кнопок для разных целей. Да и не дома тоже. Такие визиты не редкость, хотя в этот дом они еще не приходили. Сегодня одновременно обыски на работе и тут. Мне адвокат уже звонил, ему оповещение тоже приходит. Сказал, что это очень удачно, что меня нигде не нашли, и велел сидеть тут, пока он не разберется, с какой стороны ветер дует. Это серьезный залет, судя по всему. Что ищут, непонятно.

– А как же Соня? Ей же страшно одной там, без родителей? Тем более когда люди в черном с автоматами по дому ходят, – спросила я, прежде чем сообразила, что это не мое дело.

– Ее там нет. Я бы ее одну не оставил! Ты в своем уме?

– Извините…

– Почему ты постоянно извиняешься?

– Я не знаю.

– Соня с матерью.

Зазвонил телефон Валерия Петровича.

– Алло. Да. Ясно. Заплати, – сказал Валерий Петрович в трубку. – Вот черт! Сука! – это уже было сказано после завершения звонка. Он начал ходить из угла в угол и напряженно думать.

– Дела плохи? – спросила я. Мне надоело стоять у порога, и я решила сесть на стул.

– Хуже некуда. Кто-то из своих слишком много болтает. Но кто? И зачем?

Дальше разговор прекратился. Я сидела на стуле и думала: что же дальше? Поработать сегодня точно не получится. И тут тоже. На одной территории с этим мужчиной мой мозг превращается в желе. А еще во мне появляется смелость и дерзость. Мне хотелось сказать ему что-то обидное, чтоб только он так не смотрел на меня. Как будто я пустое место. Обслуга. Мне пришло в голову, что он не помнит моего имени, раз назвал сегодня девочкой. И так резко перешел на ты. Что он вообще себе позволяет? Злость. Во мне стала зарождаться злость, как тогда, когда я начала ломать ветки. Нужно срочно уезжать, или я с ним поругаюсь, а мне очень нужна эта работа.

Я встала и стремительно пошла к выходу.

– До свидания, Валерий Петрович, надеюсь, у вас все разрешится наилучшим образом, – сказала я, шагнув сначала в коридор, а потом и на улицу.

– Эй, ты куда? – слышала я вслед, но решила не останавливаться. Надо быстрее ехать, а то я взорвусь. Это не нужно никому.

Но надо было знать Валерия Петровича, чтоб понять – последнее слово всегда за ним.

– Стой! Я тебя еще не отпускал.

– А я без спроса. В моем контракте про передвижение без разрешения ничего не сказано. У меня есть задание, я пошла его выполнять.

– Ты чего взбесилась-то? Нормальная же была.