Пять песен о нас. История о настоящей любви
Часть 10 из 14 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– На меня нельзя не обращать внимания. Что ты там сказала?
– Ничего, – дрожа, сказала «я» виновато, на мои глаза навернулись слезы. Было по-настоящему страшно, я будто ничего больше не могла сказать. Возможно, мои глаза стали совсем пустыми. – Пожалуйста, пусти меня. Я сейчас приду.
– Лучше бы тебе так и сделать, – рявкнул он.
Осмотрев кухню, я заметила фотографии троих детей в укромных местах, они прятались здесь и там: будто тому, что было в прошлом, нельзя было встречаться с тем, что есть в настоящем. Что-то внутри меня горело, вроде огня познания, и я видела то, что мне никто бы здесь объяснить не смог – что самое главное в этой семье. Это как взять к себе дикое животное и пытаться сделать его домашним. В доме шумели не дети или внуки – гремел только телевизор, который показывал футбольные матчи, да изредка доносилась ругань. И я тащила по лестнице пиво для мужчины моей мечты. Как это произошло? Неужели я провела двадцать лет с… ним?
* * *
С легким шипением поднимался пар, рядом со мной стоял Рю и смотрел, как остатки снега тают в воздухе. Я поставила ковшик рядом с камином и перевела дух. В голове ураганом носились тревожные мысли. Я побежала к окошку у черного хода, надеясь увидеть там хоть какое-то движение или свет. Только темнота. Опять послушала телефон. Мертвая тишина. Тогда я взяла фонарик и пошла в гараж. Машины Джея не было, и дверь все еще была открыта. Снег лежал метровым слоем, по дорожке из гаража шел след от колес. В стороне стоял полноприводный внедорожник.
Я беспомощно посмотрела на Рю. Он побежал вверх по лестнице и скрылся из вида. Я пошла за ним, по дому эхом разнесся звук моих шагов. Медленно шла по скользкому и холодному лакированному полу. Фонариком осветила холл и увидела на противоположной стороне несколько закрытых дверей. Вместо номеров на них были написаны слова. «Милосердие», «Мир», «Долготерпение» и еще несколько – все это были добродетели, Плоды Святого Духа. (Я не очень хорошо знаю Библию, но эти запомнила.) Я открыла дверь, на которой было написано «Радость», и увидела светлую, уютную комнату, в которой на огромной кровати лежало стеганое одеяло, а на солнечных обоях были нарисованы радуги. Один взгляд на эту комнату вызвал у меня улыбку. Там была ручная вышивка – корзина с фруктами, а внизу подпись: «Плод же Духа… радость». На книжных полках стояло много книг о браке, семье, несколько романов.
Я закрыла дверь. Другая дверь в холле была приоткрыта – совсем чуть-чуть, только Рю смог проникнуть в эту щелку. На двери была надпись: «Мир». Свет тонкой полосой падал на пол холла, и я остановилась, прислушиваясь. Тихий голос, почти шепот, доносился из комнаты, он плыл по холлу, как снежинка, слишком легкая, чтобы упасть. Было похоже, что там молится кто-то, кому с трудом дается каждый вздох.
– Дай мне сил выдержать эти испытания, – говорил женский голос. Больше я ничего не смогла услышать.
После секундной тишины я крикнула:
– Здравствуйте! – Рю подбежал к двери и выглянул наружу, подняв уши. – Простите за беспокойство, – сказала я.
– Входите, – ответила она скрипучим голосом.
Я толкнула дверь, и Рю отскочил, затем подбежал к стоящему в углу стулу и вспрыгнул на кровать. В камине горел огонь, и комнату освещали золотистые отблески. Я включила фонарик, держа его рядом. Рядом с камином стоял еще один удобный стул и тумбочка, на которой лежала потрепанная Библия. На книжных полках у стены стояло много книг. Я сразу узнала комод, потому что такой же мне подарила мама. Обои были небесно-голубые, а огонь в камине согревал комнату и делал ее уютной.
– Вы, наверное, Марли, – сказала женщина. Ее седые волосы были чуть выше одеяла. Она уютно устроилась под грудой покрывал.
– А вы жена Джея? – спросила я, двигаясь ближе.
– Я ждала вас, – сказала она. – Он рассказал мне, что случилось. Подвиньте стул поближе, чтобы мне было удобнее смотреть на вас во время разговора.
– Я не могу остаться. Только хотела спросить, можно ли мне взять вашу машину. Хотела поискать моего мужа. Джей уехал на поиски, и я волнуюсь.
С большим усилием она села. Всю ее поглотил сумрак комнаты, но я могла рассмотреть черты при мерцающем свете. Морщинистое лицо ее было как смятый лист бумаги у писателя, во всем стремящегося к совершенству. Ее руки – сплошные вены и костяшки пальцев, а кожа висела на ней как старое пальто. Лицо было мертвенно-бледным, и она все время облизывала губы языком, который казался сухим и распухшим.
– Вы не могли бы передать мне стакан с водой? – попросила она, трясущейся рукой показывая на стакан на тумбочке совсем рядом с кроватью.
Я подержала стакан, пока она сделала несколько глотков через соломинку, при этом, как ребенок, причмокивала губами и качала головой. Она глубоко вздохнула, после чего сказала:
– Спасибо вам.
Я поставила стакан обратно на тумбочку, и она спросила, стихла ли метель. Когда я повернулась, то заметила что-то в чертах ее лица и интонациях, что показалось мне знакомым. Во взгляде мелькнула какая-то искра, и я, кажется, узнала эту женщину.
– Не думаю, что она вообще стихнет. И волнуюсь за своего мужа. За вашего тоже.
– Вы можете взять машину. Он обычно держит ключи на щитке в гараже. – Она говорила медленно, с усилием, будто хотела сказать больше, но по какой-то причине сдерживалась.
Когда я повернулась, чтобы уйти, она протянула свою руку, пораженную артритом, и взяла меня за запястье. Через меня будто пробежал электрический ток. Раньше я такого никогда не испытывала, как будто прикоснулась к какому-то запретному источнику милосердия.
– Что такое? – спросила женщина. – Вас что-то тревожит. Что-то, что вы увидели.
Смотреть в ее глаза было все равно что смотреть в безбрежный океан. Ее брови поднялись, прежде чем я начала говорить, а затем появилась улыбка понимания.
– Значит, мой муж продемонстрировал вам, что такое сила снега.
– Да, и я увидела что-то ужасное.
– Вы увидели будущее?
– Третий ковшик. Я положила в него снег по ошибке… – У меня пропал голос, и я почувствовала, что комната кружится. – Последней картиной из настоящего была авария, и в спешке я взяла не тот ковшик.
– Ничего страшного. Мне только жалко, что рядом с вами никого не было, когда вам пришлось пройти через это.
– Мне н-надо знать, – я стала заикаться, – я видела, что может произойти или что должно произойти? Я хочу знать, произойдет ли все именно так или будущее можно изменить?
– И вы хотели узнать, может ли оно измениться и как его изменить?
– Да, именно.
Она моргнула, как женщина-Йода[14], а затем закрыла глаза, подняла палец и начертила в воздухе что-то невидимое.
– Всего лишь одна снежинка меняет структуру воды. Одно решение может изменить всю жизнь. Один несчастный случай меняет все. Как снежный шар, который вы разбили в день вашей годовщины.
– Откуда вы знаете об этом? – спросила я. Я не рассказывала этого даже самым близким друзьям. Потом мы купили такой же снежный шар, чтобы никто не знал о произошедшем.
Ее глаза оставались закрытыми, а рука упала на одеяло. Под покрывалами она шевелила ногами, и Рю вытянулся и зевнул, обнажив язык. Его лапы подрагивали, когда он вытягивал их сантиметр за сантиметром. Затем он снова уютно устроился рядом.
Когда я посмотрела на женщину, она улыбалась. Были видны ее старческие зубы, и эту улыбку я сразу узнала. Этот выкрошенный зуб. Эти поблекшие карие глаза. Ее лицо было как зеркало, в котором я увидела себя через много лет.
Я видела саму себя.
Я попятилась, пытаясь обрести дыхание. В голове вихрем носились вопросы.
– Этого не может быть… Это не можешь быть ты.
– Это я.
– Но если ты… то Джей… это Джейкоб?
– Это он.
– Но почему я не узнала его? Как я могла быть такой слепой?
– Ты помнишь рассказ о двоих на дороге в Эммаус?[15] – спросила она.
Это звучало по-библейски. Что-то о появлении после воскрешения и странниках, но я не понимала, к чему это.
– Они шли вместе с Ним, но не узнали того, кого любили, – сказала она. – Их глаза закрыла боль. А потом они сидели у огня, и Он говорил с ними. Он открыл им глаза своими словами и разжег их сердца. Скажи, – продолжала она, – заставило ли то, что ты сегодня увидела в тающем снеге, твое сердце задуматься, что, возможно стоит пойти другим путем? О том, что все в жизни еще может обернуться иначе?
– Да, – выдавила я.
Она заглянула мне прямо в душу и протянула ко мне обе руки.
– Тогда это то, что надо. Здесь ты видишь только возможный вариант, как и то, что ты видела в тающем снеге. Ни один из них еще не стал реальностью, но ты можешь выбирать.
Я сидела на кровати. Воздух в комнате становился прозрачнее.
– Но здесь столько боли! Кажется, между нами пропасть! Непохоже, что мы еще сможем начать все заново.
– Ты думаешь, я не понимаю этого? Я знаю, через что ты прошла.
Я смотрела на огонь в камине и удивлялась, почему он не стихает и не догорает. Чтобы огонь продолжал гореть, надо подбрасывать дрова. Чтобы сохранить семью, надо не терять надежду.
– То есть ты ненастоящая? Ты всего лишь похожа на женщину, которая, как я видела, вышла замуж за Эрика?
Хотя время и не пощадило ее тело, в лице и словах осталась нежность.
– Ты получила редкий дар, который достается очень немногим. Ты видела два варианта своего будущего, два пути, из которых можно выбрать.
– Могут, – сказала я. – Значит, ничего еще не предопределено. Будущее можно изменить.
– Да. Но то, что может произойти, не произойдет, пока ты не решишь, какого мужа выбрать, и не пойдешь к нему. То, что может произойти, никогда не произойдет, если к этому не стремиться. Никогда не вкусить радости и нежности любви, которую пронесешь через всю жизнь, если не будешь бороться за нее. Теперь я это знаю. Вопрос только в том, будешь ли ты бороться или согласишься на что-то меньшее?
– Дети, – сказала я, – что станет с ними в твоем варианте будущего?
– То, с чем столкнутся в своей жизни дети, не будет связано с твоим выбором, – сказала она. – Важно, что они будут выбирать. Но уверяю тебя, на них повлияет твое сегодняшнее решение.
Что-то теплое, но пугающее разлилось по моему телу, как горячее какао, это даже больше было похоже на излучение. И еще во мне рос страх, что мои мысли могут плохо отразиться на чем-то или ком-то.
– Я же так старалась! Так долго пыталась наладить отношения.
– Здесь речь совсем не о том, что мы должны хорошенько постараться. В конце концов, это не о том, что ты должна делать что-то правильнее, а он – правильно реагировать. Надо смотреть шире. Это не про то, что нужно что-то откопать в воображении, нужно, чтобы Бог сделал то, что тебе не под силу. Вот о чем это, и только. И для путников, стоявших на дороге две тысячи лет назад, и для тех, кто стоит на дороге сегодня.
– Значит, есть возможность сделать все правильно…
Она покачала головой:
– Не «сделать все правильно». Нужно просто сделать правильный выбор. Шагать по пути, который приведет тебя туда, где, невзирая на последствия, ты будешь гордиться собой.
– Ничего, – дрожа, сказала «я» виновато, на мои глаза навернулись слезы. Было по-настоящему страшно, я будто ничего больше не могла сказать. Возможно, мои глаза стали совсем пустыми. – Пожалуйста, пусти меня. Я сейчас приду.
– Лучше бы тебе так и сделать, – рявкнул он.
Осмотрев кухню, я заметила фотографии троих детей в укромных местах, они прятались здесь и там: будто тому, что было в прошлом, нельзя было встречаться с тем, что есть в настоящем. Что-то внутри меня горело, вроде огня познания, и я видела то, что мне никто бы здесь объяснить не смог – что самое главное в этой семье. Это как взять к себе дикое животное и пытаться сделать его домашним. В доме шумели не дети или внуки – гремел только телевизор, который показывал футбольные матчи, да изредка доносилась ругань. И я тащила по лестнице пиво для мужчины моей мечты. Как это произошло? Неужели я провела двадцать лет с… ним?
* * *
С легким шипением поднимался пар, рядом со мной стоял Рю и смотрел, как остатки снега тают в воздухе. Я поставила ковшик рядом с камином и перевела дух. В голове ураганом носились тревожные мысли. Я побежала к окошку у черного хода, надеясь увидеть там хоть какое-то движение или свет. Только темнота. Опять послушала телефон. Мертвая тишина. Тогда я взяла фонарик и пошла в гараж. Машины Джея не было, и дверь все еще была открыта. Снег лежал метровым слоем, по дорожке из гаража шел след от колес. В стороне стоял полноприводный внедорожник.
Я беспомощно посмотрела на Рю. Он побежал вверх по лестнице и скрылся из вида. Я пошла за ним, по дому эхом разнесся звук моих шагов. Медленно шла по скользкому и холодному лакированному полу. Фонариком осветила холл и увидела на противоположной стороне несколько закрытых дверей. Вместо номеров на них были написаны слова. «Милосердие», «Мир», «Долготерпение» и еще несколько – все это были добродетели, Плоды Святого Духа. (Я не очень хорошо знаю Библию, но эти запомнила.) Я открыла дверь, на которой было написано «Радость», и увидела светлую, уютную комнату, в которой на огромной кровати лежало стеганое одеяло, а на солнечных обоях были нарисованы радуги. Один взгляд на эту комнату вызвал у меня улыбку. Там была ручная вышивка – корзина с фруктами, а внизу подпись: «Плод же Духа… радость». На книжных полках стояло много книг о браке, семье, несколько романов.
Я закрыла дверь. Другая дверь в холле была приоткрыта – совсем чуть-чуть, только Рю смог проникнуть в эту щелку. На двери была надпись: «Мир». Свет тонкой полосой падал на пол холла, и я остановилась, прислушиваясь. Тихий голос, почти шепот, доносился из комнаты, он плыл по холлу, как снежинка, слишком легкая, чтобы упасть. Было похоже, что там молится кто-то, кому с трудом дается каждый вздох.
– Дай мне сил выдержать эти испытания, – говорил женский голос. Больше я ничего не смогла услышать.
После секундной тишины я крикнула:
– Здравствуйте! – Рю подбежал к двери и выглянул наружу, подняв уши. – Простите за беспокойство, – сказала я.
– Входите, – ответила она скрипучим голосом.
Я толкнула дверь, и Рю отскочил, затем подбежал к стоящему в углу стулу и вспрыгнул на кровать. В камине горел огонь, и комнату освещали золотистые отблески. Я включила фонарик, держа его рядом. Рядом с камином стоял еще один удобный стул и тумбочка, на которой лежала потрепанная Библия. На книжных полках у стены стояло много книг. Я сразу узнала комод, потому что такой же мне подарила мама. Обои были небесно-голубые, а огонь в камине согревал комнату и делал ее уютной.
– Вы, наверное, Марли, – сказала женщина. Ее седые волосы были чуть выше одеяла. Она уютно устроилась под грудой покрывал.
– А вы жена Джея? – спросила я, двигаясь ближе.
– Я ждала вас, – сказала она. – Он рассказал мне, что случилось. Подвиньте стул поближе, чтобы мне было удобнее смотреть на вас во время разговора.
– Я не могу остаться. Только хотела спросить, можно ли мне взять вашу машину. Хотела поискать моего мужа. Джей уехал на поиски, и я волнуюсь.
С большим усилием она села. Всю ее поглотил сумрак комнаты, но я могла рассмотреть черты при мерцающем свете. Морщинистое лицо ее было как смятый лист бумаги у писателя, во всем стремящегося к совершенству. Ее руки – сплошные вены и костяшки пальцев, а кожа висела на ней как старое пальто. Лицо было мертвенно-бледным, и она все время облизывала губы языком, который казался сухим и распухшим.
– Вы не могли бы передать мне стакан с водой? – попросила она, трясущейся рукой показывая на стакан на тумбочке совсем рядом с кроватью.
Я подержала стакан, пока она сделала несколько глотков через соломинку, при этом, как ребенок, причмокивала губами и качала головой. Она глубоко вздохнула, после чего сказала:
– Спасибо вам.
Я поставила стакан обратно на тумбочку, и она спросила, стихла ли метель. Когда я повернулась, то заметила что-то в чертах ее лица и интонациях, что показалось мне знакомым. Во взгляде мелькнула какая-то искра, и я, кажется, узнала эту женщину.
– Не думаю, что она вообще стихнет. И волнуюсь за своего мужа. За вашего тоже.
– Вы можете взять машину. Он обычно держит ключи на щитке в гараже. – Она говорила медленно, с усилием, будто хотела сказать больше, но по какой-то причине сдерживалась.
Когда я повернулась, чтобы уйти, она протянула свою руку, пораженную артритом, и взяла меня за запястье. Через меня будто пробежал электрический ток. Раньше я такого никогда не испытывала, как будто прикоснулась к какому-то запретному источнику милосердия.
– Что такое? – спросила женщина. – Вас что-то тревожит. Что-то, что вы увидели.
Смотреть в ее глаза было все равно что смотреть в безбрежный океан. Ее брови поднялись, прежде чем я начала говорить, а затем появилась улыбка понимания.
– Значит, мой муж продемонстрировал вам, что такое сила снега.
– Да, и я увидела что-то ужасное.
– Вы увидели будущее?
– Третий ковшик. Я положила в него снег по ошибке… – У меня пропал голос, и я почувствовала, что комната кружится. – Последней картиной из настоящего была авария, и в спешке я взяла не тот ковшик.
– Ничего страшного. Мне только жалко, что рядом с вами никого не было, когда вам пришлось пройти через это.
– Мне н-надо знать, – я стала заикаться, – я видела, что может произойти или что должно произойти? Я хочу знать, произойдет ли все именно так или будущее можно изменить?
– И вы хотели узнать, может ли оно измениться и как его изменить?
– Да, именно.
Она моргнула, как женщина-Йода[14], а затем закрыла глаза, подняла палец и начертила в воздухе что-то невидимое.
– Всего лишь одна снежинка меняет структуру воды. Одно решение может изменить всю жизнь. Один несчастный случай меняет все. Как снежный шар, который вы разбили в день вашей годовщины.
– Откуда вы знаете об этом? – спросила я. Я не рассказывала этого даже самым близким друзьям. Потом мы купили такой же снежный шар, чтобы никто не знал о произошедшем.
Ее глаза оставались закрытыми, а рука упала на одеяло. Под покрывалами она шевелила ногами, и Рю вытянулся и зевнул, обнажив язык. Его лапы подрагивали, когда он вытягивал их сантиметр за сантиметром. Затем он снова уютно устроился рядом.
Когда я посмотрела на женщину, она улыбалась. Были видны ее старческие зубы, и эту улыбку я сразу узнала. Этот выкрошенный зуб. Эти поблекшие карие глаза. Ее лицо было как зеркало, в котором я увидела себя через много лет.
Я видела саму себя.
Я попятилась, пытаясь обрести дыхание. В голове вихрем носились вопросы.
– Этого не может быть… Это не можешь быть ты.
– Это я.
– Но если ты… то Джей… это Джейкоб?
– Это он.
– Но почему я не узнала его? Как я могла быть такой слепой?
– Ты помнишь рассказ о двоих на дороге в Эммаус?[15] – спросила она.
Это звучало по-библейски. Что-то о появлении после воскрешения и странниках, но я не понимала, к чему это.
– Они шли вместе с Ним, но не узнали того, кого любили, – сказала она. – Их глаза закрыла боль. А потом они сидели у огня, и Он говорил с ними. Он открыл им глаза своими словами и разжег их сердца. Скажи, – продолжала она, – заставило ли то, что ты сегодня увидела в тающем снеге, твое сердце задуматься, что, возможно стоит пойти другим путем? О том, что все в жизни еще может обернуться иначе?
– Да, – выдавила я.
Она заглянула мне прямо в душу и протянула ко мне обе руки.
– Тогда это то, что надо. Здесь ты видишь только возможный вариант, как и то, что ты видела в тающем снеге. Ни один из них еще не стал реальностью, но ты можешь выбирать.
Я сидела на кровати. Воздух в комнате становился прозрачнее.
– Но здесь столько боли! Кажется, между нами пропасть! Непохоже, что мы еще сможем начать все заново.
– Ты думаешь, я не понимаю этого? Я знаю, через что ты прошла.
Я смотрела на огонь в камине и удивлялась, почему он не стихает и не догорает. Чтобы огонь продолжал гореть, надо подбрасывать дрова. Чтобы сохранить семью, надо не терять надежду.
– То есть ты ненастоящая? Ты всего лишь похожа на женщину, которая, как я видела, вышла замуж за Эрика?
Хотя время и не пощадило ее тело, в лице и словах осталась нежность.
– Ты получила редкий дар, который достается очень немногим. Ты видела два варианта своего будущего, два пути, из которых можно выбрать.
– Могут, – сказала я. – Значит, ничего еще не предопределено. Будущее можно изменить.
– Да. Но то, что может произойти, не произойдет, пока ты не решишь, какого мужа выбрать, и не пойдешь к нему. То, что может произойти, никогда не произойдет, если к этому не стремиться. Никогда не вкусить радости и нежности любви, которую пронесешь через всю жизнь, если не будешь бороться за нее. Теперь я это знаю. Вопрос только в том, будешь ли ты бороться или согласишься на что-то меньшее?
– Дети, – сказала я, – что станет с ними в твоем варианте будущего?
– То, с чем столкнутся в своей жизни дети, не будет связано с твоим выбором, – сказала она. – Важно, что они будут выбирать. Но уверяю тебя, на них повлияет твое сегодняшнее решение.
Что-то теплое, но пугающее разлилось по моему телу, как горячее какао, это даже больше было похоже на излучение. И еще во мне рос страх, что мои мысли могут плохо отразиться на чем-то или ком-то.
– Я же так старалась! Так долго пыталась наладить отношения.
– Здесь речь совсем не о том, что мы должны хорошенько постараться. В конце концов, это не о том, что ты должна делать что-то правильнее, а он – правильно реагировать. Надо смотреть шире. Это не про то, что нужно что-то откопать в воображении, нужно, чтобы Бог сделал то, что тебе не под силу. Вот о чем это, и только. И для путников, стоявших на дороге две тысячи лет назад, и для тех, кто стоит на дороге сегодня.
– Значит, есть возможность сделать все правильно…
Она покачала головой:
– Не «сделать все правильно». Нужно просто сделать правильный выбор. Шагать по пути, который приведет тебя туда, где, невзирая на последствия, ты будешь гордиться собой.