Павел Чжан и прочие речные твари
Часть 35 из 43 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Не сдаваться, только не показывать страх. Они же чуют страх, верно?.. Живот свело, в самом низу будто образовался камень, и Соня инстинктивно накрыла его рукой, надеясь, что тепло немного расслабит мышцы.
– Совсем с катушек слетела? Я полицию вызову!
– И что ты скажешь? – хмыкнула Мадина. – Кто тебе поверит? А потом тебя мои друзья встретят. На остановке, у шоссе.
На это у Сони не нашлось ответа.
Против людей из темноты, тех, кто ломает двери, кто караулит в колкой тишине у пустырей, она всегда была бессильна.
Мадина сказала, что это – закрытый вебкам-сервис для избранных. «Они уже выбрали тебя по фото, я лично всех проверила, – заверила она, садясь в машину. – На тебя лишь посмотрят с той стороны – и всё. Это иллюзия, картинка на экране и голос, не более того. Возникнут проблемы – звони моему помощнику, его номер у тебя есть».
К тому же, Соня заклеила камеру наблюдения на потолке: охранник не подсмотрит, чем она тут занимается. И пятьсот юаней за смену в пять часов – разве это мало? Правда, триста из них останется у Мадины, но это временно, всего на месяц или два, Соня ведь новенькая. Потом ее заработок вырастет.
Ничего из этого не успокаивало.
Соня поставила планшет на полку и села так, чтобы не было видно стула с наваленной на него одеждой, и камера захватывала лишь дверь и голый участок стены. Надела очки, зашла на сайт: цвета красного дерева, псевдоимперской мебели в дешевых ресторанах. По углам золотые виньетки, посередине два оконца для ввода логина и пароля, и больше ничего. Казалось, что кто-то уже смотрит через камеру на Соню, разглядывает пупок на обнаженном вздутом животе, бледный лифчик, ставший мал и оставляющий вдавленные красные полосы на коже.
Хорошо, вот она введет пароль – устрашающую гусеницу из букв и цифр, которую ей прислали. А дальше что? Она ни разу не видела, как работают вебкам-модели. Сколько будет зрителей (мемберов, так назвала их Мадина) – два, три? Восемь одновременно? Мадина говорила о десятиминутном перерыве – значит, и эфир будет точно не один. Еще она сказала, что за опоздания и отмену смены будет списывать юани с Сониного счета, потому что дисциплина и порядок очень важны. И слово «нет» ей следовало навсегда забыть.
Наверное, сначала со зрителями нужно говорить, подумала Соня (живот снова окаменел, накрыть его ладонью и согреть; но пальцы холодные, влажные, как жабьи лапки). Спросить, чего они хотят, да? Потом раздеться, чувствуя, как от холода мурашки сбегают по спине, за ними сбегает чужой взгляд, деловито ее ощупывает, проверяет крепость грудей, оценивает ширину бедер и длину ног. Потом ей скажут облизать палец, сексуально прикусить губу, потанцевать, поводить по телу дилдо (Соня покосилась на член-мутант, будто перетянутый черным латексом и оттого распухший).
В голове стучало: что она делает? Господи прости, что она делает сейчас? Она словно не была собой, видела себя со стороны, из камеры планшета. Свой обнаженный живот и серую, зернистую от плохого качества связи стену с дверью, небольшой угол, на который был завален горизонт. Себя в будущей съемной однушке, а рядом в кроватке сопит младенец. Или он уже подрос и ходит, заглядывает в дверь, – а она в этот момент широко раздвигает ноги и из планшета кто-то сопит. Как она объяснит это? Как объяснить, что за ней не стоит повторять?
Соня сорвала с глаз «арки», в два шага пересекла палату и сбросила планшет на пол. Села на мятое покрывало. Немного подумав, вытащила из-под шкафа сумку и затолкала в ее розовое нутро ком трусов, носки и свитер.
– Господи, помоги мне, Господи, помоги мне, Господи…
Где же эти «контрас», когда они так нужны?
Грязная, ужасно грязная, сама это накликала. Хотела острых ощущений? На́, получи.
Вали нахрен с Божьей помощью, пока никто не ждет на остановке.
5
Уволили Игоря быстро и заочно. Просто добавилась запись в электронной трудовой, а статус сменился на «безработный». Вещи из офиса уместились в небольшую коробку, но Игорь не стал ее тащить. Кружек у него было в достатке дома, принес их из «Читальни», фигня вроде распечаток и переходников тоже не была нужна. Поэтому спустился Игорь налегке, досадуя, что не удалось поговорить с Маршенкуловым: тот уже давно не отвечал на звонки, а в офисе его не оказалось. Помощница Оля сказала, что он уехал на встречу, быстро докурила и, извинившись, убежала. У нее тоже накопилось много дел.
В общем, не лучший день, чтобы спасать дамочек в беде. Но Игорь помнил это белое, по-странному красивое лицо с прозрачными глазами и россыпью веснушек, копну кудрей, которые теперь были скручены в увесистый пучок. Короткий пуховик, свободное трикотажное платье, по-мальчишески худые ноги в плотных колготках. Девушка облокотилась на стойку ресепшен, шмыгала носом и утирала покрасневшие глаза. Рядом на полу стояла большая спортивная сумка, чем-то доверху набитая. Секретарша Баочжай поглядывала на девушку неодобрительно, но пока не гнала.
Игорь видел эту рыжую с Чжаном. Он даже говорил с ней, как раз перед тем, как бабушка попала в больницу. Правда, совсем не помнил ее имя. Рыжая-бесстыжая – так он мысленно назвал ее тогда.
– Проверьте, пожалуйста, еще раз, – попросила рыжая на плохом китайском.
– Я уже проверила. Ничем не могу вам помочь. – Баочжай ответила бесстрастным голосом, совсем как система информирования в такси.
– Павел Чжан, он работает программистом, с программами, понимаете?..
– Ничем не могу…
– Чжан? – Игорь встрял в разговор.
Баочжай вскинула бровь: серьезно, мол? Ты действительно хочешь в это ввязаться? А рыжая подняла на него припухшие глаза. Заплаканные, но все равно красивые.
– Да, Чжан. – Она перешла на русский. – Павел. Вы не знаете, где он сейчас? Он в Москве?
Игорь кивнул, подыскивая нужные слова. Чжан свалил и девушке не сказал, долбоклюй, блин. Хотя они вроде как расстались, он упоминал.
– Вас как зовут? – начал по старой привычке. Клиенты любят, когда к ним обращаются по имени, это повышает доверие. – Меня Игорь.
– Соня. Мы с вами знакомы, вообще-то… – Она слабо пожала протянутую ладонь. Пальцы у нее были прохладные и сухие.
– Да? Прости, у меня память ни к чёрту последнее время, – соврал он, шустро перейдя на «ты». – Соня, его правда нет в офисе. Он теперь в Пекине работает.
Игорь сразу понял, что совершил ошибку. Рот у Сони округлился, она как будто не могла вздохнуть, потом закрыла лицо ладонями и зарыдала в голос. Игорь поспешил ее подхватить и отвел к креслам у окна. Поймав сердитый взгляд охранника, он махнул рукой: оставь, мол, разберусь. Анатольич свой мужик, они на Новый год бухали.
– Он приезжает в Москву хоть иногда? – спросила Соня. Она вжикнула молнией, расстегнув пуховик.
Игорь качнул головой, чем вызвал новый приступ рева. Помрачнев, Анатольич двинулся к ним через холл.
– Слушай, – зашипел на ухо, – сейчас генеральный приедет, а тут эта воет…
– Сейчас уведу, всё сделаю.
– Давай, Игорек, побыстрее. Влетит мне, понял?
– Да, да… – отмахнулся Игорь. Закинув на плечо спортивную сумку, оказавшуюся тяжелой, как автомобильное колесо с диском, он подхватил Соню и вывел ее через крутящуюся дверь на улицу. Соня не сопротивлялась, вышла, размазывая тушь по лицу и громко шмыгая. Не спеша, они двинулись к стоянке, где Игорь припарковался.
– Хочешь, домой подвезу? Ты где живешь?
Соня сморщилась, и Игорь приготовился к очередному шквалу слез. Но обошлось.
– Нигде, – просипела она, вынула из кармана смятый бумажный платок, в который явно уже плакали, и промокнула глаза. – Теперь нигде. Денег нет. Думала, может, Паша даст. Я ему писала и звонила, а он не отвечает.
– Не отвечает, да, – кивнул Игорь, вспомнив, как сам насоветовал сменить номер и почтовый адрес от греха подальше. Ну и кто здесь долбоклюй?
Порыв ветра прилепил Сонино платье к телу, обозначив округлившийся живот, и Игорь наконец всё понял. Его охватило изумление, детская радость от разгадки, затем всё это сменилось сочувствием, за которым зло ворочались эгоистичная зависть и неодобрение.
Сколько времени прошло со дня отъезда Чжана? Когда прекратились редкие звонки и иссяк ручеек денег, которые переводил Павел? После этого много воды утекло. Были два с половиной месяца в СИЗО, шконки и тонкие матрацы с комковатой сбившейся начинкой, длинный общий стол и крашеные лавки, дощатый темно-красный пол. Был тезка, сидевший с ним в камере и потом ушедший по этапу куда-то под Тверь. Другие ребята тоже подобрались неплохие, хоть один и стучал регулярно, всё допытывался, по какой Игорь идет статье и правда ли наркотой барыжит. Был парень на записи с камеры наблюдения – черная толстовка с принтом «NMSL», маска на лице, – крутился рядом с бэхой утром, когда Игоря забрали. Но часть машины закрывал кузов грузовика, не было видно, чтобы кто-то залезал в салон. Никто этого парня и не искал. Потом – похороны бабки, устроенные Милой и прошедшие без него, суд, освобождение, невеселый Новый год. По каким-то санитарным нормам закрыли «Читальню», Игорь был вынужден продать здание за бесценок, затем избавился и от квартиры. Мужиков, бивших стёкла, тоже не нашли – менты сказали, что видеозаписи не получились, работе камер мешали глушилки из кафе. Чушь полная, короче. Друзья-коллеги не отвечали на звонки – если и брали трубку, то говорили нехотя и под разными предлогами быстрей прощались. Лиля ответила лишь раз, прошептала срывающимся голосом: «Простите, не звоните, пожалуйста, больше».
Прошли месяцы – а казалось, годы. Чжан в памяти Игоря успел посереть, растерять весь свой гениальный шарм и схожесть с Толиком. Расчеловечился, стал полустертым экспонатом прошлого.
Но Игорь всё еще был ему должен.
Он открыл дверь бэхи с пассажирской стороны:
– Садись.
Пару мгновений Соня тупила, подрагивая, глядя внутрь салона, как будто видела там страшное. Затем всё же села. Тяжеленную сумку Игорь бросил в багажник, внутри что-то громыхнуло, звякнуло. Кастрюли она там таскает, что ли?
До деревни они добрались без пробок. По дороге Игорь попытался узнать о Соне хоть что-то, но понял лишь, что раньше она работала в сети «Али», а последние месяцы жила в реабилитационном центре, пока не сбежала оттуда. И ночь она провела в круглосуточной «макдачке» неподалеку.
Не закройся «Читальня», он мог бы дать Соне работу. Черт, да он сам теперь был безработным; конечно, с небольшой заначкой, – но надолго ли ее хватит? Хотя был у него на уме один проект, он мог вложить в него деньги, вырученные за квартиру. Это стоило обдумать.
Соня молчала, сжав бледные губы, провожала взглядом облитые солнцем заснеженные поля. Перед мостом через Оку Игорь свернул с шоссе на двухполосную дорогу с уже изученными выбоинами и поворотами, миновал ельник и спустя минут пятнадцать парковался на участке, пятясь задом по утрамбованным колеям в снегу.
Соня последовала за ним в дом безропотно, без вопросов. Надо так надо. Вошла, разулась, повесила пуховик, забрала куртку у Игоря и ее повесила тоже. Осмотрела груды коробок, кровать со смятым посеревшим бельем, вещи на спинках стульев, горы грязной посуды на кухне и на столе в гостиной.
Ее сумку Игорь поставил к себе комнату, свои же шмотки и остатки товара из закрытой кофейни решил перетащить в угловую, заставленную коробками с бабкиными вещами, которые он решил сохранить. Их следовало отнести на чердак.
Соня расстегнула сумку, полезла внутрь, и Игорь разглядел сложенные стопками иконы. Одну Соня поставила на тумбочку у кровати и перекрестилась.
Без сил Игорь прошел на кухню и опустился на жалобно скрипнувший табурет. Обхватив голову ладонями и запустив пальцы в волосы, он долго рассматривал бело-серый рисунок дээспэшного стола, ломаную трещину, тянувшуюся от угла, забившиеся в нее сухие крошки. Он вдруг почувствовал скопившуюся на кухне вонь: кисловатый больной запах лежалых овощей, старости, плесени и мокрых досок.
У бабки было очень много вещей, Игорь обнаружил это, лишь когда переезжал. Постельное белье, слежавшееся в шкафу в неразделимые пласты, пуховые платки, в них завернуты платки шелковые, ленты и ремни. Много летней обуви, часть Игорь выбирал ей сам. Платья, которые бабка не надевала лет десять, ворох лекарств, неполные наборы посуды, еще советские тарелки с царапинами от ножа. Кольца, старые рубли, бумажные документы: трудовая книжка, справки, пожелтевшее дедово удостоверение «Ветеран труда». Печать, которой она штамповала рецепты, когда еще работала. Два скальпеля, пуговицы, гнутые иглы, шило, линейка, серебряная ложка из Забайкальска, очки без одного стекла, старые фотографии, на одной бабушка и мама стоят перед институтом в Екатеринбурге, мама совсем молодая, улыбается в камеру.
Когда Игорь собирал всё это в черные пакеты для мусора, набивал их под завязку, в голову то и дело заползала мысль: а что останется после него самого, когда он умрет? Несколько коробок из закрытой «Читальни» с кофе и кружками? Электробритва, костюмы, кеды, лыжи? Придут узбеки, которые ходят по деревне и предлагают помощь, деловито растащат вещи, книги возьмут на розжиг, плохие пиджаки и брюки кинут в строительные мешки, хорошие, но не подходящие по размеру повесят на край помойного контейнера, что стоит в конце улицы. Те будут подрагивать на промозглом ветру, трепыхаться подбитой птицей, пока их не заберет какая-нибудь экономная бабка, чтобы распороть на лоскуты и пошить одеяло. Дом на время опустеет, остынет и заплачет пылью, а потом наполнится другими людьми, которые и знать не знали Игоря Лыкова.
И что, на этом всё?
За спиной шоркнули шаги, зашелестел, вскипая, чайник, звякнули чашки, хрустнула заварка. Не поднимая головы, Игорь следил за передвижением звуков по кухне, чувствуя, как по телу разливается тепло. Надо же, как успел отвыкнуть от живых людей. Как, оказывается, это по-звериному приятно – не быть одному.
Стукнула чашка – Соня поставила ее на стол перед Игорем.
– Ты с сахаром пьешь?
Игорь качнул головой, следя, как на поверхности кружатся три чаинки. Остальные утонули, окрасив кипяток в янтарный цвет. Сухо щелкали часы, урчал холодильник с гроздьями магнитов на дверце, включился газовый котел. А за периметром стола и Игорева внимания, в размытом пятне у окна, что-то происходило.
Соня расстегивала пуговицы на вороте платья буднично и просто, без выражения на бледном лице. Выпуталась из одного рукава, затем из другого, отвернулась и обнажила худую спину. Полупрозрачную кожу на ее лопатках тоже усыпали конопушки, будто кто-то дунул на нее пыльцой.
Чаинки кружились, замедляя ход. Фарфоровый бок чашки раскалился, обжег пальцы.
– Не надо.
Соня с удивлением глянула через плечо.
– Достань вазу, там вроде пастила осталась, – хрипло сказал Игорь и указал на шкаф рядом с плитой. – Местная, коломенская. Вкусная, попробуй.