Парк Горького

Глава 18. Лучин




Отвечайте, ничего не скрывая, не старайтесь замять какое-нибудь обстоятельство.

А. Грин, «Дорога никуда»



Покинув дом, в котором жил следователь, Опалин поглядел на наручные часы и прикинул, что сегодня он успеет съездить еще в одно место. Москва плавилась от жары, при взгляде на золотые купола церквей становилось больно глазам, трамваи ползли еле-еле. Все окна в вагоне были открыты, и все же было душно, было нестерпимо, казалось, что воздух в легких превращается в головешки – и внезапно налетела сизобрюхая туча, загремела, заворчала начальственно, съела жару и пролилась теплым дождем.

Покинув трамвай, Опалин шагал через переулок, в котором несколько дней назад лежало тело Зои Ходоровской. Лужа, в которой плескались воробьи, пересохла, но теперь от дождя наполнялась на глазах.

«Зайти сначала к управдому Минускину или…»

Или – инстинктивно почувствовал он и легко взбежал по лестнице. Список жильцов возле звонка, и фамилия «Ходоровские» вычеркнута жирной чертой.

«Лучины – 4 звонка».

Опалин позвонил. Никто не открывал дверь. «А может быть, Лучин еще не пришел с работы… Но если жена – учительница, она должна быть дома. Хотя… что ему мешало взять отпуск и поехать с семьей, положим, в Крым? Хор-рошее дело…»

Загремел отпираемый замок – кто-то возился очень долго, но наконец дверь приоткрылась, и с другой ее стороны оказался мальчонка лет семи. Он серьезно поглядел на Опалина.

– Я тебя не знаю, – объявил ребенок. – Ты кто?

– Я Ваня, – честно ответил Опалин. – А папа дома?

Мальчик окинул его взглядом с головы до ног и безапелляционно заявил:

– Нет. Ты не можешь быть Ваня. Ты большой.

– Ну я когда-то тоже был маленький, – заметил Опалин. Ребенок насупился.

– Но сейчас-то ты не маленький. Значит, ты не Ваня, а Иван.

– Санечка, кто там? – прозвенел женский голос, и в коридоре показалась стройная улыбчивая женщина в фартуке. Судя по муке на ее руках, она месила тесто.

Опалин достал удостоверение.

– Уполномоченный угрозыска Опалин. Мне нужно поговорить с Михаилом Лучиным. Это ваш муж?

Женщина застыла на месте, но в следующее мгновение ее лицо прояснилось.

– А, вы, наверное, по поводу этого ужасного происшествия… Проходите. Миша дома, он железную дорогу чинит.

Части последней фразы плохо стыковались между собой, но Опалин решил повременить с вопросами и правильно сделал. Комната Лучиных была последней по коридору, и, войдя, Иван мысленно решил, что с хозяйкой ей повезло. Ни пылинки, ни соринки, нигде не валяются драные чулки или носки, на старом кресле что-то вроде вязаного чехла из разноцветных ниток, покрывала на кроватях украшены вышивкой, на которую наверняка ушел не один день. Подоконник заставлен цветами, за которыми явно хорошо ухаживают, потому что они прут из горшков во все стороны; на стенах висят рисунки и фотографии в рамках. Возле небольшого стола, на котором возвышалась самодельная игрушечная железная дорога, стоял худощавый брюнет и сокрушенно рассматривал сломанный паровоз.

– Миша, это из угрозыска, насчет Зои, – сказала Лариса, которая осталась стоять в дверях. Она удержала сынишку, который хотел войти в комнату. – Пойдем, Санечка, поможешь мне делать начинку для пирожков.

Брюнет поднял голову. Обыкновенный выцветший гражданин средних лет, подумал Иван, и почему Василий Михайлович назвал его красавцем? Лариса меж тем уже удалилась вместе с сыном, аккуратно прикрыв дверь.

– Можно взглянуть на ваши документы? – попросил Опалин.

Лучин положил разбитый паровоз на стол и полез в ящик комода. Иван тем временем рассматривал фотографии на стенах. Да, в юности хозяин действительно был хорош собой и излучал сплошное очарование. Позже юношеская припухлость лица ушла вместе со свежестью, кожа стала обтягивать скулы, лоб сделался выше из-за того, что волосы начали отступать, губы истончились, и от былого обаяния не осталось и следа. «Нет, – поправил себя Опалин, внимательно поглядев на Михаила Лучина, – тут не только пропорции лица нарушились, но и выражение глаз стало другое. Не очень-то жизнь его баловала, похоже».

– Вот, – сказал Лучин, протягивая гостю паспорт в серой обложке. Опалин быстро просмотрел его. Отношение к воинской службе… Социальное положение… Ничего особенного. Хотя что такого он рассчитывал увидеть в официальном документе?

– Ужасно, что Зою убили, – пробормотал Михаил, проводя рукой по лицу. У него были красивые, артистические пальцы, и Опалин подумал, что Лучин, вероятно, и нарисовал те картинки, которые красовались на стенах. – Я, конечно, знал ее… как соседку… и Карасика знал… Никогда бы не подумал, что он решится на такое…

– Я здесь не по поводу убитой Зои Ходоровской, – сказал Опалин, возвращая хозяину паспорт и следя за выражением лица собеседника. – Скажите, вам известна некая Марья Груздева?

Лучин растерялся. Он стоял и смотрел на Опалина, как кролик на удава. Кадык на шее хозяина комнаты судорожно дернулся.

– Вы ее, кажется, знали под другим именем – Ольга Замятина, – добавил Опалин. – И даже собирались с ней расписаться, насколько я помню.

– Послушайте, ну когда это было… – заговорил Михаил. Он начал приходить в себя. – Я… так вы из-за нее пришли?

– Именно.

– Ничего не понимаю, – вырвалось у Лучина. – Она же… – Он не стал заканчивать фразу. – Я в газетах читал, что она… что ее…


– Приговорили к расстрелу, – пришел ему на помощь Опалин. – Но, похоже, не расстреляли. Каким образом это произошло, мы еще будем выяснять. По нашим сведениям, Марья Груздева находится в Москве, а вы – один из ее знакомых.

– И вы решили, что найдете ее здесь? – изумился Михаил. – Боже…

Он рухнул в кресло, машинально сжимая в руке паспорт, который не вернул в ящик комода.

– Я решил, что она могла обратиться к вам за помощью, – сказал Опалин.

– Ко мне? А чем я мог ей помочь? – Лучин смотрел на собеседника во все глаза. – У меня другая жизнь, поймите! Уже давно… Если бы я знал, к чему приведет знакомство с ней…

Он умолк, потом поглядел на паспорт, поднялся с кресла и положил документ на прежнее место.

– А где вы с ней познакомились? – спросил Опалин.

– Возле казино на Солянке, – ответил Михаил. – Я вбил себе в голову, что могу выиграть деньги, пошел туда – ну и, само собой, все проиграл. Вышел расстроенный. Она тоже вышла из казино, сказала мне какие-то ободряющие слова – вроде того, что не всем везет, – и спросила, не провожу ли я ее. Мол, она боится одна ехать на извозчике, вдруг ограбит. Ну, я ее и проводил.

Лицо его смягчилось, он теперь почти походил на себя прежнего – молодого и красивого.

– Где она тогда жила?

– В Старом Монетном переулке, у какой-то старухи. Почему вы в угрозыске всегда задаете одинаковые вопросы? – неожиданно спросил Лучин.

– Потому, наверное, что нас интересует одно и то же, – усмехнулся Опалин. Он подошел к столу и стал рассматривать железную дорогу, рельсы, сделанные, судя по всему, из спичек, домик стрелочника, искусно разрисованные деревья. – Фамилия старухи была Шульц, верно?

– Кажется, да. Я не помню уже…

– Шульц, она же Бирман, – пробормотал Иван себе под нос. – А паровоз почему разбился? Ваш сын его уронил?

– Нет, Саня ни при чем. Это я… Рукой случайно махнул.

– Послушайте, Михаил Филиппович, – заговорил Опалин, решив больше не отвлекаться на железную дорогу, которая занимала его так, словно он был маленьким, – дело серьезное, потому я буду с вами откровенен. Я правильно вас понимаю, что последние годы вы ничего не слышали о Марье Груздевой, она не звонила вам, не писала писем, не просила помощи… словом, ничего?

– Ну если бы мне стала звонить женщина, которую уже три года как расстреляли, я бы, наверное, запомнил, – колюче ответил Михаил.

– Хорошо. Если она объявится или как-то выйдет на связь, я убедительно прошу вас дать нам знать. Просто позвоните в МУР и оставьте мне сообщение. Вы человек взрослый и должны понимать, что это в ваших же интересах. Если вы обманываете сотрудника угрозыска, укрываете преступницу или каким-то образом помогаете ей, вы пойдете как соучастник. И тогда, Михаил Филиппович, одной беседой на Петровке вы не отделаетесь.

– Вы только зря тратите свое и мое время, – мрачно ответил Лучин. – Олю… то есть Марью Груздеву, я уже давно не видел. И, честно говоря, очень этому рад. Есть же люди, которые не приносят ничего, кроме…

Он не стал договаривать, но Опалин и так понял, что собеседник хотел сказать.

Когда через несколько минут Лариса заглянула в дверь, она увидела, что гость, сидя на стуле, пишет протокол, причем вместо стола использует ее старую поваренную книгу.

– Я поставила пирожки, – сообщила она. Лучин закусил губы и взглядом взмолился: «Уйди!», выразительно указав на дверь, но Лариса покачала головой и обратилась к Опалину.

– Соседка Нюта Свиркина прознала, что вы здесь. Думаю, вам надо знать, что она обещает глаза вам выцарапать. Это же вы ее брата застрелили?

– Нет, – спокойно ответил Опалин. – Мой сотрудник.

– Она все бегала и грозилась, что управу на вас найдет. А Лена – это вдова сторожа – хочет ее выписать вместе с детьми. Лена думает, что это Нюта подбила Сергея убить Зою и из-за этого он пропал. Нюта воет, не хочет выписываться. Ходила к управдому, умоляла войти в ее положение. Ей же деваться некуда…

– Она же работает где-то? – спросил Опалин.

– Нет. Иждивенка.

– Пусть идет работать и заселяется в общежитие. Нельзя до бесконечности сидеть на шее у других. – И Михаилу: – Прочитайте, пожалуйста, и распишитесь.

Он передал ему протокол вместе с книгой, на которой его писал. Лучин подмахнул текст, не читая, и концом пера второпях даже прорвал бумагу.

– Как у вас все просто… – вырвалось у Ларисы.

– Вам что-то не нравится? – очень вежливо спросил Опалин.

– У человека сгорели дом, вещи… Мужа нет. Лена ее поедом ест. А вы говорите – общежитие, работа…

– А у Зои Ходоровской нет ни дома, ни вещей, ни жизни, вообще ничего, – ответил Опалин, – потому что за ее счет кто-то решил улучшить свое положение. Почему вы не говорите о ней? Почему никто никогда не сочувствует жертвам? Вот чего я понять не могу… Кстати, вам знакомо имя – Марья Груздева?

Лариса явно удивилась.

– А Ольга Замятина? Слышали о ней? – продолжал Иван.

– В нашем доме таких нет, – пробормотала молодая женщина. – И вообще мне не встречалось…

Опалин пристально посмотрел на нее, спрятал протокол в карман, убрал ручку и поднялся с места.

– Всего доброго, Михаил Филиппович.