Пальмы в снегу

Как давно она не звала меня по имени. И как сладостно звучит ее голос…

– Мне нужно время, Килиан.

Но у нас его нет, Бисила. Когда мы вместе, оно течет так быстро..

Он глубоко вздохнул.

– Скажи мне, Бисила, когда Хакобо выписывают?

Она отвернулась, стиснув зубы. Нет. Прошлое будет стоять между ними всю оставшуюся жизнь! Килиан хочет защитить брата от Моей, но Моей нельзя остановить – в этом она была уверена. Хакобо придется заплатить за то, что он совершил. И Килиану не стоило спрашивать.

– Мне нужно знать! – настаивал он.

Перехватив его взгляд, Бисила поняла, что он мечется между верностью ей и родному брату. Она вспомнила потное лицо Хакобо. Нет… Месть должна совершиться. А что бы она сделала на его месте? Поспешила бы спасти брата или позволила ненависти выплеснуться, надеясь на облегчение?

– В субботу днем, – ответила она резко. – Но ты мог бы спросить врача.

– А Моей знает?

Бисила молча направилась к двери, но Килиан удержал ее.

– Ты меня кое-чему научила, – тихо произнес он. – Ты сказала, что если дурной человек избегнет наказания в этом мире, на том свете оно все равно его ждет. Пусть барибо делают свое дело.

Бисила прикрыла глаза и прошептала:

– Моей знает и придет за ним. В сумерках.



Годы потребовались Килиану, чтобы забыть, как тело Моей придавливает его к земле, вышибая воздух из легких. На протяжении всей жизни он просыпался в кошмарах, заслышав звуки выстрелов.

В субботу духи сговорились против него и не позволили приехать в больницу вовремя. Грузовик сломался в самом дальнем углу плантации. Килиан орал на Вальдо, а Вальдо от этого только сильнее нервничал. Наконец ему удалось завести мотор, но они потеряли кучу времени. Матео, сидевший рядом с ним, не понимал, куда они так спешат.

Темная полоса у горизонта говорила о приближении бури. Ливень застал Килиана на пути в больницу. Он надел шлем и выпрыгнул из грузовика. За завесой воды увидел Хакобо, наставившего на Моей пистолет. Мануэль кричал в отчаянии, пытался заставить Моей остановиться, но муж Бисилы ничего не боялся. Поигрывая мачете, он приближался к Хакобо. Брат кричал, что он будет стрелять, но Моей его не слушал. Или не слышал.

Вместе с Матео Килиан кинулся вперед. Руки Хакобо, сжимавшие пистолет, напряглись. Килиан бросился на Моей, и тут грянул выстрел. Все случилось меньше чем за мгновение. Кровь Моей смешивается с дождем, Килиан падает, тело Моей придавливает его. Потом кто-то помог ему встать. Потом он услышал, Хакобо твердит онемевшему Мануэлю:

– Он хотел на меня напасть! Ты сам видел!

Матео качал головой:

– Все понятно: белых тут больше не хотят видеть.

– Мы скоро все будем спать с револьвером под подушкой, – послышался голос Хакобо. – Слава Богу, Килиан, ты цел!

И снова Матео:

– Вот уж не подумал бы, что Моей способен на такое!

Бисила опустилась на колени возле тела мужа.

Люди все прибывали, несмотря на дождь.

Килиан снова услышал Хакобо:

– Он напал на меня: ты все видел, Килиан. У меня не было выбора. Это самооборона!

– Кому ты заплатил? У кого ты купил пистолет? – поднял он на брата глаза.

– А ты зачем к нему бросился? Хотел спасти?

Бисила подняла с земли его пробковый шлем и держала в руках.

Снова голос Хакобо:

– Пусть Мануэль тебя осмотрит, а я разберусь с полицией.

– Иди, Хакобо. Они придут и за тобой.

– Что ты сказал?

– Убирайся с острова!






Глава 18

Дни скорби




1965–1971 годы



Лоренцо Гарус подготовил все документы, чтобы Хакобо мог вернуться в Испанию. Его работник убил того, кто расправился с двумя европейцами. Дело закрыто. Для его же безопасности лучше, чтобы он уехал немедленно, без прощальной вечеринки – лишь пара хлопков по спине от друзей. Хулия подарила ему два легких поцелуя и краткое рукопожатие. Мануэль не попрощался.

Килиан не пошел на похороны Моей – Хосе убедил его, что так будет лучше. Никто этого не поймет. Теперь Килиан – просто еще один белый.

С братом в аэропорт он тоже не поехал.

Со дня смерти Моей не переставая лил дождь. Килиан уже двадцать дней не видел Бисилы. Он спрашивал Хосе, но тот отказался говорить, где она, а заходить в барак было бы неразумно. Слушая шум дождя, Килиана вспоминать слова отца: «Жизнь похожа на торнадо. Покой, ярость и снова покой». Со временем он начал лучше понимать многое из того, что говорил Антон. За свои тридцать шесть Килиан видел мало покоя, ярости было больше. Покой могла ему подарить только Бисила. Когда же они увидятся?



Однажды ночью, когда он уже лег, кто-то отворил дверь его комнаты. Испуганный, он сел в кровати и услышал голос, который невозможно было не узнать:

– Ты все так же не закрываешь дверь.

– Бисила! – Килиан бросился к ней.

Голову Бисилы прикрывал шарф, глаза блестели в темноте. Килиан хотел сжать ее в объятиях, шептать ей на ухо о чувствах, переполняющих его, целовать ее лицо и тело… она должна понять, что ничего не изменилось… Но вместо этого он застыл на месте.

– Мне надо поговорить с тобой, – тихо сказала она, подняла руки и сбросила шарф. Килиан задохнулся, потрясенный: голова была обрита.

– Твои волосы, Бисила! Что случилось?

Она взяла его за руку, подвела к кровати и села на край рядом с ним. Лунный свет наполнял комнату. Килиан поднес ее руку к губам и поцеловал. В этот миг к нему пришла надежда.

– Мне так жаль… – Слова вырывались, опережая друг друга. – Я не должен был оставлять тебя…. Не должен был уезжать в Испанию, но… Моей умер… Теперь ты свободна, ты можешь быть со мной…

Бисила приложила ладонь к его губам.

– Помнишь, я говорила тебе, что это возможно, только если женщина до конца выполнит траурные обряды. Я никогда не отказывалась от веры своих предков. Наши отношения… мои чувства к тебе., на время сделали меня не той, что я есть, и я хочу разобраться.

Килиан нахмурился.

– Тебе нужно время, чтобы принять в душе, что я твой истинный муж по любви?

Бисила грустно улыбнулась.

– Перед людьми моим мужем был Моей. У моего народа принято соблюдать траур. Но есть кое-что еще. – Ее глаза наполнились слезами, голос задрожал. – Воспоминания о той ночи всегда здесь, в моей памяти. Я не могу избавиться от них. И их слова, Килиан… Они истерзали не только мое тело, но и разум. Они заставили меня почувствовать, что я не более, чем червь. Мартышка… Мне надо прийти в себя. Иначе я не освобожусь, чтобы любить тебя. Я не хочу сравнивать тебя с ними, Килиан, с белыми, которые так долго измывались над нами. Вот почему мне надо отдалиться.

Он вскочил и прошелся по комнате. То, что перенесла Бисила, глубоко задело его, но то, что он сейчас испытывал, было невыносимо.

– Завтра я отправлюсь в Бисаппо. Там я двадцать дней проведу в одиночестве, в хижине на краю деревни… – добавила она.

– Почти месяц! – воскликнул Килиан.

Бисила прикусила губу.

– Потом я поселюсь рядом с хижиной своей матери. Одна, никто не сможет ко мне приходить. Ты тоже… Инико будет жить у мамы. У Моей не было семьи, так что никто не придет забрать моего сына. Я распишу тело глиняной мастикой и повяжу ленты из эспарто[10]. Для нас это как траурные одежды… – Она умолкла.

– И сколько ты будешь жить одна?

– Год, – прошептала Бисила, поднимаясь.

Килиан застыл.

– Но это невозможно, – в отчаянии прошептал он. – Что я стану делать здесь один? Ты не сможешь помешать мне прийти к тебе в Бисаппо!

Она спокойно взглянула ему в глаза.

– Если придешь, я никогда не вернусь. Ты должен мне обещать!