Пациент

— Поезд отправляется через двадцать пять минут! — крикнула я наверх.

— Я почти готов! — весело отозвался муж. — Просто ищу удобную дорожную сумку.

Он до сих пор не разобрался с этим. Мой педантичный муж все еще был способен меня удивить. И удивил. В течение последних недель он выглядел другим человеком — гораздо счастливее, чем прежде. Обещанное повышение по службе постепенно приближалось, но он захотел сначала использовать шанс пережить приключение. Директор позволил ему взять академический отпуск для поездки в Епископскую школу близ Сан-Диего в южной Калифорнии. Это частное учебное заведение славилось прогрессивной программой, и полученный там опыт пригодился бы Нейтану для работы в его новой должности.

Он не переживал по поводу наших отдельных спален. Казалось, секс занимал в его мыслях последнее место. Когда мы заговорили о Лиззи, он не выглядел таким расстроенным, как я. Он внимательно выслушал меня, когда я попыталась осмыслить все, что произошло.

— Нас не было рядом, когда она в нас нуждалась, — сказала я.

— Мы слишком много находились рядом, — возразил он. — Ты должна это понять, мы подавляли ее.

«Ты ее подавляла», — вот что он имел в виду.

Я кивнула. Я была готова признать любое обвинение. Чувство вины с недавнего времени стало сопровождать меня по жизни, подобно спруту, повсюду протягивая свои щупальца.

Мы снова стали ходить на прогулки. Маршрут обычно выбирал Нейтан. Мы долго бродили по меловым холмам и по долине вдоль реки, слушая пение птиц. Однажды мы видели зимородка. Муж настоял на том, что будет сам готовить еду. Его флирт с Сарой остался в прошлом. Когда мы с ней встречались, они спокойно болтали. Как давние знакомые, не более. Наверное, прежде я ошибалась на их счет.

Мне снова предложили работу. Я встречалась с Люком как врач лишь единожды, наши отношения начались три месяца спустя, и последнее слово о возврате лицензии оставалось за Роджером.

— Мы скучаем по тебе, Рэйчел. — Роджер снял очки, протер их и снова надел. — Без тебя все не так. Если хочешь, выходи на неполный день, мы можем повысить тебе ставку.

Но я будто разрезала свою жизнь на две части острыми ножницами: до и после Люка, до и после увольнения. Мне казалось, что им больше не срастись.

— Я подумаю об этом.

Я уже все решила, но Роджер ненавидел категоричность. Он предпочитал приукрашивать правду надеждой, за это его и обожали пациенты. Я знала, он понял, что я имела в виду на самом деле.

— Эти деньги могли бы пойти на зарплату психотерапевту, — сказала я. — И в долгосрочной перспективе сэкономить вам время.

«А кому-то, вроде Лиама, спасти жизнь», — хотелось мне добавить.

— Ты удивишься, но я уже думал насчет психотерапевта и даже разослал приглашения. — Роджер размашистым жестом указал на стопку бумаг на столе, сбив часть из них на пол. — Бетти меня надоумила. Уже на следующей неделе кое-кто придет на собеседование.

Я пожалела, что не могла сказать об этом Лиззи.

— Мне нужно что-то, куда можно положить паспорт, билет, бумаги для работы в поездке и все такое прочее. — Нейтан сбежал вниз по лестнице, прыгая через две ступеньки, как возбужденный мальчик, и поспешил мимо меня в прихожую.

На фотографии, которую наша дочь прислала Виктории, Лиззи с большим животом купалась в бассейне под голубым небом на фоне высоких пальм. Я смотрела на нее с горько-сладким чувством, мне очень хотелось быть рядом. Я гадала, в каком месте в Калифорнии она находилась. Нейтан вполне мог столкнуться с ней в одном из торгово-развлекательных центров или на пляже. При первой же возможности он планировал вызвать меня к себе.

— Мы можем там остаться, — сказал он, задумчиво кивая. — Если решим переехать, я уволюсь из кафедральной школы, но пока один из нас должен быть здесь на случай, если Лиззи вернется.

Я с ним не спорила — уж очень устала и не хотела двигаться с места. Я не горела желанием ехать к Нейтану в Калифорнию, если он не найдет там Лиззи. Я с нетерпением ожидала его отъезда. Мне хотелось, чтобы меня оставили в покое, а он, казалось, постоянно наблюдал за мной. Кроме того, я не желала покидать свой дом из-за Виктории, хотя та все еще была в Нью-Йорке и мы не виделись много недель.

— Почему ты не возьмешь свой портфель? Он в гостиной, рядом с твоим столом.

— Будет лучше, если руки останутся свободными, а сумка будет висеть на плече, чтобы удобно было доставать паспорт.

— Тогда возьми рюкзак. Можешь взять мой синий, если хочешь. Он в сундуке, там же, где географические карты.

— Боюсь, из рюкзака за спиной могут вытащить вещи. — Он зашел на кухню, глотнул кофе из моей чашки и взглянул на часы. — Господи, я уже опаздываю! — Он начал было подниматься по лестнице, но резко остановился, как бывает, когда в голову вдруг пришла запоздалая мысль. — А что насчет того кожаного баула?

— Какого кожаного баула?

Конечно, я знала. Я поняла сразу же. Я села на нижнюю ступеньку, мое сердце странно билось, голова кружилась.

— Ну того, который ты привезла из Франции, — весело продолжал Нейтан, глядя на меня сверху вниз. — Ну помнишь, после той конференции в Париже. Ты несла его на плече, когда я забирал тебя с вокзала.

— Ах, этот! — Но я не несла его на плече, он лежал глубоко в моем чемодане, спрятанный между слоями одежды, чтобы никто его не увидел. — Я удивлена, что ты помнишь.

— Он выглядел очень добротным. И как раз подходящего размера, с прекрасным широким ремешком.

Так вот что он искал последние недели, когда рылся в ящиках, в шкафах и под кроватями, вот почему он следил за каждым моим движением. Должно быть, ему показали фотографию кофра с картиной. Какой же я была дурой!

— Где он, Рэйч?

Несколько месяцев назад Блейк увидел, как Люк вешал этот кофр мне на плечо на вокзале Арля, сделал снимок и послал его Офелии, а та немедленно взялась за дело. У нее было не больше трех дней, но если выглядеть как Офелия и обладать ее решимостью и умом, много времени не требуется. Нейтан и без того был готов — плод, созревший для сбора. Правда обрушилась на меня, как яблоки с дерева во время бури: это Офелия оставила зажигалку в машине, фрезии на моей кухне и свой запах на простынях. Это она купила Нейтану галстук. Должно быть, к тому времени, как я вернулась из Франции, он уже знал о моем романе с Люком и тут же закрутил свой с Офелией, ведь я первая преступила черту. Меня следовало наказать, отсюда была и его агрессивность в постели.

Нейтан всегда мечтал отправиться на поиски сокровищ. Он стал охотиться за кофром, как только я вернулась, но забывал возвращать вещи на их прежние места, упустив из виду, что я выросла в этом доме и знала его как свои пять пальцев. Это он переместил кухонный стул, чтобы заглянуть на верх шкафчика, и отодвинул еще один от письменного стола, чтобы прошерстить мои бумаги. Он обыскал сушильный шкаф, вытащив при этом мою пижаму, и по ошибке положил ее потом в другое место. Его слишком осторожные поиски, очевидно, не устроили Блейка, и тот потерял терпение. Отсюда и проникновение в дом, распахнутые шкафы, разбросанная одежда, стычка в спальне и шантаж угрозами. Но ни хитрость моего мужа, ни агрессия Блейка не сработали. У Нейтана с Офелией оставался последний шанс. Муж долго и упорно трудился ради этого момента, укрепляя мое доверие всеми этими прогулками и обедами. Теперь пришло время расплаты. Его сердце, должно быть, билось так же сильно, как мое.

— Ау, Рэйчел? Я опаздываю!

Его секс с новой партнершей был ошеломляющим, да и я могла бы сказать то же самое. Он не навещал свою мать, Ада говорила правду. Офелия не ездила с Блейком во Францию. Видимо, вместо этого она отдыхала с моим мужем в каком-то роскошном месте, чтобы обеспечить его содействие. Вероятно, они оба не знали, что Блейк собирался убить Кэрол и Брайана.


Когда Офелия получила от родителей картины и развернула их, ее разочарованию, должно быть, не было предела. Но у нее был Нейтан. У таких женщин, как Офелия, всегда есть запасной план, и содействие моего мужа было его частью.

— Рэйчел?

— Посмотри за дверью в мою комнату, под халатом.

Я слышала, как его ноги протопали по лестнице. На секунду наступила тишина, а потом раздался ликующий крик с оттенком облегчения:

— Нашел!

Треснувшая тарелка нашего брака разлетелась вдребезги, осколки упали на пол возле моих ног.

— Там внутри запечатанный пакет! — крикнула я. Если бы я промолчала, муж заметил бы странность. — Вынь его и оставь на комоде, пожалуйста!

— Конечно! — крикнул он в ответ.

Его ложь была мгновенной и убедительной, как вся та, что я проглатывала до сих пор.

Он появился через несколько секунд, с взъерошенными волосами, раскрасневшийся от триумфа, с кофром на плече.

— Спасибо, детка, теперь все идеально!

«Детка». Опять это новое, американское ласковое обращение. Позаимствованное у Офелии, для Нейтана оно, конечно, не было новым. Он обнял меня на прощание. Должно быть, он убедился, что пакет в кофре. Возможно, даже ощупал его руками, но спешил, и хорошо изучить содержимое не хватило времени — уж слишком много было слоев пузырчатой пленки и черной бумаги. Он решил, что картина Ван Гога теперь у него, ведь он взял ее там, где она должна была находиться. Он понятия не имел, что несколько недель назад я вернула ее Люку, а в пакете остались лишь рисунки, и больше ничего. Он был уверен, что содержимое кожаного кофра, висевшего на плече, воплотит в жизнь все его мечты, и я отлично понимала, что он чувствовал. Мы все мечтали каждый о своем — Блейк и Офелия, Люк и я, Лиззи, а теперь и Нейтан.

— Я позвоню тебе, когда доберусь. — Он не заметил, как я дрожала, провожая последние мгновения нашего брака. Он оказался храбрее меня и собирался начать новую жизнь, а я так и не осмелилась. На самом деле он не был преступником, а просто увлекся кем-то более умным, чем сам. Женщиной, которая точно знала, что делает.

Он торопливо поднял чемодан, рассчитывая уйти прежде, чем я пойму, что пакет не оставлен на комоде.

— Если ты случайно столкнешься с Лиззи… — начала я.

Нейтан отвел взгляд.

— Если смотреть на вещи трезво, детка, это вряд ли произойдет скоро. Калифорния большая. — Он взглянул на часы. — Уже пора выходить.

Он должен был увидеть Лиззи завтра или послезавтра, не позднее. Мне стала понятна та вспышка жалости, которую я заметила в глазах Офелии: она украла у меня мужа и собиралась украсть мою дочь. Это я оставалась одна, а не она.

Я положила руку ему на плечо и проговорила очень четко. Это было важно:

— Когда ты с ней встретишься, скажи, что я очень ее люблю. Пусть она возвращается, как только сможет.

Я высадила его на вокзале за пять минут до отправления поезда, и он поспешил ко входу. Кофр подпрыгивал у него на бедре. Я ждала, что бывший муж обернется и помашет мне рукой на прощание, но не дождалась. Он не позвонил ни на следующий день, ни через день, ни потом.

Он пропал.





Глава 36




Ноябрь 2017 года

После ясности снова наступила темнота, хотя я думала, что будет наоборот. Дни тянулись один за другим, медленными каплями падая в темную воду. Я поняла, что произошло. Их побуждающие мотивы казались мне достаточно простыми: для Лиззи это было обещание новой жизни, для Нейтана тоже, Блейк хотел денег, а Офелия являлась сверкающим призом для всех троих. Я думала о каждом из них по очереди, когда холодными вечерами гуляла с Пеппером возле собора. Мысленно рассматривала одного за другим, как коллекционер изучает камни на пляже после отлива, любуясь их цветом, пока они некоторое время спустя не потеряют свой блеск и не скроются от взора.

Я все прекрасно понимала умом, но не сердцем. Я будто очутилась в незнакомой местности, тихой и безлюдной. Потеря Люка. Разлука с Лиззи. Смерть Кэрол и Брайана. Конец моего брака. Конец карьеры. Теперь я осознала, что такое «слои пепла», о которых говорил Люк. Я слишком поздно поняла, как страдали Лиам и Брайан, и сама ощущала именно то, что чувствовали они: серую пустоту, отсутствие смысла жизни, необходимость усилий, чтобы заставить себя вставать по утрам. Истощение. Иногда посреди ночи меня будил приснившийся детский плач. Я не знала, отзвуком чего он был — воспоминаний о маленькой Лиззи или мыслей о внуке, которому предстояло родиться через два месяца. Мне приходилось бороться с приступами паники. Я беспокоилась, что не смогу связаться с Лиззи, когда больше всего буду ей нужна. В Калифорнии за ней присматривали Нейтан и Офелия, и я гнала от себя тревожные мысли, но это было непросто, и они возвращались снова и снова.

Люк исчез. Я понятия не имела, где он, и не могла это выяснить. И мой адвокат не знала, и Эбби тоже. Я представляла его в доме во Франции рисующим в той комнате с картинами или работающим над архитектурными заказами, когда нужны деньги. Я предполагала, что шедевр Ван Гога он поместил в банковский сейф. Я берегла его образ в своей памяти так же тщательно, как когда-то эту картину — его голос, его походку, его руки. Я боялась, что со временем они поблекнут, и сомневалась, что он тоже хранил в душе хоть что-то от меня. Я вошла в его жизнь в тот период, когда она разваливалась на куски. Он был болен, когда встретил меня, и болен, когда мы расстались. И теперь я могла стать частью кошмаров, которые он старался выбросить из головы. Он не пытался связаться со мной, кому захочется снова пережить кошмар?

Аккуратный разрез, которым, как мне казалось, я отделила свою нынешнюю жизнь от прежней, стал расходиться все сильнее, как небрежно сделанный на коже шов. Рана никак не заживала и расширялась, начиная нарывать. Я тосковала по своему рабочему столу в клинике, за которым особенно любила сидеть по утрам, когда еще не знаешь, кто войдет в дверь и что будет дальше, скучала по доверительному шепоту пациентов. В моей памяти постоянно всплывал образ Роджера, поправляющего очки и улыбающегося своей доброй, ободряющей улыбкой. Мне не хватало Кэрол и ее уверенного голоса. Мне хотелось снова почувствовать, что я нужна людям. Прежде это наполняло меня энергией, но у меня опустились руки. Не было сил даже закончить фразу, когда я начинала говорить.

У Виктории не было времени на телефонные разговоры, ее мать умирала. Когда она наконец позвонила, мы поговорили о ее жизни и ее семье. Не о моей, тут нечего было рассказывать.

В зеркале я видела худую незнакомку с пустым, безжизненным выражением в глазах. Наступала зима. Она накрывала меня с головой, но не так, как бурлящая масса воды, которую я представляла в детстве, а как тяжелое ватное одеяло. При желании стать незаметным легко. Даже в небольшом городке, даже в маленьком его районе. Я превратилась в одну из тех безликих фигур, которые видела возле собора, когда они, подгоняемые холодом, бежали к себе домой с собакой на поводке. Там их ждала только тишина, чашка, оставшаяся на столе после завтрака, и пустая кровать. Наконец я поняла, почему люди жались поближе к собору. Он казался уютным и знакомым, этот серый камень, неизменный в переменчивом мире и стойко сопротивляющийся времени.





Глава 37