Отражение сна

– Не притворяйся, будто не понимаешь! Ты выглядел не так!

– Да? А как же? – его голос стал тихим, как шелест. Или как шипение. – Может быть, так?

Лицо пришло в движение. Щёки таяли, истончались, обвисали. Нос и скулы заострялись. Кожу прорезали морщины. В тёмные волосы вплеталось серебро, всё больше и больше, до тех пор пока голова не стала полностью седой. Но сходство с Мариной всё ещё сохранялось – она глядела в лицо своей старости. Словно со стороны смотрела на то, как её жизнь ускорилась в сотни раз – и вот-вот оборвётся.

Марина судорожно вдохнула. Подросток это заметил. Его (его ли?) губы сжались в тонкую полоску:

– А может, так?

Старуха стала превращаться в старика. Медленнее, труднее. На лице старика появилась испарина. Однако он не остановился:

– Или вот так?

Ему было тяжело. Это становилось всё заметнее: дыхание охрипло, руки подрагивали, черты снова начали подёргиваться. Но он упрямо продолжал.

Сгорбленный старик выпрямлялся, вытягивался. Плечи расправлялись. Волосы снова делались тёмными и густыми. Кожа становилась гладкой. И смертельно бледной. На это больно было смотреть.

– Прекрати! Зачем ты?.. – Марина не понимала его. Почему он стал похож на неё? Почему он сейчас мучил сам себя, только бы не оставаться похожим?

– Так? – он смотрел ей в глаза не с издёвкой, не со злостью – с почти отчаянным вопросом.

Да, теперь он выглядел как раньше. Угловатый, сухощавый – но с широкими плечами, крупными кистями и ступнями. Тёмные брови и ресницы, на его бледной коже казавшиеся чёрными. Волнистые волосы – не длинные, однако если бы он не откидывал их со лба, они закрывали бы ему глаза. Всё-таки скорее не старшеклассник, а младшекурсник – или его взрослило выражение лица: такая усталая тоска чаще встречается в старости, чем в юности.

– Что с тобой? – Марина не понимала его. Но хотела понять.

– Мы во сне, забыла? – огрызнулся он.

Он почти всегда был колючим как ёж. Или как человек, которому всё время больно.

Марина вздохнула и замолчала, не решаясь его больше расспрашивать, чтобы не сделать хуже.

Угрюмый подросток тоже молчал. Тишина постепенно становилась неловкой; ещё чуть-чуть – и она станет гнетущей.

– …ладно, это я забыл, – он с силой провёл ладонью по лицу. – Извини.

– Что забыл? – Марина ухватилась за ниточку.

– Всё, – в его глазах темнела бездна. – Кем был, где жил. Как выглядел.

– То есть это не твоя внешность? – представить такое было ещё сложнее, чем поверить.

– Может быть, и моя, – он пожал плечами, отвёл взгляд. – Я ощущаю себя как-то так и стараюсь не меняться.

Значит, его похожесть на неё была случайной – едва ли он это контролировал, едва ли даже осознавал.

– А то, как тебя звали? – Марина где-то читала или слышала, что имя – самое важное, что нужно помнить: в нём судьба человека, вся его суть.

– Хочешь звать меня? – подросток усмехнулся, однако за этой усмешкой была пустота.

– Хочу! – Марина не сдавалась.

– Тогда зови как хочешь! – раздражение снова разгорелось. Но к нему примешивалось что-то ещё, что-то совсем другое… надежда?

– Ты не помнишь своё имя? – на всякий случай стоило уточнить. Хотя ответ и так был очевиден.

Подросток только скрестил руки на груди и покачал головой. Его лицо застыло как маска.

Марина была не сильна в придумывании имён. Одна приятельница до сих пор подшучивала над тем, что её угораздило назвать свою морскую свинку Пелагеей: мол, совсем свинка на Пелагею не похожа, она Нюша или Буба, очевидно же. Когда Марина ещё рисовала комиксы по собственным сюжетам, имена для персонажей она выбирала в последнюю очередь, после биографии, профессии, внешности. И уж тем более она никогда не давала имена живым людям. Но вот человек, который потерял своё имя и стоит перед ней весь напряжённый, ощетинившийся… ждущий.

Он не был похож ни на кого из её знакомых. Да и хорошая ли это идея – называть его в честь другого человека? Как будто крадя чужое имя.

Марина не знала даже, из какой он страны. И не могла предположить, ведь во сне все языки звучали для неё одинаково. Может, подросток живёт на другом конце мира, и имена её соотечественников для него чужды.

Конечно, можно взять что-то нейтральное. Но это не даст ему того, что он хочет. Будет пустой формальностью, как открытка с напечатанным текстом, в которую даритель ничего не дописал от себя.

Тогда можно пойти другим путём: не примеривать его к именам, а придумать имя, которое будет похоже на него. Выразит его, станет его частью.

Какой он? Появляющийся из ниоткуда и исчезающий в никуда. Заблудший. Неясный. Опасный по мнению Куратора – но ей он помогал. Чтобы она в ответ помогла ему. Контрастный: тёмные волосы и одежда, бледная кожа. Вспыльчивый характер, холодные руки. Шелестящий голос – как песок в песочных часах или как ветер, запутавшийся в кронах деревьев. Как собрать это всё в несколько букв, как превратить в звучание?..

Вариант за вариантом – и всё не то. Не его.

Губы Марины беззвучно шевельнулись. А затем пришёл звук – полувыдохом-полушёпотом с губ сорвалось одно слово:


– Ошь.

– Что ты сказала? – подросток подался вперёд.

– Ну, это имя такое, – смущение накатило жаркой волной. – Ошь.

Подросток повторил услышанное имя, попробовал на вкус. Прислушался к ощущениям. Принял решение:

– Пойдёт, – кивнул с деланным безразличием.

Но что-то в нём вновь поменялось. Только на сей раз было не ясно, что.

– А теперь помоги мне наконец, – быстро добавил он.

Всё-таки его наглость не знала границ. Получив одно, он сразу потребовал – опять потребовал, не попросил – другое. Как будто хотел урвать побольше, раз уж представился шанс. Как будто боялся не успеть.

Марина недолюбливала ситуации типа «Дай ему палец – а он всю руку откусит». Лишь в последние годы она научилась отбривать заказчиков, которые хотели сверх договора «ещё правочку, ещё эскизик, а можно такое же, только с перламутровыми пуговицами?», а раньше, стиснув зубы, делала что попросят – нельзя же подвести людей. Не сразу до неё дошло, что она их не подводит, а подвозит – на своей шее.

Однако Ошь не был заказчиком, ловившим халяву. В мире снов ему грозила реальная опасность. Поэтому Марина насторожилась, но не оттолкнула его:

– Чего ты хочешь?

– Помоги мне выбраться отсюда! – выпалил он. Его тёмные глаза лихорадочно блестели, контуры тела на секунду дрогнули.

Для него мир снов был не свободой, а тюрьмой. Если Марина правильно поняла Куратора, у Оша практически не было шансов найти путь назад, проснуться от бесконечного сна. Но как она могла ему помочь?..

Заметив её растерянность, он шагнул к ней, приблизился вплотную. Марина вздрогнула, когда почувствовала прикосновение его руки к своей. Он тут же отдёрнул руку. Однако смотрел так, словно хотел, наоборот, схватить и не отпускать. Не потерять. Как утопающий хватается за соломинку.

– Почему не сказал, что ты заблудший? – пробормотала Марина первое, что пришло в голову.

– Что я кто?.. – вот теперь растерялась не только она, но и он.

С опозданием Марина спохватилась, что Ошу неоткуда знать, как сноходцы зовут таких как он. И как относятся к таким как он. Впрочем, об отношении он как раз мог иметь представление…

– Заблудшие – те, кто погрузился в мир снов слишком глубоко и не может найти дорогу назад. Так их у нас называют. Слушай, я сама про заблудших узнала всего неделю назад, да и то из-за тебя. Я совсем новичок, почему ты просишь помощи у меня? – этот вопрос был гораздо логичнее предыдущего.

– Именно потому что ты новенькая. Остальных просить без толку, – голос Оша пропитала горечь.

– А ты просил? – недоверчиво уточнила Марина.

– Просил. Никто не согласился. Одна вообще чуть голову мне не снесла! – Ошь начал отвечать сдержанно, но под конец сорвался.

– Они… они боятся, – Марина сама не понимала, почему пытается оправдать сноходцев.

– Что я стану кошмаром и нападу на них? – кажется, он пытался едко пошутить, но шутка не удалась – она была слишком близка к правде. И похоже, они оба это заметили.

– Получается, ты знаешь?..

– Я чувствую, – его голос стал совсем тихим. – Что меняюсь, что могу измениться ещё сильнее.

Снова повисла тишина. Впрочем, ненадолго:

– Хочешь, я научу тебя находить здесь людей, в чьих снах ты уже бывала раньше? – требования сменились подкупом.

Марина вспомнила авиатора с его ярким и детальным сном про парк неподалёку от её дома – этот человек, видимо, жил в её районе. Он мог тоже быть сноходцем – или стать им. Тогда ей было бы к кому пойти после столкновений с кошмарами наяву, было бы с кем посоветоваться…

Однако Куратор предупреждал, что заблудшие опасны. И явно не одобрил бы сделку с одним из них.

Марина научилась сдерживать любопытство и необдуманные порывы. Но не научилась сдерживать жалость. Ошь выглядел таким отчаявшимся и одиноким, что захотелось обнять его, утешающе погладить, скользнуть рукой в тёмные пряди…

В прошлый раз, когда она подпустила его слишком близко, он выпил её силу. Марина не забыла те холод и темноту. Она позволила ему это, но не представляла, чем это окажется.

– И кстати, ты всё ещё у меня в долгу, – Ошь не вытерпел, попытался прекратить её колебания и склонить на свою сторону силой.

– Вовсе нет, – чаша весов качнулась, но не в ту сторону. – Ты и моя коллега спасли меня; я спасла тебя. Мы квиты.

Он неверяще уставился на неё. Такого он не ждал. И не хотел.

Марина напряглась. Что он сделает теперь?

Секунда растянулась до бесконечности. Между двумя ударами сердца пронеслась целая жизнь.

– Квиты, – еле слышным эхом откликнулся Ошь.

Марина думала, он будет спорить, уговаривать, снова вспылит или схватит её за руку… Нет. Он не сделал ничего из этого – молча и неподвижно стоял на месте. И выцветал. Растворялся в пространстве. Уходил.