Отмели космоса

– Выбираем название. Идеи по очереди.

В вопросах, требовавших какое-никакое творческое начало, Бубнов был либерален и прислушивался к чужому мнению. Он дал минуту подумать перед озвучиванием ответов.

– Паразит, – первым предложил Гнидой.

– Хм. Двадцатка?

– Ведро.

– Ясно. Ян?

– Санта-Мария.

– Слишком пафосно. – Бубнов имел представление о истории человечества и понял, что именно я имел в виду. – Пакс?

– Парящее облако.

– Ну хоть что-то. Ты?

– Печальная баллада, – с чувством ответил Доржи.

– Угу.

Капитан задумался.

– Ну, если не нравится, тогда «Одинокий позер», – добавил Доржи.

– Печальное облако, – вдруг проговорил капитан, смакуя каждый звук. – Да, так назову: «Печальное облако». Теперь вон с мостика.

Мы подлетали к планете под названием Мерифора. Здесь было необходимо забрать вторую часть груза, после чего можно сразу же покинуть это место. По крайней мере, нам так сказали. Уверен, что Бубнов попытается ещё и турбину починить – приземляться на двух как-то можно, а вот взлетать затруднительно. Так или иначе пройти должно всё намного быстрее, чем на Амтруно. И намного спокойнее.

Корабль телепортировался на максимально близкое расстояние к планете, после чего нам пришлось лететь на движках ещё несколько тысяч километров, что для масштабов космоса было практически рядом, за углом. Бубнов обговорил с Сэнду нюансы и удостоверился в том, что с кодами доступа, регистрационными номерами и прочими штуками, благодаря которым нас не примут ещё на подлёте, всё в порядке.

Поскольку с мостика меня выгнали, я вернулся в каюту, привёл себя в боевую готовность и пристегнулся к кровати, как того требовала техника безопасности. Я её, конечно, соблюдал нечасто, но тут представился случай, было бы некрасиво его игнорировать.

Получилось даже ненадолго задремать, но вход в атмосферу вернул меня в чувство. Спустя ещё полчаса створка открылась, выпустив нас в новую экосистему. Поскольку раздобыть биостопор я не смог, да и не пытался по понятным причинам, пришлось довольствоваться тем, что было в распоряжении Гнидого. В медотсеке имелись два вида И-блокад: таблетки гиперчувствительности и «Абсолют наноботов». Первые предназначены для краткосрочного пребывания на новой планете, а вторые глушат печень насмерть, поэтому мой выбор был предсказуем.

Было утро. Судно село на какой-то отдалённой посадочной площадке в лесу, и перед нами открылись просторы новой планеты. Что можно сказать о ней с первого взгляда? Она отвратительна. Начнём с деревьев, хотя называть их так – значит оскорбить все деревья в принципе. Эти растения напоминали собой коктейльные соломинки, у которых вместо одного изгиба было от трёх до шести. Вместо полноценных веток у них были чёрные бугристые островки на коре, больше похожие на опухоли. Из них будто волоски из бородавки торчали бледные листики и короткие тонкие веточки. Зелени на этой помеси кустарника и канализационных труб было мало, намного больше имелось каких-то болезненных наростов на коре, напоминающих жирных помойных мух. Трава была острой и такой угловатой, что создавалось впечатление, будто она не выросла здесь сама, а её вытесали из камня и воткнули зачем-то в землю. Кажется, если я сейчас лягу на неё, она вскроет мне сонную артерию, чтобы выпить кровь и разрастись ещё сильнее.

Пыль, как же много пыли! Весь лес в пыли… нет, лесом это назвать сложно. Самое высокое растение тут было в высоту всего метра два с половиной. Это не лес, это заросли псевдокустарников, огромные массивы которых тянулись вдаль. Жаль, что ни на одном языке, который я знал, не было обозначения для такого безобразия, и мне приходилось продолжать называть это убожество лесом.

Почва – какая-то супесь, из-за которой тут и была такая запылённость. Стоило только сделать шаг за борт, как мелкие частички взметнулись над землей, облепили мои ботинки, штанины. Рядом тяжёлой поступью прошествовал Сэнду. За ним вздымались пылевые облака, которые слабый ветерок погнал ко мне. Бедные лёгкие.

– Ярко, – сказала Двадцатка.

Учитывая, что в шлеме у неё автоматическая регулировка поступающего света, это не оценочное суждение, а факт. Я посмотрел на солнце, тут же пожалел об этом и попытался сморгнуть послеобраз, но круглый след светила ещё долго маячил перед глазами.

– Какого чёрта тут так сухо? – недовольно спросил Сэнду и отхаркнул что-то желеобразное.

– Так планета такая. Первый раз, что ли? – спросил Доржи.

Сэнду, не меняя хмурой мины, вопрос проигнорировал, зато ввёл нас в курс дела. Скоро сюда должен приехать кто-то важный, чтобы делать какие-то дела. Большая часть команды обязана вскоре свалить в город, а Сэнду с Бубновым займутся переговорами и погрузкой. Хоть капитан и назначил меня суперкарго, к грузу не подпускал. Ну и леший с ним, работы меньше.

Пыль, как же много пыли! На Амтруно пыль раздражала, но там она не была такой вездесущей. Здесь же она уже через десять минут покрыла меня всего. Она была везде – уши, ноздри, волосы. Глаза практически мгновенно высохли и теперь болели.

В состоянии, подобном моему, команда прождала ещё полчаса. За это время мы вытолкали из грузового отсека весь крупногабаритный мусор, включая остатки вертолёта. Потом оказалось, что мы тут вообще не нужны и нам желательно свалить отсюда немедленно. Пришлось лезть в реанимированный пикап, чей движок, как это ни странно, стабильно фурычил. Для восстановления машины пришлось выпрямить крышу, которую сильно сплюснуло, но это было ничто по сравнению с тем, что приключилось со стёклами. Уцелело, если можно так выразиться, только лобовое, но смотреть через него было решительно невозможно. К счастью, на гражданском вертолёте некоторые стёкла были повреждены куда меньше. Пусть они не подходили ни по форме, ни по размеру, их с помощью полимерного состава и клейкой ленты удалось хоть как-то приспособить к пикапу.

Повёл Гнидой. Он предпочёл бы, чтобы рядом с ним сидела Пакс, но Двадцатка об этом не задумывалась, да и не собиралась задумываться, поэтому, закинув свою огромную сумку в кузов, завалилась на передние сиденья. Весь путь в город по грунтовой, жутко пылящей дороге я жалел, что выбрал место посередине и оказался зажат между Пакс и Доржи. Сидеть здесь было настолько неудобно, что, когда мы въехали в город, я начал всерьёз опасаться, не выпадет ли моя кишка.

Мне было неясно, почему капитан не разрешил переждать эти два дня в корабле, но, видимо, причины были. А может, это просто прихоть Сэнду.

Грунтовая дорога сменилась разбитыми плитами, на которых трясло ещё сильнее. Сам город был под стать пути к нему. Возможно, это был неудачный район, возможно, изначально худшее поселение на планете, но насколько хватало глаз тянулись трущобы. Полноценные здания, имевшие хотя бы три этажа и не выглядящие, как сон авангардиста, встречались тут в единственном экземпляре на пару километров. По проезжей части всё время кто-то шатался, приходилось тормозить, сигналить. И каждый, кто нас видел, смотрел пикапу вслед очень недобрым взглядом.

– Что это у них на коже? Папилломы, что ли? – вдруг спросила Пакс.

И правда. Из-за слепящего солнца разглядеть было трудно, но лица почти всех прохожих покрывали какие-то образования.

– Может, бородавки, – рассеяно сказал я. Гнидой хмыкнул.

– Это генетическое. Вот, гляди, – с этими словами эскулап слегка наехал на одного из местных, который слишком долго убирался с нашего пути.

Недовольный абориген опёрся о капот и начал что-то гневно тарабарить. На его лице теперь были хорошо различимы несколько пластинок непонятного происхождения и, судя по всему, являвшихся частью кожи. Его язык показался мне знакомым.


– Эй, это же эсперанто! – сказала Пакс и, открыв окно, обратилась к незнакомцу: – Saluton. Pardonu, ni ne intence.

Я эсперанто учил только в школе. В принципе могу понимать, что говорят местные, пока они не начнут балаболить со скоростью швейной машинки. А ещё язык этих чернокожих приводил нас к забавной мысли.

– Это что, изначальная колония? Из тех, что созданы до Экспансии?

Никто не ответил Пакс, лишь я протянул вялое «наверное». Её, кажется, огорчила наша незаинтересованность в происходящем. Впрочем, это не должно было её удивлять, по крайней мере, в случае со мной – под таблетками гиперчувствительности ни говорить, ни двигаться не хочется. Судя по бодрости Либитины, она выбрала что-то другое в качестве И-блокады. Помятый прохожий пару раз стукнул по капоту и хотел сделать ещё что-то, однако, после того как Гнидой газанул и слегка подтолкнул его, абориген, примитивно ругаясь на эсперанто, свалил.

– БПК проверьте, – вдруг сказал Доржи.

Капитан писал, что Сэнду, как оказалось, вообще не принял И-блокаду. Мы с Гнидым издали синхронный вздох, поскольку лучше всех представляли, как быстро может умереть человек от незащищённого контакта с новой для него планетарной экосистемой. Нет, ну умереть, может, и не умрёт, но проваляться в медотсеке неделю – вполне реальный вариант.

После недолгого совещания было решено, что мы поедем обратно за Сэнду для доставки его тела в больницу, а Доржи пойдёт искать место для расквартировки. С этим возникли проблемы, потому что связь БПК тут была отвратительнейшая, а в местной сети даже нормальной карты с навигатором не нашлось, поэтому нашему переговорщику придётся решать проблемы по старинке – шляться повсюду и очень много говорить. Зачем-то с ним попыталась уйти Пакс, но Гнидой не позволил ей этого сделать. Она лучше всех из нас, не считая Доржи, говорила на эсперанто, поэтому именно ей придётся объясняться с врачами. Конечно же, под чутким руководством Гнидого. Излишне чутким.

Как только Доржи открыл дверь, в машину ворвалась Вонь. Мы чувствовали её и по пути сюда, но тогда Вонь могла проникать только в щели раздолбанного пикапа. Теперь же хрупкая экосистема внутри автомобиля, включавшая в себя пятерых людей и один полумёртвый кондиционер, получила ужасающий урон.

Пахло собачьим дерьмом. Просто и безальтернативно, но так сильно, что аж тошнить начинало, благо моё обоняние было натренировано на покойниках разной степени давности. А вот для Пакс это было неожиданностью, и она после короткой борьбы с самой собой рухнула на сиденье и высунула голову наружу, издавая характерные звуки. Даже у Гнидого рожа скривилась, а он, между прочим, имел намного больший опыт вдыхания зловоний, чем я. Как только Пакс закончила вносить свой вклад в гамму запахов под насмешливые взгляды прохожих, мы развернулись и поехали обратно.

Собак тут было действительно много, на пятерых прохожих приходилась одна псина. А прохожих было немало, как, в принципе, почти во всех виденных мною трущобах.

За городом решили проветрить машину и попутно напустили в неё пыли. Местное светило было уже в зените, когда мы вернулись к кораблю за Сэнду. Он был плох, но ещё в сознании. Бубнов заставил его применить «Абсолют наноботов», но чиновнику точно требовалась помощь местного врача, так что мы поехали сразу в больницу.

В квартале, где оказалось ближайшее медучреждение, собачьими фекалиями пахло меньше, но район был тоже так себе. Мне начинает казаться, что весь город так себе. На преобладающих типовых трёхэтажках местные нарастили ещё по два-три этажа. Я сначала порадовался, что некоторые люди оказались достаточно умны и больше одного этажа не добавили, но потом я увидел характерные обломки. Кажется, обитатели этих домов наоборот, не смогли остановиться вовремя, и чрезмерно наращенные конструкции обвалились под собственным весом. Наверное, даже несколько семей погибло под завалами, крича при этом на эсперанто: «Спасите, я жертва обстоятельств, никак от меня не зависящих».

Даже во врачебнице, куда привёз нас Гнидой с помощью какой-то получитаемой карты, найденной мною в местной сети, пятый этаж был наращенным. Оставив Двадцатку в машине – её техногенное подобие иммунитета в стимулировании местными коновалами не нуждалось – мы отправились к стеклянным, заляпанным чем-то жёлто-оранжевым дверям. Бак на входе для бахил использовался как мусорное ведро, которое никто не убирал и из которого воняло.

Я бывал в дерьмовых медучрежениях, и это как раз одно из них. Тут главное следить, чтобы врач не применял один и тот же шприц по нескольку раз, за ними такое водится. Хотелось бы найти место получше, но, во-первых, у нас не было на это времени, а во-вторых, я не уверен, что здесь вообще есть место получше. Поэтому я сделал то, что делать уже привык – смирился.





Глава сорок седьмая. Решето без чудес




Мы потеряли в клинике – это самое подходящее из возможных определений – оставшийся день. Пока Сэнду опекали в отдельной палате, мы получили порцию местных прививок, каких-то порекомендованных Гнидым инъекций и лекарственных комплексов. Я успел первым забрать свои индивидуальные витамины, которые тут неприлично долго делал всего один автомат, и пока остальные ждали, когда гудящая будка выдаст им требуемую баночку, незаметно отколоться от команды. Проклятое Чувство росло быстрее тростника, заставляя всё чаще путаться, сбиваться с мысли, отвлекаться. Но вот у меня наконец появилась возможность его изгнать – на этой планете галибат запрещён не был.

Оформление этой процедуры здесь было до безобразия примитивным и не заняло даже пяти минут. Парень, который, судя по виду, только вчера закончил медвуз, или что они тут заканчивают, смотрел на меня очень сочувствующе, пока впрыскивал препарат. Это сочувствие даже пересилило дежурную неприязнь, которую я видел в каждом втором взгляде в этом городе и на этой планете.

Моё отсутствие осталось практически незамеченным и объясняться не пришлось. Когда мы почти закончили, пришёл Доржи и отдал Гнидому, периодически бегающему в палату к Сэнду, ключи от наших «апартаментов с панорамными окнами». Почему Доржи называл так найденное им место для расквартировки, было пока загадкой, но какой-то подвох чувствовался явно.

Оставив переговорщика мучаться с местной системой здравоохранения, мы, закинув чиновника в машину, уехали. Я почти сразу заснул – таблетки гиперчувствительности и так заставляли клевать носом, а уж после всего, что мне вкололи сегодня, остаться в сознании было задачей невыполнимой.

Сложно сказать, сколько времени я провёл во сне. Меня разбудил в меру грубый толчок, я продрал глаза и обнаружил, что мы приехали. Это была даже не гостиница – Доржи купил нам секцию одного из этажей каменного нежилого здания. Кажется, про аренду здесь вообще не слышали.

Снимаем замок с двери на этаж, входим в «апартаменты». В нос сразу же ударяет запах, слишком уж смутно напоминающий аромат сыра дорблю. Окинув взглядом всё, прихожу к заключению, что это место просто отвратительно. Тут царствовали сырость и застой. «Панорамные окна» являлись грязнющими форточками полметра на полтора, через которые даже чрезмерно яркое солнце Мерифоры светило тускло. Стены были покрашены зелёной облупившейся эмалью, которая – я уверен – не обновлялась со времён Экспансии. После того как Сэнду был брошен на диван и тут же забыт, мы решили обследовать наши владения.

Нам была предоставлена секция, вмещавшая в себя четыре просторные, но захламлённые комнаты. В одной из них была дверь, закрытая на замок, который был незамедлительно вырван. За дверью нас ждала пыльная комната без каких-либо выходов. Посреди неё стоял стол для операций.

– Гнидой, это что-то медицинское? – спросила Пакс, подбирая какую-то изогнутую спицу с парой несимметричных расширений.

– О! Второй раз вижу это дерьмо. Оно для абортов.

– Так, я не хочу знать ничего про это.

– Смотри, – сказал он, беря у неё из рук спицу, – этим концом оно вставляется в…

– Нет, нет, нет! – выпалила она и вылетела из комнаты.

Изначально здесь, как я понял, было госмедучреждение, потом какая-то шаманская врачевальня. После неё остались некоторые странные вещи, но изучать их у меня не было ни сил, ни желания. Пожалев, что шлем остался на корабле – его бы фильтр был сейчас очень кстати – я открыл все форточки. Пыль раздражала, но дышать спорами было ещё глупее. Матрас, на который я не задумываясь бухнулся, тут же исторг из себя полчище мелких жучков. Брезгливость победила лень, и я пошёл вытрясать матрас в коридор. Хотелось посягнуть на диван, но он был один, и там лежал Сэнду. На операционном столе в пыльной комнате решил заснуть Гнидой. Пакс была в ужасе и расположилась где-то в уголке, подальше от всего. Я бы, может, и хотел помочь ей, но меня начало рубить уж совсем по-чёрному и я, накидав на матрас нетронутых плесенью тряпок, взятых из вскрытой комнаты, устроился поудобнее, подложив под голову рюкзак. Пусть мелкая пыль и забьёт поры лица, но это лучше, чем если бы в них заползли местные постельные паразиты.

Уснул быстро. Мне снилось, как мы сидим с Инес в баре и пьём ту зелёную амтрунийскую бормотуху. Внезапно Инес обратилась ко мне:

– Дай мне ножку от стула.

– Зачем?

– Чтобы ударить того, кто задаёт глупые вопросы.

Внезапно сон прервался – меня разбудил звук, явно производимый не совсем здоровым в физическом плане человеком.

– Гнидой! Гнидой! – истерично хрипел проснувшийся Сэнду.