Открытие
Часть 37 из 44 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Ах, маленькая швея! – позвал принц. Роуз видела, как побледнел отец. Она опустилась в глубоком реверансе.
– Ах, моя дорогая, ты луч солнца в этот довольно унылый день. Я совсем забыл твое имя…
– Роуз, – прошептала она и увидела, как губы отца едва двигаются, произнося ее имя.
– Точно. Да, прости, что не запомнил, – сказал принц и обратился к Николасу Оливеру: – Итак, вот эта юная леди, добрый сэр, заслуживает медали. Она сшила много одежды для нашего будущего ребенка. Возможно, медальон с розой. Роза для Роуз!
– В самом деле, ваше высочество! – Роуз не верилось, что они ведут этот разговор. Глаза папы блеснули от ярости.
– Но мне кажется, ваше высочество, – начала Роуз, – что это противоречит обычаю двора. Никто, кроме Тюдоров, не вправе носить такую розу: это же роза Тюдоров.
Принц закатил глаза:
– Клянусь кровью нашего Спасителя, это глупое правило.
– Но оно есть – таков закон, – сказал отец Роуз, восстанавливая спокойствие.
– Мне пора, ваше высочество. – Она сделала паузу. – Сэр, – добавила она, кивая отцу, – у меня есть поручение за пределами дворца. Я должна сходить в аптеку за травами, которые доктор Калагила приказал принести на роды.
Произнося это, она смотрела прямо на отца.
Полчаса спустя, когда Роуз обошла лесистый поворот дороги в деревню, из-за большого дуба вышел Николас Оливер. Он выглядел иначе и вообще был одет не в придворный наряд. Вышитый дублет исчез. Его заменил простой кожаный камзол. Плюшевый бархатный берет тоже исчез. На голове была тканая широкополая шляпа, чтобы защититься от солнца. Он был одет как крестьянин.
– Папа! Ах, папа, ты злишься на меня?!
– Ни в коем случае.
Она бросилась в его объятия.
– Идем, дитя, идем, как положено отцу и дочери, рука об руку, по дороге. – Он остановился, будто что-то вспомнил. – О боже, чуть не забыл! Я хочу тебе кое-что показать. Пойдем со мной.
Он подошел к огромному старому дубу. Сзади ствол оказался голым, словно кора слезла или ее оторвали.
– Видишь? – спросил он. Роуз посмотрела, на что он указывал. Контур сердца, а в нем – инициалы: Н. О. + Р. А.
Роуз подняла руку и коснулась букв. По коже пробежали мурашки.
– Мама была здесь и вырезала ваши имена.
– Так и есть. Я знаю, о чем ты думаешь: «Гринпис»!
Роуз удивило, что он знает это слово, но ее мама была ярой защитницей окружающей среды. Она бы не одобрила вырезанные надписи на дереве.
– Но, – продолжил отец, – к тому времени кора и так уже отслоилась. Я сказал ей, что многие люди так признаются в любви. Почему не мы? Она спросила, сколько, по моему мнению, лет этому дереву. Я ответил, около пятисот или что-то вроде того. И вдруг она сказала: «Дай мне свой кинжал, Ник». И вырезала это.
– Почему? Как ты думаешь, почему она так сделала?
Отец долго молчал, а потом ответил:
– Думаю, она уже чувствовала, что ей придется уйти навсегда. Наверное, это своего рода прощание.
Его глаза наполнились слезами.
– Но посмотри, вот ты здесь, разговариваешь со мной.
– Пап, ты правда не злишься, что я вернулась?
Он покачал головой.
– Папа, отправляйся со мной в мое родное время, в Индиану, вместе с Фрэнни.
Он с болью поглядел на нее:
– Фрэнни в опасности, серьезной опасности. Через свои… свои контакты я знаю, что ее имя в списке.
Роуз охнула:
– Нет! Нет!
– Я пытаюсь вытащить ее.
– Вытащить откуда?
– Но это еще не все, Роуз. Сегодня я узнал от Джейн…
– От Лысой Джейн?
Значит, Джейн тоже была шпионкой! Роуз это подозревала.
– Да, от балагурки Джейн, которая вовсе не глупа. Джейн думает, что твое имя тоже может быть в списке.
– Мое? Почему я?
– Королева в последнее время просила тебя сшить какую-нибудь одежду для малыша?
Если подумать, она давно не работала над одеждой. Разве что над муслиновыми подгузниками, но на этом все. Сару позвали обратно и сделали главной швеей. А Роуз успешно ее избегала. Но она ничего не шила после нарядов с кроликами.
– Она думает, что ребенок проклят, потому что ты не истинная католичка.
Лишь один человек мог сказать королеве что-то подобное: Сара!
– Неважно, правда это или нет. Когда ей в голову что-то вклинивается, она не обращает внимания ни на что другое.
– Сара Мортон внушила ей эту мысль.
– Неважно, кто это сделал. Вот почему я пришел. Я не был уверен, что ты вернулась, но чувствовал, что так оно и есть.
– Наверное, только ты.
– Что «только я»? – спросил он.
– Ты единственный замечал, что я ухожу. Похоже, остальные не знают. Как будто я оставляю за собой тень, которая просто живет дальше.
– Так было с твоей мамой. Но если по-настоящему любишь кого-то, как я любил твою маму, начинаешь чувствовать, когда его нет. И замечаешь, если имеешь дело просто с… фантомом, эхом человека.
– Все это так странно, папа. В моем мире, в моем веке, в двадцать первом, я могла бы погибнуть в автокатастрофе, как мама, или в какой-нибудь другой ужасной аварии. – В этот момент она подумала о Брианне в отделении интенсивной терапии, с аппаратом, который дышит за нее. – Или просто умереть от старости. Но здесь… здесь…
– Здесь ты можешь умереть очень молодой, привязанной к столбу в кипах хвороста, от огня факела.
– Мне нужно выбраться.
– И не оставляй здесь тень. Ты должна уйти навсегда, Роуз. Навсегда!
– Как?
– У меня есть план. Из Саутгемптона уходит корабль.
– Но Саутгемптон далеко отсюда.
– Мы уедем сегодня вечером. Не возвращайся во дворец. Я приеду на лошади и привезу еще одну, как только стемнеет. Встретимся на распутье Блэкхит-роуд. С левой стороны есть роща. Еще я привезу одежду, мужскую. И в путь. Он займет два дня.
– А Фрэнни?
– Фрэнни уже там.
– Но вдруг мое отсутствие заметят во дворце?
– Нет, Джейн тебя прикроет.
– Джейн?
– Джейн и Беттина.
– Но куда мы поедем?
– Через канал, во Францию.
– Во Францию?!
– Да, ко двору короля Генриха, но что важнее – ты будешь служить маленькой королеве.
– Маленькой королеве?
– Марии, королеве Шотландии, королеве без страны.
– Ах, моя дорогая, ты луч солнца в этот довольно унылый день. Я совсем забыл твое имя…
– Роуз, – прошептала она и увидела, как губы отца едва двигаются, произнося ее имя.
– Точно. Да, прости, что не запомнил, – сказал принц и обратился к Николасу Оливеру: – Итак, вот эта юная леди, добрый сэр, заслуживает медали. Она сшила много одежды для нашего будущего ребенка. Возможно, медальон с розой. Роза для Роуз!
– В самом деле, ваше высочество! – Роуз не верилось, что они ведут этот разговор. Глаза папы блеснули от ярости.
– Но мне кажется, ваше высочество, – начала Роуз, – что это противоречит обычаю двора. Никто, кроме Тюдоров, не вправе носить такую розу: это же роза Тюдоров.
Принц закатил глаза:
– Клянусь кровью нашего Спасителя, это глупое правило.
– Но оно есть – таков закон, – сказал отец Роуз, восстанавливая спокойствие.
– Мне пора, ваше высочество. – Она сделала паузу. – Сэр, – добавила она, кивая отцу, – у меня есть поручение за пределами дворца. Я должна сходить в аптеку за травами, которые доктор Калагила приказал принести на роды.
Произнося это, она смотрела прямо на отца.
Полчаса спустя, когда Роуз обошла лесистый поворот дороги в деревню, из-за большого дуба вышел Николас Оливер. Он выглядел иначе и вообще был одет не в придворный наряд. Вышитый дублет исчез. Его заменил простой кожаный камзол. Плюшевый бархатный берет тоже исчез. На голове была тканая широкополая шляпа, чтобы защититься от солнца. Он был одет как крестьянин.
– Папа! Ах, папа, ты злишься на меня?!
– Ни в коем случае.
Она бросилась в его объятия.
– Идем, дитя, идем, как положено отцу и дочери, рука об руку, по дороге. – Он остановился, будто что-то вспомнил. – О боже, чуть не забыл! Я хочу тебе кое-что показать. Пойдем со мной.
Он подошел к огромному старому дубу. Сзади ствол оказался голым, словно кора слезла или ее оторвали.
– Видишь? – спросил он. Роуз посмотрела, на что он указывал. Контур сердца, а в нем – инициалы: Н. О. + Р. А.
Роуз подняла руку и коснулась букв. По коже пробежали мурашки.
– Мама была здесь и вырезала ваши имена.
– Так и есть. Я знаю, о чем ты думаешь: «Гринпис»!
Роуз удивило, что он знает это слово, но ее мама была ярой защитницей окружающей среды. Она бы не одобрила вырезанные надписи на дереве.
– Но, – продолжил отец, – к тому времени кора и так уже отслоилась. Я сказал ей, что многие люди так признаются в любви. Почему не мы? Она спросила, сколько, по моему мнению, лет этому дереву. Я ответил, около пятисот или что-то вроде того. И вдруг она сказала: «Дай мне свой кинжал, Ник». И вырезала это.
– Почему? Как ты думаешь, почему она так сделала?
Отец долго молчал, а потом ответил:
– Думаю, она уже чувствовала, что ей придется уйти навсегда. Наверное, это своего рода прощание.
Его глаза наполнились слезами.
– Но посмотри, вот ты здесь, разговариваешь со мной.
– Пап, ты правда не злишься, что я вернулась?
Он покачал головой.
– Папа, отправляйся со мной в мое родное время, в Индиану, вместе с Фрэнни.
Он с болью поглядел на нее:
– Фрэнни в опасности, серьезной опасности. Через свои… свои контакты я знаю, что ее имя в списке.
Роуз охнула:
– Нет! Нет!
– Я пытаюсь вытащить ее.
– Вытащить откуда?
– Но это еще не все, Роуз. Сегодня я узнал от Джейн…
– От Лысой Джейн?
Значит, Джейн тоже была шпионкой! Роуз это подозревала.
– Да, от балагурки Джейн, которая вовсе не глупа. Джейн думает, что твое имя тоже может быть в списке.
– Мое? Почему я?
– Королева в последнее время просила тебя сшить какую-нибудь одежду для малыша?
Если подумать, она давно не работала над одеждой. Разве что над муслиновыми подгузниками, но на этом все. Сару позвали обратно и сделали главной швеей. А Роуз успешно ее избегала. Но она ничего не шила после нарядов с кроликами.
– Она думает, что ребенок проклят, потому что ты не истинная католичка.
Лишь один человек мог сказать королеве что-то подобное: Сара!
– Неважно, правда это или нет. Когда ей в голову что-то вклинивается, она не обращает внимания ни на что другое.
– Сара Мортон внушила ей эту мысль.
– Неважно, кто это сделал. Вот почему я пришел. Я не был уверен, что ты вернулась, но чувствовал, что так оно и есть.
– Наверное, только ты.
– Что «только я»? – спросил он.
– Ты единственный замечал, что я ухожу. Похоже, остальные не знают. Как будто я оставляю за собой тень, которая просто живет дальше.
– Так было с твоей мамой. Но если по-настоящему любишь кого-то, как я любил твою маму, начинаешь чувствовать, когда его нет. И замечаешь, если имеешь дело просто с… фантомом, эхом человека.
– Все это так странно, папа. В моем мире, в моем веке, в двадцать первом, я могла бы погибнуть в автокатастрофе, как мама, или в какой-нибудь другой ужасной аварии. – В этот момент она подумала о Брианне в отделении интенсивной терапии, с аппаратом, который дышит за нее. – Или просто умереть от старости. Но здесь… здесь…
– Здесь ты можешь умереть очень молодой, привязанной к столбу в кипах хвороста, от огня факела.
– Мне нужно выбраться.
– И не оставляй здесь тень. Ты должна уйти навсегда, Роуз. Навсегда!
– Как?
– У меня есть план. Из Саутгемптона уходит корабль.
– Но Саутгемптон далеко отсюда.
– Мы уедем сегодня вечером. Не возвращайся во дворец. Я приеду на лошади и привезу еще одну, как только стемнеет. Встретимся на распутье Блэкхит-роуд. С левой стороны есть роща. Еще я привезу одежду, мужскую. И в путь. Он займет два дня.
– А Фрэнни?
– Фрэнни уже там.
– Но вдруг мое отсутствие заметят во дворце?
– Нет, Джейн тебя прикроет.
– Джейн?
– Джейн и Беттина.
– Но куда мы поедем?
– Через канал, во Францию.
– Во Францию?!
– Да, ко двору короля Генриха, но что важнее – ты будешь служить маленькой королеве.
– Маленькой королеве?
– Марии, королеве Шотландии, королеве без страны.