Осторожно, женское фэнтези!

То, что лекция доктора Грина – событие неординарное, я поняла уже по реакции Мэг, но истинные масштабы значимости сего мероприятия оценила лишь на следующее утро.

Соседка разбудила меня в несусветную рань и погнала в ванную. После порывалась нарисовать мне «здоровый румянец» и «подчеркнуть глаза» и требовала надеть «приличное платье», словно в моем, скромном и неброском, было что-то неприличное. Когда я не позволила ничего себе подчеркивать, она махнула рукой и заявила, что лучше прийти на лекцию в компании бледной моли, чем опоздать.

Вторую порцию упреков я выслушала, когда выяснилось, что мы все-таки опоздали. До начала лекции оставалось не меньше часа, но первые ряды в большой полукруглой аудитории уже заняли разряженные, словно на премьеру в столичном театре, девицы, на фоне которых я и правда гляделась бледно, о чем мне и было сообщено дружным, прямо-таки лошадиным фырканьем. Я смутилась напоказ и воспользовалась случаем забиться на галерку. Мэг кривилась, но стоически последовала за мной.

Место я выбрала в дальнем углу верхнего ряда, откуда прекрасно просматривался быстро наполняющийся слушателями зал. Тут были не только будущие фармацевты, но, как я поняла, и студенты других специальностей, обоих полов. Парней я мысленно разделила на две категории: те, что пришли ради знаний, и те, что явились порисоваться перед девицами. Намерения девиц определить было сложнее. Кто-то пришел ради тех же парней: внепрограммные лекции, собирающие студентов разных курсов, – удобный случай произвести впечатление на красавчика, с которым пару раз столкнулась в коридоре. Кого-то действительно интересовала лекция. А кого-то – и лектор.

Когда Грин вошел, по забитой под завязку и оттого душной аудитории пробежал ветерок, поднятый хлопающими ресничками, а на лицах некоторых слушательниц проступили черты незабвенной Белинды Лемон. Да-да, восторг и немое обожание, глаза навыкате и приоткрытые рты… жаль, что не лето – муха не залетит…

Зато я определилась с классификацией прекрасной половины представленного тут студенчества: «кокетки» – те, что продолжали строить глазки парням, «заучки» – которые принялись конспектировать речь доктора уже со слова «здравствуйте», и «белинды». Было еще несколько нейтрально настроенных девушек вроде меня и с десяток таких, как Мэг, успешно сочетавших в себе признаки всех трех типов.

Сам Грин к лекции тоже подготовился. Принарядился – не так, как к обеду в посольстве, но и не в повседневном пиджачке заявился: надел длинный двубортный сюртук с высоким воротником, галстук повязал. Причесался, побрился. Наодеколонился еще, небось. Что у нас там для особых случаев? Мандарин, лайм и бергамот – свежий, чуть резковатый цитрусовый аромат с тягучим мускусно-древесным шлейфом… м-да… Но маловероятно, что народ набился в аудиторию только затем, чтобы лицезреть светило местной медицины при полном параде.

Светило небрежно бросило на кафедру тоненькую папочку, откашлялось, поправило галстук и начало говорить. Последние сомнения отпали тут же – определенно не лицезреть.

Грин не совмещал работу в лечебнице с преподавательской деятельностью, и, как выяснилось, зря. Или не зря, если думать о пациентах, которые в противном случае лишились бы внимания опытного доктора. Но читал он… Даже не читал в прямом смысле, папка так и лежала на кафедре. Он рассказывал. В его рассказе не было привычной учительской сухости и отстраненности: самые скучные факты доктор мешал с сопутствующими научным событиям курьезами, каждое прозвучавшее имя снабжал краткой биографической справкой, отчего ученые, знакомые студентам по учебникам, представали перед ними обычными людьми, такими же как они, и многие из присутствующих, наверное, уже поставили себя мысленно в один ряд с изобретателями вакцин и чудодейственных лекарств. Чем дольше Грин говорил, тем реже и тише шушукались на рядах, парни все меньше уделяли внимания сидевшим рядом красавицам, красавицы почти не смотрели на парней, и даже на лицах тех, кого я окрестила «белиндами», появилась искренняя заинтересованность. Конечно, если не конспектировать, как это делали «заучки», рассказ, каким бы интересным он ни был, со временем забудется, но я, хоть и взяла с собой тетрадь, даже не открыла ее.

С самого начала лекции Грин приглашал присутствующих к диалогу, но, пока никто не решался, сам задавал себе вопросы и сам же отвечал на них. Естественно, что рано или поздно кто-то из студентов отважился бы подать голос.

– Простите… э-э… доктор… э-э…

Молодой человек, долговязый и нескладный, привстал на третьем ряду. Доктор ответил на первый вопрос, и понеслось.

Некоторые умники желали блеснуть познаниями и отчего-то считали, что лучше всего это получится, если уличить лектора в недостаточной осведомленности. Это они, конечно, зря. Девицы, похихикивая, пытались смутить Грина «неудобными» вопросами. Тоже зря. Со стороны их потуги выглядели примерно так: «Скажите, доктор, я дура?» – «Ну, если вы настаиваете…» Но подобных выступлений было не так уж много, и вопросы задавались в основном по теме. О редких растениях, о возможности производства каких-то препаратов в домашних условиях, о целесообразности затрат на изготовление заряженных заклинаниями снадобий при существовании аналогов в немагической фармацевтике…

Вдруг хихикающие девицы разом притихли, а за ними и вся аудитория, и во втором ряду поднялось с места белокурое ангелоподобное создание. Начала красавица настолько издалека, что и провидец не догадался бы, куда она в итоге свернет. Древняя рецептура, утраченные знания, проблемы законности и морали… В общем, ангелочка интересовали привороты.

– Это моя десятая, юбилейная лекция для студентов вашего направления, – тоже издалека начал Грин. – И ни одна наша встреча не обходилась без того, чтобы кто-нибудь не поднял тему изготовления и применения препаратов воздействия или, как их называют в обиходе, приворотных зелий. Обычно я ограничиваюсь напоминанием о том, что закон запрещает использование подобных средств, кроме случаев, когда препараты применяются в слабой концентрации и с согласия лица, являющегося объектом воздействия.

Несколько десятков разочарованных вздохов слились в один.

– Как правило, я даже теоретическую сторону вопроса не берусь освещать, – продолжил Грин, – поскольку не занимался целенаправленно его изучением. Но недавно мне в руки попали материалы любопытного исследования. Мой знакомый по заказу некоего научного общества взялся изготовить и протестировать препарат, вызывающий направленное влечение. И я бы был разочарован, если бы в этот раз никто не спросил бы о приворотах, потому что, – он взял с кафедры папку, о которой не вспоминал с начала лекции, – запись того эксперимента у меня с собой.

Студенты оживились.

Я зависла на обдумывании слов «по заказу некоего научного общества». На правду это походило больше, чем «от нечего делать страдал ерундой».

Доктор тем временем успел рассказать, что его «знакомый» провел первые опыты на мышах, и зачитал какие-то выкладки, но аудитория жаждала бурных страстей, и он перешел к описанию испытания чудодейственного препарата на людях.

– Что мы знаем о препаратах воздействия? – спросил Грин у слушателей и тут же сам дал ответ: – Если не говорить о полностью магических средствах, подобные снадобья делятся на два типа. Первые стимулируют определенную реакцию объекта, непосредственно получившего дозу препарата. Как это было сделано – в виде питья, инъекций, ингаляций, всосалось в кровь через кожу или слизистые, – значения не имеет. Реакция на приворот в этом случае проявляется в виде повышенного физического и, в идеале, эмоционального влечения к тому, кого заранее обозначают координирующим плетением. Если этого не сделать, объектом страсти становится первый встречный, что приводит к непредсказуемым осложнениям. Препараты второго типа направлены на то, чтобы сделать одного человека более привлекательным для другого. В этом случае снадобье принимает не тот, на кого желают оказать воздействие, а тот, кто это воздействие оказывает. Приворот меняет его тембр голоса или запах тела, что привлекает особей противоположного пола. Мой знакомый тестировал как раз средство второго типа…

– Простите, доктор, – перебила лектора какая-то девица, – вам не кажется, что нельзя сводить проблему формирования чувств к физиологии?

– Простите, мисс, – в тон ей ответил он, – но мы не обсуждаем проблему формирования чувств. Мы говорим о действии на организм определенных веществ, а они влияют в первую очередь на физиологические процессы. Иллюзию чувств при этом формирует воображение. У человека со скудной фантазией подобные средства не вызовут ничего, кроме животной похоти. Натура же творческая легко построит в своем сознании ситуацию, при которой физическое влечение будет восприниматься следствием глубокой сердечной привязанности.

Натура особо творческая еще и обручальное кольцо из скрепки скрутит…

– Все знают, что приворот не имеет отношения к чувствам, – заявила одна из «заучек». – Истинные чувства сильнее, и ни одно средство не подействует на того, кто по-настоящему любит!

– Вы так думаете, мисс? – улыбнулся Грин. – Что же, предлагаю проверить верность тех или иных суждений на примере исследования моего друга.

Он открыл папку, и в аудитории воцарилась полная тишина.

– Итак, мой товарищ, выдающийся целитель и замечательный ученый, хорошо известный в научных кругах…

А главное – скромник, каких свет не видывал!

– …решился испытать приворот, и, чтобы составить полную картину, сам вызвался быть объектом этого исследования. Далее я буду именовать его «объект Б». На роль «объекта А», то есть лица противоположного пола, на котором приворот должен был сконцентрировать его мысли и желания, он выбрал особу заведомо малопривлекательную, чтобы наверняка знать, что возникшие у него в ходе эксперимента эмоции не являются отголоском его собственных симпатий. Тут на ум приходят мифы, гласящие, будто приворот не имеет силы, если привороженный и без того не испытывал чувств к тому, кто его приворожил. Этот миф мой товарищ опроверг в первые минуты эксперимента. Объект А, прежде вызывавший у него исключительно негативные эмоции, стал восприниматься как, цитирую: «Прекраснейшее создание, трепетное и нежное», ну и так далее. Объект Б даже стих посвятил объекту А, но я вам его зачитывать не стану, я не настолько жесток. А ведь он знал, что находится под действием приворота, и все равно не смог ему противостоять, и это опровергает еще один миф, будто бы достаточно доказать человеку, что его чувства иллюзорны, как обман тут же разрушится. Знания мало. Иллюзию может разрушить только… что?

– Поцелуй истинной любви! – выкрикнули из зала.

– Хм… – Грин потер переносицу. – Вообще-то я говорил об антидоте, нейтрализующем приворот. Если такого средства нет, следует изолировать раздражающий объект до окончания действия препарата. А что до волшебной силы истинных чувств в данной ситуации, то мой товарищ проверил и это. Начиная с третьего часа он изменил условия протекания эксперимента, пригласив в лабораторное помещение девушку, которая ему нравится. Без приворотов нравится, как вы понимаете.

Хоть бы улыбался, когда шутит.

– Или даже больше чем нравится, – растянул задумчиво, взглядом обводя аудиторию.

– Элси, ты чего? – зашипела на меня Мэг, когда я спряталась за раскрытой тетрадью для конспектов.

– Голова, – ткнулась лбом в столешницу, борясь с желанием об нее побиться. – Разболелась.

Если бы подо мной разверзлась бездна, было бы весьма кстати. Но бездны по вторникам не разверзались. Пришлось дослушивать лекцию из укрытия.


– Опровержение еще одного мифа: истинные чувства – плохая защита от правильно приготовленного приворота. Но их наличие вызывает резкий эмоциональный диссонанс, повышение артериального давления, тахикардию…

Я думала о том, способен ли нормальный человек фиксировать медицинские показатели в таких условиях, а студенты вокруг хохотали: доктор зачитывал им мои заметки. Я была уверена, что он выбросил их в тот же день. Тогда столько всего случилось: пожар в библиотеке, Рысь, Оливер, Крейг… надкушенный сэндвич и разговор о магии…

– И у нас остался еще один миф, – Грин подошел к финальной стадии испытаний. – Поцелуй истинной любви, о котором тут упомянули.

– Она его поцеловала?! – воскликнула какая-то девушка.

Я осторожно выглянула из-за тетради. Если бы он сказал, что да, – смеялась бы дальше вместе со всеми…

– Нет. Ударила. Но, думаю, поцелуй тоже сработал бы. Суть реабилитационных мероприятий в подобных случаях – в том, чтобы сделать нечто неожиданное, переключить внимание попавшего под приворот человека, заставить его усомниться в реальности происходящего. Так что поцелуй – это тоже было бы достаточно неожиданно. И приятнее… Поэтому окончательно разрушать данный миф мы не будем.

Он ответил еще на несколько вопросов. Вежливо отшил девиц, пытавшихся выведать рецепт чудо-средства. Согласился с восторженной «заучкой», что истинная любовь – она, несомненно, лучше и менее травмоопасна…

– Скажите, доктор, в чем смысл описанного эксперимента? – спросил какой-то парень. – Только в том, чтобы в очередной раз подтвердить, что использование приворотов есть насилие над личностью?

– Нет, конечно, – ответил Грин. – Целью было испытать действенность препарата. После внесения в рецептуру изменений, которые сделают его непригодным для людей, средство можно будет применять в животноводстве для лучших результатов скрещивания пород и увеличения поголовья племенного скота.

Трепетные девы дружно возмутились столь пошлому завершению лекции… наверное… Я не видела, потому как из-под тетрадки выбралась, когда аудитория уже опустела.

– Болит? – поинтересовалась сочувственно Мэг, пока я ощупывала отдавленный о стол лоб. – А выглядишь здоровой. Даже румянец появился.

Еще бы ему не появиться.

– Мэгги, ты не против, если я посижу тут еще немного? Не пойду на… что там дальше?

– А, ерунда, – махнула рукой подруга. – Я тоже могу пропустить. Хочешь, с тобой останусь? Или… О! Нужно было Грину сказать, что тебе нехорошо. Он же тебя знает, вот и вылечил бы. Давай посмотрю, может, он еще не ушел? Или кого-нибудь из преподавателей спрошу? В общежитии я бы тебе что-нибудь из лекарств подобрала бы…

– Пойдем в общежитие? – предложила я. – Не будем отвлекать преподавателей. Только подождем еще немножко, хорошо?

…В общежитии меня ждала посылка: маленькая картонная коробочка и записка от милорда ректора, предупреждавшего, что сегодня наша встреча откладывается, так как он вынужден срочно выехать в Ньюсби. А в коробочке лежало пирожное: песочная корзиночка, наполненная сливочно-шоколадным кремом.

Это было так мило, что я тут же забыла обо всем остальном. Минуты на три. Потом еще час, после того как Мэг напоила меня настойкой от мигреней, я медитировала на пирожное, пытаясь вызвать перед мысленным взором образ приславшего сладкий подарок мужчины. Когда мне это надоело, слопала пирожное, вспомнила, что мне еще сдавать экзамен профессору Эррори, и достала учебник. Лучше читать о плоских червях, чем бороться с мозговыми тараканами, от которых даже паразитологи не придумали защиты.

О том, что меня ждут на ужин, вспомнила только чудом.



Дорогу к дому мисс Милс я знала.

Открыла мне хозяйка. Сообщила, как рада, что я пришла. Извинилась, что не подумала, каково мне будет добираться, не имея возможности воспользоваться портальной сетью, а то обязательно бы попросила Саймона меня встретить и провести. Сам Саймон кивал и улыбался.

Затем, пока в духовке доходил гусь, меня пригласили в кабинет посмотреть что-то, что мне непременно понравится. По канону это должен был быть альбом с младенческими фотографиями: «Саймон в чепчике», «Саймон с погремушкой» и – мамина радость – «Саймон, сияющий беззубой улыбкой и голыми ягодицами». Но оказалось, профессорша хотела похвастать домашней библиотекой. Книги на полках стояли в основном по ее специальности – мистические существа. Драконы меня после божьих откровений не интересовали, а вот двухтомное издание, посвященное единорогам, любопытно было бы почитать. Я как раз думала, насколько удобно просить книги у преподавательницы, по всему, метящей мне в свекрови, когда в дверь позвонили.

– Кто бы это мог быть? – проворчала хозяйка.

– Наверное, доктор Грин, – с наигранной беспечностью отозвался Саймон. – Мы сегодня случайно столкнулись, и я пригласил его на ужин. Ты же давно собиралась…

Если бы мисс Милс решила прибить сына за подобное самоуправство, я с радостью помогла бы ей спрятать труп.

– Не волнуйтесь, – прошептал мне Саймон, когда его мать пошла открывать. – Не прогонит же она его? Грин – ее доктор и наш сосед, друг семьи, можно сказать. И ужин у нас будет дружеский. Я же обещал избавить вас от двусмысленных ситуаций?

– Спасибо, мистер Вульф, – произнесла я с чувством. – Вам это удалось.





Глава 45




О чем я думала? Ни о чем. Думать было некогда.

– Добрый вечер, Саймон… О, мисс Аштон.

Улыбка вежливо-безучастная. И это прохладное «мисс Аштон»… Только в глазах смешинка, но в глаза я не смотрела.

– Здравствуйте, доктор.

– Какая неожиданная встреча. Но, видимо, это судьба.

– О чем вы? – я обернулась на Саймона, но боевик прислушивался к обмену любезностями без интереса. Ждать помощи от его матери тоже не приходилось.