Осторожно, женское фэнтези!

– Бедная кошка, – я поежилась от холода, пробравшегося под шелк платья. – Вы и ее подставили, как Саймона.

– Грязная тварь, – со злостью выплюнула Милс. И уточнила, кривясь: – Кошка ваша. Вечно отирается у порога, норовит влезть в дом. Но из ее наглости тоже можно извлечь выгоду. Кусочек ветчины в обмен на клок шерсти… Вы же знаете, что для построения сложных иллюзий нужен образец?

Когда она успела? Утром, пока мы еще спали, а кошка гуляла на улице?

Чистой воды импровизация, как она это назвала.

Удачная импровизация.

Действительно странно, что Крейг проглядел такую умницу. Допустим, некромантию она знала, так как помогала жениху с диссертацией, – отец говорил об этом. Но ментальное воздействие? Сложные иллюзии? Неужели изучала по книгам?

– Все равно вас раскроют, – сказала я, не выдержав самодовольства, светившегося на ее сейчас каком-то особенно некрасивом лице. – Яд реликтового василиска слишком редкий. Подумают хорошенько и вспомнят голову, которая хранится у вас на кафедре.

– Вы и правда умная девушка, Элизабет, – восхитилась библиотекарша. – Вашу работу по драконам я ставлю в пример своим студентам. А единорог? Вам же прямой путь был на мою специальность! Изучали бы мистических существ в теории и на практике. Но вот с головой вы немного ошиблись, – она мерзко усмехнулась. – Совсем немного. Вы умны, но не умнее Крейга. Он давно заподозрил бы меня, если бы не знал, что голова василиска – подделка. Муляж. Когда-то была настоящая, но четыре года назад при проверке выявилось, что она испускает ядовитые миазмы, и ее решено было уничтожить. Только прежде, – улыбка стала еще гаже, – я отщипнула несколько чешуек с кожей. Хотела выделить яд и демонстрировать его действие студентам. На лягушках, к примеру. Но концентрата оказалось слишком мало, чтобы использовать его на занятиях… А выбрасывать было глупо…

Она умолкла. Задумалась о чем-то, с силой морща лоб.

– Странно, да? – спросила у меня. – Это ведь случилось уже в новой жизни. В прежней достать яд мне было бы негде. Но он и не пригодился бы…

Библиотекарша отошла к заколоченному окну и замерла там. Удобный случай для удара. В спину, да, но я не остановилась бы перед этой «подлостью», если бы не подозревала, что на драконше защита в несколько раз мощнее любого атакующего заклинания из моего небогатого арсенала. Вот если бы прорваться на миг в подпространство, собрать веночек из чистой энергии и усилить ею плетение…

– Мне придется убить вас, – не глядя на меня, сказала мисс Милс. Тихий печальный голос заставил зашевелиться волоски на моих руках. – И вас, и доктора, как только он принесет книгу. Лучше бы он добыл ее поскорее, а то я не успею приготовить ужин. Обещала Саймону испечь лимонный рулет на десерт… Вам нужно было выбрать моего сына, Элизабет, – она повысила голос и резко обернулась. – Я давала вам такой шанс. Вы могли стать чудесной парой, и никому не пришлось бы умирать. Даже Лидии. Пусть бы себе болтала – кто бы ее слушал, когда прежняя реальность забылась бы? Если бы вы не стали о ней напоминать, забылась бы, и все были бы счастливы.

– Я не перестала бы о ней напоминать, – покачала я головой. – Никогда. И дело не только в пропавших студентах. Если не вернуть все как было, мир погибнет. – И добавила доверительным шепотом: – Я знаю, мне Мэйтин сказал.

Библиотекаршу перекосило. Шок – это по-нашему.

– Вы сумасшедшая? – вытаращила она глаза, и я с трудом сдержала смех: кто бы говорил! – У вас… голоса? Видения? Или это место действует? Лидия так и не оправилась после того всплеска. Но вы… Бедная девочка!

Самое смешное: она искренне жалела меня. Собиралась убить, но переживала из-за моего возможного помешательства.

Бедная девочка…

Ева Кингслей назвала меня так же в тот день, когда пришла в себя в лечебнице. Хотела сказать мне что-то важное, но не успела. Тогда я забыла об этих словах почти сразу же, а теперь почему-то вспомнила. Должно быть, это и правда важно, и нужно успеть понять… До смерти? До того, как я умру в этом мире и окажусь в другом?

Нет, умирать сегодня я была не намерена. Другой мир подождет. Ему ведь без разницы: Мэйтин говорил, что понятия времени между мирами не существует. А Грайнвилль – о том, что в этих мирах мы можем быть кем угодно…

Я улыбнулась, чем еще больше озадачила вглядывавшуюся в мое лицо женщину.

– Вы не в себе, – сделала вывод она. – Это трудно – хранить память об обеих реальностях. Я сама… Впрочем, это неважно.

– Почему же? – возразила я. – Мне интересно, как вы справились.

В финале злодеи обычно делятся секретами, думая, что герой унесет их с собой в могилу. А герой выживает, как правило.

Я надеялась, что не стану для этого правила исключением.

– Справилась как-то, – не пожелала откровенничать мисс Милс. – Не сидите на полу, там холодно, встаньте…

– А то что? Простужусь? Побрезгуете убить меня с насморком?

Вместо того чтобы устыдиться своих намерений, библиотекарша разозлилась:

– Вы сами виноваты! Я перебрала все источники, нигде и слова нет о подобных аномалиях! Но если и так, зачем нужно было поднимать переполох? Ставить в известность ректора? Писать заметки на память? Вы сами в это влезли и не оставили мне другого выхода! А ведь вы мне понравились, Элизабет. Думаете, много студентов уделяет внимание истории мистических существ? Единицы! А у вас хороший потенциал… был… Как и у Германа. Вы не представляете, как я расстроилась, когда поняла, что он был в числе бездельников, мечтавших получить желаемое за одну каплю крови. Глупый мальчишка! Загадал бы научную степень сразу же после окончания академии – ему это удалось бы. Но нет, ему захотелось победы в дурном мордобое. Вот и поплатился!

– Саймон не знает, – поняла я. – Не знает, что это вы провели тот ритуал.

– Не знает, конечно, – женщину насторожили мои слова. – Зачем ему знать?

– Они с Германом дружили.

– Правда? Бедный мой малыш, он совсем никому не нужен. За годы так и не нашел друзей, кроме мальчишки, которого заведомо не могло быть в его жизни, и девчонки, которой тоже скоро не станет. Думаете, так будет всегда? Мир не примет его?

– Саймона? Почему?

– Потому что его не должно быть, – словно удивляясь тому, что приходится объяснять, сказала библиотекарша. – Он умер вскоре после рождения.





Глава 55





Можно представить, какое у меня стало лицо, если она рассмеялась.

– Лидия ведь говорила вам, не назвала только моего имени. Но если бы никто не знал о том, что реальность меняется, она могла рассказывать обо мне что угодно – это не воспринимали бы всерьез. Понимаете? Понимаете, что в случившемся с Лидией тоже виноваты вы?

– Да, – вздохнула я. Многое становится понятно после того, как судьба отвесит тебе подзатыльник, заставив смотреть в нужную сторону. – Лидия сказала, что ребенок не умер. Его уморили. Думала, что леди Пенелопа тоже помнит об этом. И она помнила до определенного момента. Не вас, а саму ту историю. Еще удивлялась, что забыла ее продолжение.

Мне следовало обратить внимание на такую забывчивость, ведь я тогда уже знала, что реальность меняется. Хотя вряд ли связала бы историю о замерзшем на кладбище младенце с рассказом о рождении чудесного малыша. Тогда, на «Крылатом», мисс Милс буквально вытягивала из наставницы эти воспоминания, чтобы убедиться, что та уже не помнит изначальной версии.

– Помнила? – скривилась библиотекарша. – Кто бы мог подумать? В легендах описывались случаи, когда кто-то сохранял память о стертых событиях, если они произвели на него глубокое впечатление. Не думала, что ваша наставница настолько чувствительна. Лидия – другое дело. Она и до несчастного случая была слишком правильной и мягкотелой, а потом… Мы жили по соседству, больше тридцати лет на одном этаже. И тридцать лет она плевала на мою дверь. Каждый день, проходя мимо… В той жизни. А в этой улыбалась при встрече и могла часами нести всякую чушь. К счастью, встречались мы редко. Или к сожалению. Я не видела ее после ритуала до того дня, как она заменила Джерри. Откуда мне было знать, что она все вспомнила? – Женщина задумчиво нахмурилась: – Или она и не забывала? Как правильно?

– Правильно – не убивать своих детей, – выговорила я, стуча зубами.

Трясло меня скорее от волнения, чем от холода. С одной стороны, все разъяснилось, с другой – запуталось еще сильнее. Если она изменила реальность ради Саймона, а мы все вернем…

– Своих детей, – повторила она вслед за мной. – Но то был не мой ребенок. То вообще был не ребенок, – злость и отвращение проступили на ее лице и в голосе. – Чудовище, долгие месяцы отравлявшее меня изнутри и едва не убившее своим рождением. Вы не представляете, какая это боль… Какая боль, когда тебя предают. Когда любимый мужчина говорит, что ты нужна была лишь для того, чтобы помочь ему получить научную степень, и в дальнейших его планах для тебя места нет. Когда родители вместо помощи отказывают от дома. Когда куратор, обещавший место на кафедре, вдруг объявляет, что на эту должность есть еще два кандидата… А тут еще маленький монстр внутри. Тошнота по утрам. Изжога к обеду. Отекшие ноги к вечеру… Зато я научилась строить иллюзии, чтобы скрыть его существование. Мне ведь нужна была работа, и я ее получила… А потом потеряла. Ваша наставница постаралась. Меня признали невиновной, согласились, что мерзкое отродье появилось на свет уже мертвым… Но ваша дорогая леди Райс в это не верила. И заразила неверием других. Мне отказали от места. Хотели лишить комнаты в общежитии, раз уж я не работала больше в академии. Шушукались за спиной и тыкали пальцами. Лидия плевала на дверь… Никто не понял. Никто не посочувствовал. Одна только Джинни. Джинни Райхон, мы учились вместе. Она была добра ко мне… Она ко всем была добра, и у нее имелись связи в руководстве. Она выхлопотала мне место в библиотеке. Милая Джинни, ее смерть меня расстроила, хоть к тому времени мы уже не общались. В старой жизни. А в новой – переписывались, и она слала для Саймона старые вещи Джерри – тот был на два года старше, но такой мелкий и субтильный, что Саймон к своим семи годам его перерос. Он всегда был крепышом, – женщина улыбнулась, и злоба, которой веяло от нее миг назад, растворилась в этой улыбке. – Мой мальчик. Единственная радость в жизни. Все, что осталось мне от любимого человека… Не обязательно, чтобы любимые люди всегда были рядом. Намного важнее проститься с ними в нужный момент. Навсегда. И сохранить о них добрую память. Когда я нашла описание ритуала, долго думала, что хотела бы изменить в своей судьбе. Я могла бы вычеркнуть из нее мерзавца Вульфа и его отродье… Но кто дал бы гарантии, что дурочке, какой я была тогда, не встретился бы другой негодяй, и уже исправленная жизнь не покатилась бы под откос? Поэтому я нашла иное решение. Ритуал не меняет людей, он меняет события. Предавшие меня в прошлой жизни и в этой однажды поступили бы так же. Но я не дала им такой возможности. И была счастлива без них. До этой осени, когда все вернулось. Память… Я смогла забрать ее у других участников ритуала, но не у себя. Это плата. Но я справилась. Ваш доктор помог. Немного успокоительного, снотворное на ночь… У меня нет проблем со сном, вовсе нет. Но однажды ночью я поняла, что стою в комнате сына с ножом в руке. А ведь он не виноват, что так похож на своего отца…

Интересно, все герои, дождавшиеся в финале злодейских откровений, чувствуют себя так же паршиво?

– Вы использовали его, чтобы убить Лидию? Нацепили поводок? Саймон жаловался на следующий день на головную боль…

– Как вы могли подумать! – непритворно возмутилась женщина. – Я лишь налила снотворного ему в чай, чтобы он не заметил моего отсутствия. А Лидия… Я не собиралась ее убивать… Не так, во всяком случае. А потом встретила того студента… Студенты не должны находиться вне общежития после полуночи. А этот ко всему был пьян – настолько, что к утру и без постороннего вмешательства ничего не вспомнил бы.

Ради блага того парня хотелось, чтобы память к нему никогда не вернулась…

– Я никому не желала зла, Элизабет, – сказала драконша. – Ваш друг копался в библиотеке. Наверное, у оборотней особое чутье, и он почуял, что с Саймоном что-то не так… Я ведь не убила его? Я дала вам шанс отступить, но вы им не воспользовались. Пришлось идти на более жесткие меры. Думаете, мне не жаль было Джерри? Его мать была добра ко мне… Но Джинни умерла. И Камилла пропала… Дурочка. Мальчик так любил ее, и она его, наверное. Что с того, что он племянник ее бывшего любовника? Или младше ее на несколько лет? Но она вбила себе в голову, что должна порвать с ним и вернуться к Оливеру. А Джереми страдал. Я подумала, что избавлю его от страданий, если он избавит меня от вас. И Оливер отвлечется от расследования… Но не получилось. А потом, на корабле, я увидела вас с Саймоном и решила, что из вас может выйти хорошая пара и больше никого не придется убивать…

– Вы столкнули меня, – напомнила я.

– Нужно же было хотя бы попробовать? – удивилась моим претензиям библиотекарша. – И радости мне это не доставило. Вы милая девушка и хорошая студентка. Я так расстроилась, а доктор говорил, что мне нужно избегать волнений… Что вы только нашли в нем? Я ведь так замечательно все спланировала, а потом увидела вас обоих у себя, на том испорченном ужине. Он так смотрел на вас, а вы так на него не смотрели… Даже безразлично было, кто из вас отравился бы той конфетой. Но вы снова продемонстрировали неожиданные способности. Единорог – кто бы мог подумать? Ожившая легенда… Но вы же знаете, что герои легенд не живут долго и счастливо? Так уж повелось, и моей вины в этом нет…

– Конечно. Вы ни в чем не виноваты.

– Не нужно иронизировать, мисс Аштон, – она вернулась к строгому тону. – Я объяснила, что не питаю к вам неприязни и ваша смерть меня огорчит, как и смерть доктора Грина. Зачем усугублять ситуацию? Мне нельзя волноваться, помните? И в ближайшее время не у кого будет взять лекарств.

Ох, Эд, как ты ее не разглядел? А хвастался, что сумасшествие сразу распознал бы… Или искаженный фон заброшенного корпуса еще сильнее выворачивал больное сознание этой женщины? Послушаю ее и сама тронусь умом. Хотя времени на помешательство мне не оставят.

Тело окоченело от холода и долгого неподвижного сидения. Подумалось, что не будет ничего странного, если я вдруг отключусь на несколько секунд или даже минут.

– Плетение правильное, Илси, – долетело до меня сквозь туманы памяти. – Но чтобы мумии двигались, а не дергались, требуется больше силы. Я могу сказать, как ее собрать. Нужно почувствовать потоки. Почувствовать, как воду. И нырнуть…

Почему я вспомнила это только теперь? Бестиарий, сидящего на ступеньках эльфа с папкой карандашных набросков на коленях? Наверное, время пришло.

Время плести веночки.

– Элизабет! – голос мисс Милс казался еще дальше, чем голос Грайнвилля. – Элизабет, вам плохо?

Смешно. Она в самом деле волновалась…



Луг сегодня выглядел иначе: шире, ярче, сочнее. Трава отсвечивала тысячами неповторимых оттенков, воздух пах грозой, а небо ежесекундно озарялось цветными вспышками. Но дверь исчезла, и единорога нигде не было видно. Как и Мэйтина. Я не надеялась, что он вмешается, но мог бы хотя бы подсказать, как нейтрализовать негативные последствия ритуала и не задеть позитивные – они у смены реальностей тоже были. Одно, во всяком случае. Но большое, важное и очень хорошее…

Однако бог на мольбы не отзывался.



Когда я вернулась, солнце по-прежнему заглядывало в заколоченные окна, но теперь уже с другой стороны. Несколько минут, проведенных на промежуточном уровне, тут превратились в несколько часов.

– Рада, что вы пришли в себя, Элизабет, – проворковала библиотекарша, заметив, что я открыла глаза. – Помочь вам подняться?

Она протянула руку, и мне вспомнились уроки ее сына: сжать ладонь, потянуть на себя, одновременно подавшись вперед…

– Благодарю, сама спра…

Я умолкла на полуслове, заметив, что драконша, по-прежнему протягивая мне руку, второй прижимает к груди книгу. Мэйтин сказал, что я узнаю ее, когда увижу, и был прав: из-под темной обложки рвалась наружу ни с чем не сравнимая сила, хранящая в себе частички безвременья терминала.

– Да, – важно кивнула мисс Милс, заметив мой взгляд. – Это она. Вам любопытно?

– Более чем, – я облизала пересохшие губы.

Огнешар или молния – и книга сгорит в одном мгновение. Мир будет спасен, исчезнувшие вернутся…