Осторожно, женское фэнтези!

– С чего ты взял? – улыбнулась я, забираясь к нему под одеяло. – Хотя… Да, кое-что не так. Я понимаю, что ты старый солдат и не знаешь слов любви, но можно же хоть что-то сказать?

Маленькая почти не ложь. Он разгадал ее, как и мое желание не говорить ни о чем серьезном. Дунул шутливо в лицо.

– Во-первых, я не солдат. Во-вторых, смею надеяться, еще не так стар. А в-третьих, я могу объясняться в любви на пяти языках. Например…

Староэльфийский, конечно же. Невероятно красивый язык. И исполнение не подкачало: глубоко, прочувствованно… Но я ни слова не поняла.

– Что ты сказал?

– Если дословно: «Насыть меня пищей, женщина, как уже насытила любовью. Пусть кофе будет горячим, как моя страсть, и сладким, как твои поцелуи»…

– И? В чем подвох?

– Дальше у меня закончились сравнения, и я просто перечислил все, что хочу на завтрак.

Завтрак – это замечательно. Поцелуями, даже самыми сладкими, сыт не будешь. Ими в принципе невозможно насытиться…

– Не знаю, что ты там пожелал, – сказала я, переведя дух, – но я не отказалась бы от яичницы в твоем исполнении. Ты так ее нахваливал.

– Возможно, я несколько преувеличивал, – попытался пойти на попятную Эд.

– Нужно попробовать, чтобы знать наверняка, – заявила я, за что была названа бессердечной женщиной. – С меня ужин, – пообещала, чтобы унять наигранное недовольство.

Встала с постели вслед за ним. Прошлась по спальне, которую с вечера некогда было рассматривать, но не нашла ничего интересного, кроме своего платья, успевшего высохнуть за ночь, и решила одеться. Это Элси Аштон могла бы беззастенчиво разгуливать по дому в сорочке, а миссис Грин не выйдет к завтраку в неглиже.

Одевшись, заглянула в комнату с макетом. Но полюбоваться фигурками из папье-маше не вышло. Стоило взглянуть на драконов, как размышления сами собой свернули к библиотекарю.

Итак, что, если забыть известное «ищи, кому выгодно» и начать искать того, кто просто имел возможность провернуть подобное?

Кому хватило бы знаний, чтобы разобраться с найденным в старой книге описанием ритуала?

Кто мог подсунуть схему студентам – ясно: библиотекарь, знавший о тайном обществе. Но кто мог всучить ее Камилле? Кто был достаточно близок с ней в обеих реальностях, чтобы знать о ее отношениях и с Оливером, и с его племянником?

Кто был в курсе того, что ищет в библиотеке Рысь?

Кто мог подобраться к нему и накинуть поводок?

Кто встречался с оборотнем в корпусе некромантов? У кого была возможность входить туда и выходить, не привлекая лишнего внимания, если только он сам не некромант?

А он не только некромант, если вспомнить чары подчинения, наложенные на Джереми Адамса. Подойти к секретарю мог любой, но у кого хватило бы сил подчинить неслабого, по словам Крейга, малефика?

На «Крылатом» были в основном преподаватели, и это сужало круг подозреваемых. Но кто находился в непосредственной близости от меня?

Кто заманил Лидию на кладбище?

И последнее: отравленная конфета. Кто знал о моей дружбе с Саймоном и сладостями? И где этот кто-то раздобыл яд реликтового василиска?

При воспоминании о василиске промелькнуло смутное воспоминание. Что же это было? Василиск из бестиария, в ту самую ночь скакавший под окнами ректора? Нет, тот был обычный, болотный. А реликтовый… Голова в стеклянном ящике и табличка с подписью. Если яд такой сильный, что его действие не проходит ни со смертью чудовища, ни со временем, стекло – нелишняя предосторожность. Только где я видела эту голову? Кто мог открыть ящик и отодрать кусочек мумии, чтобы выделить яд?

– Мисс Милс, – подсказал из коридора Эд.

Точно! На ее кафедре я видела ту голову. А кафедра расположена в одном корпусе с факультетом некромантии, и, хотя для студентов входы отдельные, внутри наверняка есть дверца для своих. И с Камиллой они работали… в этой реальности, во всяком случае…

До меня вдруг дошло, что Эдвард не мог отвечать на мои мысли.

– Что ты говорил? – спросила я, выглянув в коридор. – При чем тут…

В дверь позвонили.

– Мисс Милс, – Эд вышел из спальни, на ходу натягивая сюртук. – Я видел в окно, как она несется через лужайку. Наверное, что-то случилось. Подожди здесь. Или хочешь на правах хозяйки принять первую гостью?

Он улыбался, а у меня язык прилип к небу от волнения.

Мисс Милс. Она подходит. Я сразу сказала, что она подходит, и, если бы не принцип, по которому Оливер отбирал членов комиссии, не уверенность в том, что библиотекарь обязательно изменил свою жизнь к лучшему, если бы не Саймон, из-за которого не хотелось думать плохо о его матери…

Но из-за Саймона она подходила еще больше. Она знала о нашей с ним дружбе, могла легко воссоздать его личину, воспользовавшись личными вещами, и не боялась навлечь на сына подозрения, зная, что сам ректор обеспечит алиби.

Из ступора меня вывел звук открываемой двери. Не заботясь о приличиях, я кинулась в прихожую. Успела к моменту, когда незваная гостья, всхлипывая и вытирая глаза рукавом пальто, переступила порог.

Ее слезы оказались для меня полной неожиданностью и заставили забыть о только что сделанных выводах.

– Это ужасно, просто ужасно, – причитала женщина, бросившись Эду на грудь.


– Успокойтесь, пожалуйста, – он участливо погладил ее по плечу. – Уверен, ничего ужасного…

– Нет, – затрясла она головой. – Ужасно…

Эд вдруг отшатнулся от нее, наткнулся спиной на стену и стал медленно оседать на пол. Показалось, что тот день повторяется и сейчас он снова начнет каменеть. Воздух застрял в горле. Ноги подкосились, и я рухнула плашмя на живот и осталась лежать так, не в силах шевельнуть даже мизинцем.

– Надо же, как легко, – раздался над головой удивленный голос, в котором еще слышались остатки рыданий. – Что же инспектор так сплоховал? Неужели думал, что вы до утра будете пить чай?

Мозги парализовало вместе с телом: я ни слова не понимала. В чем инспектор сплоховал? И где, во имя Мэйтина, этот инспектор? А защита, которой я обвешана, как новогодняя елка гирляндами?

– Никто не помнит основ? – Мисс Милс присела и погладила меня по голове, зная, что я неспособна уклониться от непрошеной ласки. – Действительно ужасно… Что, доктор? Вы помните? Стоило вспомнить ночью. Теперь поздно, – она снова погладила меня, будто и правда жалела. – Поздно, Элизабет. Не только единороги замечают изменения в ауре девушки, которая становится женщиной. Некоторые наложенные заклинания теряют силу в таких случаях. Те, что настроены на жизненные параметры. Поэтому, если вы ждете, что сейчас появится ваша охрана, не мучьте себя напрасными надеждами. Осталась только одна сеть – та, что отслеживает, живы ли вы. А вы живы. И будете жить, если наш дорогой доктор сделает все правильно. Я даю вам уникальный шанс убедиться в искренности его чувств, Элизабет. Не каждой влюбленной дурочке предоставляется такая возможность.

Видимо, я должна была быть благодарна за это. Ладно, отблагодарю, как только закончится действие парализующего заклинания.

– К делу, мистер Грин, – тон женщины стал сухим и строгим. – Если мисс Аштон нужна вам, придется постараться. Достаньте книгу – ту, которую писала Элизабет. Кровавая книга, вы ведь знаете о ней, Эдвард? Позволите вас так называть? Так вот, Эдвард, сейчас вы сможете говорить. Но берегите дыхание, я дам вам свободы ровно столько, чтобы вы поклялись мне кровью и жизнью, что никого не поставите в известность о нашем разговоре. Это в ваших интересах. Книга, которая мне нужна, хранится либо у Крейга, либо у Оливера Райхона, а вы знаете этих людей. У них свои, высшие, так сказать, цели. Думаете, их волнует судьба Элизабет так, как она волнует вас? К слову, клясться вам предстоит ее жизнью. И ее кровью, естественно.

Я почувствовала, как мою руку выдернули вперед, и лезвие рассекло запястье. Обездвиживающие чары не притупляли боль, но вскрикнуть или хотя бы застонать я не могла. Из пульсирующей раны потекла кровь.

– Клянитесь, доктор.

Первое обещание он дал мне:

– Все будет хорошо, Бет. Ничего не бойся.

Затем повторил слова навязанной клятвы: кровью этой женщины… не выдам ни словом, ни буквой… жизнь моя станет залогом…

– Это так трогательно, – умилилась мисс Милс. И тут же поправила жестко: – Ее жизнь станет залогом. Повторите: ее жизнь. Не нужно принимать меня за дурочку.

Нет, она не дурочка. Просто сумасшедшая.

Съехала с катушек осенью, после ритуала, когда реальности столкнулись. Саймон рассказывал, что у матери именно тогда начались проблемы с нервами.

Почему я не обратила внимания на это совпадение? Никто не обратил. Факты были перед нами, а мы переступали через них и продолжали искать непонятно что.

– Хочу предупредить, Эдвард. Если вы решите, что жизнью Элизабет все же можно пожертвовать, я не ограничусь столь малой жертвой. Моих сил хватит, чтобы организовать вашей возлюбленной достойную компанию. Еще человек двадцать. Или тридцать. Случайный выбор – кто-то же окажется менее защищен и более слаб? Студенты. Или кто-нибудь из обслуги, не маги. Но ведь для целителя ценность жизни не определяется наличием дара, да?

Сумасшедшая.

Присела снова рядом со мной. Надела мне на ногу слетевшую во время падения туфлю.

– Вчера вы сбежали с праздника без пальто, – проговорила задумчиво. – Но так даже лучше. Там, куда мы отправимся, прохладно, и у доктора будет повод поторопиться… Мы с Элизабет вас покидаем, Эдвард. Через несколько минут вы сможете двигаться. Когда достанете книгу, принесете ее в закрытый корпус менталистов. Знаете, где это?

Рука женщины скользнула по моей спине, теперь в обратном направлении, будто против шерсти погладила, и с силой сдавила шею. Меня приподняло над полом и тут же швырнуло вниз… на растрескавшиеся от времени доски. Нос и рот забились пылью, в щеку врезался осколок обвалившейся штукатурки, порезанная рука подвернулась… Но крик прозвучал только в моей голове.

– Надо же, – опять удивилась… библиотекарь? библиотекарша? – Получилось. А ведь чистейшей воды импровизация, вы сами облегчили мне задачу… Или не вы? Как думаете, Элизабет? Не мог же Крейг не понимать? Он умен. Возраст уже сказывается, конечно, но… Полагаете, это ловушка? В этом случае я бы обиделась на вашем месте. Я ведь могла убить вас, просто и без затей. Возможно, выдала бы себя… Но так рисковать вашей жизнью – это же непозволительно! Обидьтесь обязательно. Пожелайте ему чего-нибудь нехорошего… сдохнуть, например… Или ваши желания исполняются лишь тогда, когда написаны кровью?

«А ваши?» – спросила бы я, если бы могла говорить.

И что это за желания? Что она получила после ритуала? Жених и родители погибли, сына воспитывала сама, и денег не хватало даже на кухарку…

Какой же была та жизнь, от которой она отказалась?

В носу защипало от пыли, и я чихнула. Попробовала пошевелиться. Только пальцы дернулись, но уже что-то.

– Чары слабеют, – подтвердила драконша. – Можно их подпитать, но не вижу необходимости. Вы ведь умная девушка, Элизабет, и не доставите мне проблем больше, чем уже это сделали, да? И нужно перевязать вашу руку, не мне же этим заниматься? Мне не нравится вид крови. Неприятные воспоминания. Тогда ее столько было… Мне сказали после, что от такой кровопотери можно было и умереть…

Собравшись с силами, я перекатилась на спину: хоть пылью не дышать. Попутно осмотрелась. Окна, заколоченные досками, в прорехи между которыми без труда проникал солнечный свет, обвалившиеся стены и потолок ровным счетом ничего не сказали о том, где я нахожусь. Милс говорила о каком-то закрытом корпусе, но я не помнила в академии настолько заброшенных зданий.

– Старый учебный корпус менталистов, – сказала она, угадав, о чем я думаю. – Вряд ли вы слышали об этом месте. А вот Лидия могла бы немало рассказать о нем. Она о многом могла бы рассказать… Возьмите, – женщина выдернула из рукава платок и бросила мне на живот. – Перетяните запястье. С магией было бы проще, но у вас с этим, помнится, сложности. А сама я в целительстве не сильна. Пожалуй, единственное, что мне никогда не давалось.

«Рожденный убивать лечить не может», – подумала я мрачно.

Не желая прежде времени демонстрировать, что мои сложности с магией остались в прошлом, я воспользовалась платком и, помогая себе зубами, перетянула запястье чуть выше раны. Главное – остановить кровь, а потом я за пару минут залечу порез, как показывал Эд… Только бы он не наделал глупостей! Хотя глупости – это по моей части, а он умный, он придумает что-нибудь…

В теле еще чувствовалась слабость, но я смогла сесть. Стряхнула с волос мусор и, подтянув к животу колени, обняла себя за плечи. Тут действительно было холодно.

– Где мы? – спросила, чтобы проверить, вернулся ли ко мне голос.

– Вы невнимательны, Элизабет, – тоном строгой учительницы выговорила драконша. – Я же сказала, это старый корпус менталистов. Он пострадал во время несчастного случая чуть больше тридцати лет назад. Факультет перевели в другое здание, а это закрыли и спрятали под иллюзиями от любопытных студентов. Тогда случился слишком большой выброс силы. Только чудом никто не погиб. Но остаточное излучение не удалось полностью нейтрализовать, и руководство решило оградить это место до тех пор, пока фон не нормализуется. Должна сказать, сейчас тут уже получше. Прежде вряд ли получилось бы сюда телепортироваться даже при наличии маячка. Но защита периметра исказит след. Так что, если вы полагаете, что кто-то заметит, как вы переместились из поселка сюда, и явится вам на помощь… – она пожала плечами и легкомысленно отмахнулась: – Забудьте.

– Все равно вы себя выдали, – прошептала я. – Меня охраняли не только заклинания. За домом наблюдали. Видели, как вы вошли, но не вышли. Когда поймут, что я исчезла, и засекут открытие портала, обязательно свяжут это с вами.

Библиотекарша – пусть будет так – расхохоталась.

– Полно вам, – сказала она, утирая выступившие от смеха слезы. – Никто меня не видел! Три минуты. Минимум три минуты требуется на взлом многослойной иллюзии. Если, конечно, есть подозрения, что перед тобой иллюзия. А кто заподозрит спешащую домой кошку? Основная сложность была в том, чтобы верно рассчитать угол отражения: со стороны дороги меня видели кошкой, а при взгляде из дома вашего дорогого доктора, если бы он выглянул в окно, прежде чем открыть, я смотрелась бы сама собой. Но когда знаешь базовую формулу, подобные расчеты не составляют труда.