Осколки прошлого

Она сказала ему:

— Мне очень жаль, Энди. Я люблю тебя.

Его глаза наполнились слезами. Они градом потекли по его щекам.

— Я знаю, что ты меня любишь. Даже когда ты меня ненавидела, я знал, что ты меня любишь.

— Я никогда тебя не ненавидела.

— Я прощаю тебя, но… — он закашлял. — Прости и ты меня. Ладно?

Джейн вдавила педаль, чтобы ехать быстрее.

— Мне не за что тебя прощать.

— Я знал, Дженни. Я знал, кем он был. Чем он был. Это моя… — Он со свистом вдохнул. — Это моя вина.

Джейн посмотрела на него, но его глаза были закрыты. Его голова моталась из стороны в сторону вместе с фургоном.

— Эндрю?

— Я знал, — пробормотал он. — Я знал.

Она резко свернула налево. Ее сердце встрепенулось, когда она увидела надпись «Норфвестерн» над въездом для «Скорой помощи».

— Энди? — запаниковала Джейн. Она больше не слышала, как он дышит. Она потянулась к его руке. Кожа была как лед. — Мы почти приехали, мой милый. Потерпи еще чуть-чуть.

Его веки задрожали.

— Сдай… — он задыхался от кашля. — Сдай его.

— Энди, не пытайся говорить. — Вывеска над больницей становилась все ближе. — Мы почти приехали. Потерпи еще одну минуточку.

— Сдай их… — Веки Энди снова задрожали. Его подбородок упал на грудь. Только свист воздуха, вдыхаемого через зубы, давал Джейн понять, что он все еще жив.

Больница.

Джейн чуть не выпустила руль, когда колеса ударились о бордюр. Фургон завилял. Ей с трудом удалось в последний момент остановиться у въезда для машин «Скорой помощи». Два санитара курили на скамейке неподалеку.

— Помогите! — Джейн выпрыгнула из фургона. — Помогите моему брату! Пожалуйста!

Двое мужчин вскочили со скамейки. Один побежал обратно в больницу. Другой уже открывал дверь фургона.

— У него… — Джейн запнулась. — Он инфицирован…

— Я понял. — Мужчина подхватил Энди за плечи и вытащил его. — Давай, дружище. Мы о тебе позаботимся.

Глаза Джейн, так долго остававшиеся сухими, снова наполнились слезами.

— Все хорошо, — сказал Эндрю мужчина. У него был такой добрый голос, что Джейн хотелось встать перед ним на колени и целовать его ноги. Он спросил Эндрю: — Ты можешь идти? Пойдем-ка к той скамейке и…

— Где?.. — Эндрю посмотрел на Джейн.

— Я здесь, мой милый. — Она взяла его лицо в свои ладони и прижалась губами к его лбу. Он протянул руку вперед. Коснулся ее округлившегося живота.

— Сдай… — прошептал он, — сдай их всех.

Второй санитар выбежал из дверей больницы с каталкой. Двое мужчин подняли Эндрю над землей. Он был такой легкий, что они уложили его почти без усилий. Эндрю повернул голову и посмотрел на Джейн.

Он сказал:

— Я люблю тебя.

Мужчины повезли каталку внутрь. Эндрю не сводил глаз с Джейн до последнего.

Двери больницы закрылись.

Она смотрела через стекло, как Энди завозят в холл. Открылись двойные двери. Вокруг него столпились доктора и сестры. Двери снова закрылись, он исчез.

Тебя поймают.

Джейн вдохнула холодный ночной воздух. Никто не выбежал из больницы с пистолетом, требуя лечь на землю с поднятыми руками. Медсестры за стойкой не схватились за телефон.


Она была в безопасности. Об Эндрю позаботятся. Она могла уехать. Никто не знает, где она. Никто не сможет найти ее, пока она сама этого не захочет.

Джейн пошла обратно к фургону. Закрыла пассажирскую дверь. Уселась за руль. Двигатель все еще работал. Она пыталась запомнить все, что ей сказал Эндрю. Минуту назад она разговаривала со своим братом, а теперь знала, что больше никогда не услышит его голос.

Она тронулась с места.

Джейн ехала, сама не зная куда, мимо парковочных мест для машин «Скорой помощи», мимо больничной стоянки, в сторону университета и большого торгового центра в конце улицы.

Канада. Фальсификатор.

Джейн могла создать новую жизнь для себя и своего ребенка. Двести пятьдесят тысяч долларов наличными, вероятно, все еще оставались в фургоне. Маленький холодильник. Термос с водой. Коробка вяленого мяса. Одеяло. Матрас. Торонто был всего в восьми часах пути. Нужно только немножко проехаться по северной части Индианы, потом через Мичиган, а там начнется Канада. Таков был план после триумфального возвращения Ника из Нью-Йорка. Они должны были еще несколько дней побыть в доме на ферме, пока все немного не уляжется после взрывов, потом поехать в Канаду, купить еще один набор документов у человека с Келли-стрит, а потом полететь в Швейцарию.

Ник продумал все.

Кто-то просигналил Джейн сзади. Она вздрогнула от громкого звука и остановилась посреди дороги. Джейн посмотрела в зеркало заднего вида. Мужчина в машине за ней грозно размахивал кулаком. Она помахала рукой, извиняясь, и нажала на педаль газа.

Агрессивный водитель обогнал ее — исключительно чтобы продемонстрировать, что он может. Джейн проехала еще несколько метров, но притормозила, заметив указатель на гараж для длительной парковки. Она поехала туда. Температура в фургоне становилась все ниже по мере того, как она спускалась по спирали рампы. Она выбрала место между двумя седанами на самом нижнем уровне и поставила фургон туда. Посмотрела по сторонам, проверяя, не наблюдают ли за ней. Нет ли камер или двухсторонних зеркал.

Драгоценный ящик Ника валялся между двумя сиденьями. Джейн сунула его под мышку — прямо как Эндрю. Она пригнулась и пошла в дальний конец фургона. На ящике, прикованном к полу, висел замок.

6—12–32.

Они все знали комбинацию.

Наличные были на месте. Термос. Холодильник. Коробка вяленого мяса.

Джейн кинула к этому набору ящик Ника. Она отсчитала триста долларов и закрыла крышку. Заперла замок. Вышла из фургона. Обошла его сзади.

Под стальным бампером было пустое пространство. Она закрепила ключ под ободком. Потом она стала подниматься по рампе. В ночное время смотритель не работал, на его месте валялась только куча конвертов и бумажек. Джейн взяла один из конвертов, подписала на нем номер парковочного места, где она оставила фургон, и положила внутрь триста долларов. Этого должно было хватить на месяц.

Оказавшись снаружи, она последовала за холодным бризом в сторону озера Мичиган. Ветер трепал ее тонкую блузку. Джейн помнила первый раз, когда она прилетела в Милуоки, чтобы сыграть там в Центре исполнительских искусств. Она подумала, что самолет сбился с пути и летит где-то над Атлантикой, потому что даже с высоты в шесть тысяч метров она не видела берегов этого огромного озера. Печников сказал ей, что в это озеро можно поместить всю Великобританию и ее края не будут даже касаться берегов.

На Джейн накатила волна глубокой и совсем несвоевременной грусти. Глубоко внутри она по-прежнему думала, по-прежнему надеялась, что сможет вернуться. К выступлениям. К Печникову. Но нет. Ее гастроли закончились навсегда. Она, наверное, больше никогда не будет летать на самолете. Никогда не будет гастролировать. Или выступать.

Она засмеялась, внезапно осознав довольно забавную вещь.

Последнее, что она сыграла на пианино, было веселенькое, бойкое вступление «Тэйк он ми» «А-ха».

Зал ожидания в больнице был забит до отказа. Джейн только сейчас задумалась, как она выглядит со стороны. Она не мыла голову несколько дней. На одежде виднелись пятна крови. Нос скорее всего был сломан. На шее потемневшие синяки. Глаз наверняка покрыли красные точки полопавшихся сосудов. Медсестры кидали на нее недоумевающие взгляды.

Опустившаяся женщина? Наркоманка? Проститутка?

Теперь ей подходило только одно определение — сестра. Она нашла Энди за шторой в приемном покое «Скорой помощи». Они, наконец, провели ему интубацию. Джейн была рада, что теперь он мог дышать, но понимала, что она больше никогда, никогда не услышит его голос. Он больше никогда не поддразнит ее, не пошутит насчет ее веса и не познакомится с ребенком, который сейчас рос у нее внутри.

Все, что Джейн могла сейчас для него сделать — это держать его за руку и слушать, как монитор отсчитывает замедляющееся сердцебиение. Она была рядом с ним, когда его грузили в лифт и везли в отделение интенсивной терапии. Она отказалась отходить от него, даже когда сестры сказали ей, что посетителям нельзя оставаться в палате дольше чем на двадцать минут.

В палате Эндрю не было окон. Единственной прозрачной поверхностью было стекло в раздвижной двери, ведущей в комнату медсестер. Джейн совсем потеряла счет времени, так что она даже не поняла, насколько быстро кто-то из персонала — врач, санитар или медсестра — узнал их. Но тон голосов сразу изменился. Затем за стеклянной дверью появился единственный полицейский. Внутрь он не зашел. Никто не заходил в маленькую комнатку Эндрю, кроме медсестры, веселая оживленность которой моментально испарилась. Энди подождала час, потом еще один, а потом она перестала следить за временем. Не появилось ни ЦРУ, ни АНБ, ни ФБР, ни Секретной службы, ни Интерпола. Никто не остановил Джейн, когда она положила голову рядом с Эндрю на его подушку.

Она приблизила губы к его уху. Сколько раз Ник делал с ней то же самое, почти касаясь ее ртом и доверительно нашептывая ей секреты, как будто они вдвоем были единственными, кто действительно что-то значил в этом мире?

— Я беременна, — сказала она своему брату, первый раз признавшись кому-то в этом вслух. — И я счастлива. Я так счастлива. У меня будет ребенок.

Глаза Эндрю задвигались под его веками, но сестра сказала ей не придавать этому слишком много значения. Он был в коме и скорее всего больше из нее не выйдет. Она не могла сказать наверняка, знал ли ее брат, что она здесь. Но это знала Джейн, сейчас только это имело значение.

Я никогда больше никому не позволю делать тебе больно.

— Горе?

В дверях палаты стоял ее старший брат. Джейн должна была догадаться, что рано или поздно Джаспер найдет ее. Ее старший брат всегда объявлялся, чтобы спасти ее. Она хотела встать и обнять его, но у нее не хватило сил ни на что, кроме как выпрямиться на стуле. Джаспер казался не менее уставшим, когда закрывал за собой стеклянную дверь. Полицейский коротко кивнул ему, проходя по коридору в комнату медсестер. Дело было в форме Военно-воздушных сил — немного помятой, но все еще впечатляющей. Джаспер, по всей видимости, не переодевался с тех пор, как она видела его последний раз в Пресидио-Хайтс.

Он обернулся. Его губы были сжаты в тонкую прямую линию. Джейн стало дурно от накатившего чувства вины. Кожа Джаспера была пепельного цвета. Волосы на затылке всклокочены. Галстук съехал набок. Видимо, он приехал прямо из аэропорта после четырехчасового перелета из Сан-Франциско.

Четыре часа в воздухе. Тридцать часов в фургоне. Двенадцать часов до Нью-Йорка.

Ник уже должен быть в Бруклине.

— Ты в порядке? — спросил Джаспер.

Джейн расплакалась бы, если бы у нее еще остались слезы. Одной рукой она держалась за Эндрю, а другую протянула к Джасперу.

— Я рада, что ты здесь.

Он подержал ее пальцы несколько секунд. Потом отошел на несколько шагов и прислонился спиной к стене. Она ждала, что он спросит ее про убийство Мартина, но вместо этого он сообщил Джейн:

— На Чикагской товарной бирже взорвалась бомба.