Осколки прошлого

В Берлине она не принадлежала никому.

— Эй, — Ник помахал рукой перед ее лицом. — Возвращайся к нам, дорогая.

Джейн поняла, что они разговаривали о чем-то без нее.

Ник объяснил:

— Мы обсуждаем, когда лучше обнародовать документы по Джасперу. После Чикаго? После Нью-Йорка?

Джейн покачала головой.

— Мы не можем этого сделать, — сказала она Нику. — Пожалуйста. Уже достаточно людей пострадало.

— Джейн, — сказал Эндрю. — Мы это делаем не по собственной прихоти. По его вине страдали и умирали люди. Мы не можем поддаться слабости и отступить. Только не теперь, когда каждого из нас уже поджидает пуля.

— Буквально, — сказал Ник, точно Джейн требовалось напоминание. — Два человека. Две пули. Лора и Четвертак действительно верили в наше дело. Как мы можем подвести их сейчас?

— Я не могу, — сказала она им обоим. Больше к этому нечего было добавить. Она просто не могла больше этим заниматься.

— Ты устала, моя дорогая. — Ник крепче прижал ее к себе, но не сказал того, что она хотела услышать: что теперь они остановятся, уничтожат документы, доказывающие вину Джаспера, и найдут способ перебраться в Швейцарию и загладить свою вину.

Вместо этого Ник сказал:

— Нам нужно спать по очереди. — Потом он повысил голос, чтобы Паула тоже его услышала: — Я полечу в Нью-Йорк из Чикаго. Стало слишком жарко, чтобы ехать до Сакраменто. Паула, ты останешься с командой и проследишь за тем, как они устроятся в Чикаго. О времени встречи на явочной квартире договоримся позже.

Джейн ждала, что Паула сейчас опять заверещит, но она вела себя необычайно тихо.

— Горе? — спросил Эндрю. — Все нормально?

Джейн кивнула, но он видел, что она врет.

— Все хорошо, — повторила она, хотя не могла сдержать дрожь в голосе.

— Иди посиди с Пенни, — велел Ник Эндрю. — Не давай ей заснуть. Мы с Джейн поспим, а потом поменяемся.

Джейн хотела сказать ему, что Эндрю должен отдохнуть первым, но у нее совсем не было сил, к тому же Эндрю уже поднимался на колени.

Она наблюдала, как ее брат с трудом ползет по полу фургона, чтобы сесть рядом с Паулой. Джейн слышала стон, который вырвался из его рта, когда он потянулся к кнопке на радио. Тихо забухтела новостная радиостанция. Им стоило бы остановиться на ней, но Эндрю крутил колесико, пока не нашел станцию со старыми песнями.

Джейн повернулась к Нику:

— Ему нужно к доктору.

— У нас есть проблема посерьезней.

Джейн сразу поняла, о чем он. Дело было не в том, что они отклонились от плана. Просто Ник знал, что Джейн в нем сомневается. Он сказал:

— Я уже говорил тебе: случившееся с Мэйплкрофт было случайностью. — Он понизил голос, чтобы только Джейн могла его слышать: — У меня крышу сорвало, когда я увидел, что она сделала с твоим прекрасным лицом.

Джейн дотронулась до своего носа. И только тогда почувствовала боль. Столько всего случилось с этого страшного момента, что она и забыла, как Мэйплкрофт ударила ее.

— Я знаю, что должен был просто схватить ее, или… или еще что-то. Я не знаю, что со мной случилось, дорогая. Я просто был так зол. Но я не потерял контроль над собой. Не полностью. Я пообещал тебе, что этого никогда больше не случится.

Больше.

Джейн пыталась не думать о ребенке, который рос внутри ее.

— Дорогая, — сказал Ник. — Скажи мне, что все в порядке. Что у нас все в порядке. Пожалуйста, скажи это.

Джейн коротко кивнула. У нее не было сил сказать иначе.

— Любовь моя.

Он поцеловал ее в губы с неожиданной страстью. Когда их языки соприкоснулись, она не почувствовала ничего и все же обняла его, потому что отчаянно хотела почувствовать себя нормально. Они не занимались любовью в Осло даже после трех месяцев разлуки. Они оба слишком нервничали, а потом случилась стрельба, и они слишком боялись сказать или сделать что-либо не то, а потом они вернулись в Сан-Франциско, и он оставил ее одну до сегодняшнего утра. Джейн не хотела его и с утра, но она помнила, что искренне и с восторгом ждала момента после. Когда он ее обнимет. Когда она сможет прижаться ухом к его груди и послушать ровное, удовлетворенное сердцебиение. Рассказать ему о ребенке. Увидеть радость в его глазах.

Первый раз он не обрадовался.

— Ладно, милая. — Он целомудренно поцеловал ее в макушку. — Давай немного поспим.

Джейн позволила ему уложить себя на матрас. Он снова приблизил губы к ее уху, но только чтобы потереться ими о ее кожу. Он обвился вокруг нее всем телом. Его ноги сплелись с ее, обе его руки прижали ее ближе. Подушкой ей служил изгиб его локтя. Но вместо обычного сладкого умиротворения Джейн почувствовала, будто ее в своих щупальцах удерживает осьминог.

Она уставилась в потолок. В голове не осталось никаких мыслей. Она слишком устала. Она снова чувствовала сковывающее оцепенение во всем теле, но не такое, как раньше. Сейчас в нее никто не стрелял, ноющая тревога после допроса Данберри прошла, она не скорбела о Мартине и не боялась, что их всех поймают. Она смотрела в свое будущее и понимала, что никогда не сможет окончательно выкарабкаться. Даже если план Ника сработает вплоть до мелочей, даже если им удастся сбежать в Швейцарию, Джейн всегда будет жить на пороховой бочке.


Дыхание Ника замедлилось, тело расслабилось. Джейн хотела выбраться из его хватки, но у нее уже не было никаких сил. Глаза закрывались практически против воли. Она почти на вкус чувствовала каждый удар своего сердца. Она отдалась этому и заснула, как ей казалось, всего на минуту, но на самом деле они оба проснулись, только когда Паула остановилась на заправке у самой границы Невады.

Они были единственными клиентами. Продавец, сидящий внутри, едва оторвал взгляд от телевизора, когда они всей толпой вылезли из фургона.

— Что-то пожевать? — спросила Паула. Никто не ответил, так что она резко развернулась и пошла на кассу, сунув руки в карманы своего коричневого плаща.

Энди пытался управиться со шлангом. Он прикрыл глаза и привалился к фургону, когда бак начал заполняться.

Ник ни с кем не разговаривал. Он больше не хлопал в ладоши, чтобы взбодрить свой отряд. Он отошел на несколько метров. Сунул руки в задние карманы. Посмотрел на дорогу. Джейн наблюдала, как он сначала поглядел на небо, а потом — на бескрайний бурый пейзаж.

Они все выглядели подавленно. Джейн не могла сказать, было ли это из-за шока после стрельбы или из-за невыносимой усталости. Между ними повисло почти осязаемое осознание того, что они достигли точки невозврата. Щекочущий нервы восторг, который они по глупости испытывали, фантазируя о том, как окажутся в бегах и вне закона, как какие-то гангстеры из фильмов 30-х, умер в них сразу после столкновения с реальностью.

Единственным, кто наверняка мог удержать их от этого свободного падения, был Ник. Джейн столько раз наблюдала подобное раньше. Ник мог просто войти в комнату, и все уже казалось лучше. Она видела это сегодня с утра в мастерской. Эндрю и Джейн нападали на Паулу, а та была готова их убить, но Ник как-то снова превратил их в единую функциональную группу. Всех завораживала его сила и его уверенность в собственных целях.

Его харизма.

Ник развернулся к шоссе спиной. Он скользнул взглядом по Джейн и пошел в сторону туалетов в боковой части здания. Его плечи были опущены. Ноги волочились по асфальту. Это зрелище разрывало ей сердце. Раньше Джейн видела его таким всего несколько раз. Тогда его настолько затягивало в бесконечный омут депрессии, что он едва мог поднять голову.

Это была ее вина.

Она сомневалась в нем — и это было предательство, с которым Ник не мог смириться. Он был человеком, не богом. Да, то, что случилось в мастерской, было ужасно, но они все еще живы. И это только благодаря Нику. Он разрабатывал тренировки и рисовал схемы подземных тоннелей. Он заставлял их практиковаться, пока у них не отвалятся конечности. Чтобы они были в безопасности. Чтобы они шли к своей цели. Чтобы поддерживать их дух, мотивировать разум, воспламенять сердце. Никто другой не смог бы со всем этим справиться.

И никто, в особенности Джейн, не переставал помнить о том, каким грузом ложилась на него эта ответственность.

Она пошла за Ником прямо в мужской туалет. Она не думала о том, что там обнаружит, но, увидев Ника, испытала отвращение к самой себе: ведь и она была причиной его состояния.

Ник вцепился руками в раковину. Его голова была опущена. Когда он посмотрел на Джейн, по его лицу текли слезы.

— Я буду через минуту, — он отвернулся, схватив стопку бумажных полотенец. — Может, ты пока поможешь Пенни с…

Джейн крепко обняла его обеими руками. Уткнулась лицом в его спину.

Он засмеялся, но только над самим собой.

— Кажется, я расклеился.

Джейн прижала его к себе так сильно, насколько осмелилась.

Его грудь приподнялась от сдавленного вдоха. Его руки накрыли ее. Он перенес свой вес назад, и она оторвала его от земли, потому что это у нее получалось лучше всего.

— Я люблю тебя, — сказала она, целуя его в шею.

Он не совсем верно истолковал ее намек.

— Я не очень готов предаваться любви здесь, Горе мое, но ты только что предложила мне самое дорогое, что есть на свете.

Ее любовь стала еще сильнее оттого, что он пытался звучать как старый добрый уверенный в себе Ник. Она развернула его к себе. Положила руки ему на плечи, как он всегда делал с остальными. Приблизила губы к его уху, как он всегда делал только с ней. И сказала три слова, которые он ценил больше всего, и это не «Я люблю тебя», а:

— Я с тобой.

Ник моргнул, а потом засмеялся, смутившись собственных эмоций, которые было видно невооруженным глазом.

— Правда?

— Правда. — Джейн поцеловала его в губы, и неожиданно все снова было правильно. Его руки обнимают ее. Его сердце бьется рядом с ее. Даже то, что они стояли в грязном мужском туалете, было правильно.

— Любовь моя, — повторяла она снова и снова. — Моя единственная любовь.

Когда они вернулись в фургон, Эндрю уже глубоко спал на пассажирском сиденье. Паула была слишком на взводе, чтобы делать что-то, кроме как и дальше вести машину. Ник помог Джейн забраться внутрь. Он точно так же обвился вокруг нее руками и ногами, когда они легли на матрас. Но на этот раз Джейн уютно свернулась в его объятиях. И вместо того, чтобы закрыть глаза и заснуть, она начала говорить — сначала всякую ерунду про ту радость, которую она почувствовала, когда впервые полностью отыграла собственный концерт, или про восторг от первых оваций стоя. Она не хвасталась. Она просто подводила Ника к главному: что ничего не могло сравниться с той эйфорией, которую она испытала, когда он первый раз поцеловал ее, или когда они первый раз занимались любовью, или когда она первый раз осознала, что он принадлежит ей.

Потому что Ник принадлежал ей так же безусловно, как Джейн принадлежала ему.

Она рассказывала ему, как ее сердце взлетело куда-то в небеса, как воздушный шар, когда она увидела их с Эндрю, дурачащихся в холле. Как все у нее внутри сжалось, когда Ник зашел на кухню, поцеловал ее, а потом убежал, словно вор. Потом она рассказала Нику, как тосковала по нему в Берлине. Как ей не хватало вкуса его губ. Как она изнывала по его прикосновениям и ничто не могло ее отвлечь.

Так они доехали до Вайоминга, потом до Небраски, потом до Юты и потом, наконец, до Иллинойса.

В течение всех двадцати восьми часов пути до окрестностей Чикаго, почти каждую секунду, что она бодрствовала, Джейн рассказывала Нику, как она его любит.

Она была йо-йо. Она была Патрисией Херст. Она выпила газировку с цианидом. Она исполняла приказы соседской собаки.

Джейн уже не волновало, была ли она в секте и был ли Ник Дональдом Дефризом. На самом деле, ее уже и план не особо волновал. Ее роль в нем была в любом случае исполнена. Теперь на авансцену вышли члены остальных ячеек. Конечно, ее все еще возмущали злодеяния, которые совершали ее отец и старший брат. Она скорбела по Лоре и Роберту Жено. Ей было плохо от того, что случилось с Четвертаком и Александрой Мэйплкрофт в мастерской. Но ведь на самом деле Джейн необязательно было верить в то, что и почему они делали.

Она должна была верить только в Ника.

— Здесь поверни направо, — сказала Паула. Она сидела на корточках рядом с водительским сиденьем, положив руку Джейн на плечо, и это напрягало, ведь Паула прикасалась к людям, только чтобы сделать больно. — Ищи съезд направо. Он за деревьями.