Ошибка сказочника. Возвращение Бессмертного

– Предпочитаю – Кудеяр! – смело глядя в лицо царевичу, ответил черноусый молодец лет тридцати с багровым шрамом на шее.

Старик Изместьев потерянно низил глаза и тряс брылами.

– Далеко забрался, Кудеяр, – произнёс Иван. – Не боишься, что крылья подрежем? В прошлый раз помнишь, чем кончилось?

– Так то в прошлый, Волховский, – нагло усмехаясь ответил Кудеяр. – Сейчас-то всё по-другому. Лукоморье у нас.

– А ты – у нас. Сколько Соловей за тебя даст?

– За меня? Ни копейки! Но вот если порешишь меня, станешь его кровником – это точно. Он тебя из могилы достанет.

– Да, да, – рассеянно проговорил царевич. – Это я уже от многих слышал, не думай, что ты первый.

Подошёл Радько. Потный, взъерошенный, с чьей-то кровью на рукаве. На немой вопрос успокаивающе кивнул:

– Взяли всех. И порховцев, и соловьят. Ты был прав – перепились с вечера почти все.

– Остей?

– Нашли. Побитый, правда, но живой.

– Люди?

– Людей не всех. Семерых не досчитались. Одни в бою, других – казнили в пример.

– Кто?

Радько кивнул на Изместьева. Царевич недобро прищурился.

– Да ладно тебе, Волховский, – Кудеяр перехватил его взгляд. – Да при чём тут старик? Это я велел.

– Он сдал тебе Порхов! – процедил царевич, не сводя взгляда с потерянного, обвисшего Изместьева.

– Да, – Кудеяра продолжали держать с заломанными за спину руками, наклоняя вперёд, но он старательно вздёргивал голову, лишь время от времени морщась от боли. – Когда я пригрозил, что сделаю с его женой и детьми. И ты бы сдал.

– Вот уж нет! – невесело хохотнул царевич.

– Ладно, не сдал бы, – согласился Кудеяр. – Но…

– Заткнись! – царевич подошёл к Изместьеву. Тот поднял на него взгляд и тут же опустил. – Тебе была поручена крепость. Ты её сдал. Есть что сказать?

Изместьев мелко затряс головой. Ему было что сказать, но только не царевичу. Такое Иван не прощает и молить его бесполезно.

– Царевич! – тонко вскричала жена Изместьева, бросаясь перед ним на колени и покрывая руку поцелуями. – Ваше высочество… пожалуйста… пожалуйста, помилуйте! Дети у нас… не губите, ради всего святого… Бес попутал… Говорили, царица умерла, служить некому… Царевич, не губи! Сошли хоть куда, только не казни!

Иван выдернул руку, скривил губы. Дочь и сын Изместьева смотрели на него расширенными от ужаса глазами.

– Уведите детей! – приказал он.

– Не-е-ет! – завыла баба. Она подползала на коленях, пытаясь схватить его за руку; он отдёргивал, не давая приблизиться. – Царевич, умоляю, не надо. Пощади! Иван… Ваня… Ты же знаешь меня, ты же не забыл! Ради батюшки… ради отца… Умоляю, не губи!

Конечно, Иван её знал. Катерина Изместьева, в девичестве Катя Бескова, служила горничной у его матери и после её смерти была какое-то время приближена к отцу. В недолгий период между смертью матери и женитьбой на Марье Катю видели несколько раз в спальне отца. Потом появилась Марья, и Катю отослали в Порхов, выдав замуж за молодого перспективного воеводу.

– Катерина, встань! – он произнёс это настолько безучастно и отстранённо, что даже сам удивился. Она мотала головой, отказываясь; два семиградца по знаку Радько подняли её под руки, рывком поставив перед царевичем. – Изместьев нарушил присягу, Изместьев предал престол. Из страха, жадности или глупости – неважно. Если допускать такое и не карать, царство развалится за неделю. И семья тут ни разу не оправдание, ты уж прости. Отец казнил бы его так же, как и я.

Иван посмотрел на залитое слезами, сохранившее ещё остатки былой красоты лицо Катерины и махнул рукой. Она завыла, повиснув на руках семиградцев; её пришлось выволакивать. Дети (Иван вспомнил, как их зовут, – Варя и Митя) заплакали; их увели вслед за матерью, грубовато, но беззлобно подталкивая в спину.

– Повесить! – бросил царевич и уже не смотрел, как Изместьева вздёргивают на ноги и вытаскивают во двор.

– А ты, – он повернулся к Кудеяру, – ты мне ещё пригодишься. Повезло тебе, что догадался не трогать Остея. Убил бы – и висел бы рядом с Изместьевым.

Кудеяр хищно ухмыльнулся. Он вёл себя на удивление дерзко и бодро для человека, потерявшего только что захваченную крепость и попавшего в плен, но Иван был готов к этому. С Кудеяром ещё будут проблемы, но казнить его нельзя. Что бы ни говорил про себя Кудеяр, для Соловья он представляет изрядную ценность и при определённых раскладах его можно будет обменять на кого-нибудь из Скаль-Грайских.

Стремительный рейд царевича, возвращение Порхова под власть короны и показательная казнь Изместьева произвели впечатление в округе. Города и крепости Гребня посылали гонцов в Порхов, наперебой заверяя царевича в своей полной лояльности и готовности стоять за Волхов до последнего. Иван отправлял гонцов обратно со своими людьми, снабжая их обширными полномочиями, вплоть до смещения местных воевод и градоначальников.

Посланцы Соловья теперь перехватывались отрядами семиградцев и местных гарнизонов и отсылались в Порхов. Под руку Ивана склонился даже отдалённый и вечно мятежный Рогатый Калач, который, строго говоря, был городом не Гребня, а степи и присягал не Волхову, а Скальному Граю. Но Иван не стал церемониться и отправил Прохора с Финистом и тремя сотнями бойцов привести Калач под свою руку. Главное сейчас было не дать Калачу перейти под Соловья, поэтому на один день Финист был отозван с поисков, чтобы представлять Скаль-Грайских на переговорах с Калачом.

Прохор с Финистом справились, успешно отстояв Калач, и Скаль-Грайский опять был переброшен на восток. День за днём он бороздил просторы степи и низовья Живой реки, но и мальчики, и Колобок, как сквозь землю провалились. Финист приходил в отчаяние и всё чаще подумывал о том, чтобы тайком прорваться в Скальный Грай.

Иван едва отговорил его. Соловей, потеряв мальчишек, Кудеяра и прочих посланцев, ничего не добившись на Гребне и вообще нигде, сейчас злой как чёрт, и совершенно не стоит рисковать сейчас ни своей жизнью, ни жизнью княжеского семейства. Пока Соловей заинтересован в их безопасности, но кто знает, что будет, если его спровоцировать.

Финист, скрепя сердце, согласился. Но Иван видел, что он вылетает уже без особой охоты, явно потеряв надежду найти мальчиков. Он и сам терялся в догадках, где они могут быть. Его дозоры, которые он рассылал по степи от Рогатого Калача до Речных Холмов, тоже ничего не давали, раз за разом возвращаясь с пустыми руками.


Иван гнал от себя мысли, что мальчишки уже мертвы и догнивают в каком-нибудь овраге. Колобок бы не допустил этого; уж в крайнем случае прибежал бы с сообщением. Но где же они тогда, куда пропали? Порой он вслед за Финистом приходил в отчаяние. Ему нужно было в Волхов, к Лике, к Марье, спасать страну от разорительных налётов Елены. А он вместо этого занимается поисками неизвестно чего неизвестно где.

Он остался в доме Изместьева. Катерина, похоронив мужа, надела чёрный вдовий платок и заперлась у себя, не показываясь никому на глаза. Пятнадцатилетнюю Варю и двенадцатилетнего Митю царевич приглашал за свой обеденный стол. Подростки не смели отказываться, но угрюмо супились и поддерживали разговор неохотно. Иван иногда пытался объяснить им, почему казнил Изместьева, но получалось не очень, и он отстал. В их глазах он отныне убийца отца, и этого не изменить. Иван быстро понял это и смирился.





* * *


В один из дней Финист вернулся ещё засветло и изрядно взбудораженный.

– «Соловьята» в Нижнем Волоке! – сообщил он встревоженному царевичу.

– Да что б тебя! – ругнулся Иван. – Вот только этого ещё не хватало!

– Да, но ты главное не понял, – продолжил Финист. – Знаешь, кто там командует?

– Ну?

– Сойка!

Царевич уставился на Финиста.

– Да, да, Сойка! – подтвердил Финист. – Я сам сначала не поверил, но это она, я узнал её. Зачем Соловью отсылать свою девчонку так далеко?

– Ну?! – царевич уже догадывался, к чему клонит Финист.

– Думаю, это погоня за мальчиками. Видимо, они уходили рекой и на Нижнем Волоке их настигли. Там какая-то разбитая и сожжённая галера, был бой. Не знаю, чем всё закончилось, но мальчишек на Нижнем Волоке нет. Я слышал, как Сойка рассылает погоню.

– Да что ж ты вернулся-то?! – прорычал царевич, саданув кулаком по столу – Ты что округу не облетел, не поискал мальчишек.

– Облетел. Поискал, – ответил Финист, не обижаясь. – Но уйти они могли куда угодно, хоть в Семиградье. Пока я их буду искать, ты должен перехватить Сойку.

Это царевич и сам понимал. Он уже стоял, затягивая пояс и цепляя на него саблю, кинжал и кошель с монетами.

– Они на западном берегу или восточном? – уточнил он.

– Восточном. Сойка ищет их на восточном берегу, значит, и нам надо там же.

– Плохо, – помрачнел царевич. – Как мальчишки там пробираться будут? И главное – куда?

Финист пожал плечами.

– Либо на север, либо на восток. До Речных Холмов ближе, но они могут попробовать и в Семиградье пробраться. Колобок ведь ещё не знает, что горожане переметнулись.

– Беда, – пробормотал царевич. – Финист, ты должен проверить пути на Семиградье. Мне туда быстро не добраться, я возьму на себя берег и волоки.

Финист устало кивнул. Подразумевалось: да, он проверит, он полетит на восток, но и ему хоть немного надо отдохнуть.

Свернулись быстро. Катерина так и не появилась, а вот Варя и Митя вышли на крыльцо проводить царевича. Ему показалось, что они слегка оживились; особенно мальчишка, что-то шептавший сестре. Она отрицательно качала головой и с нервным любопытством смотрела на Ивана.

Стараясь не обращать на них внимание, царевич, чуть скованно, подошёл к коню, вскочил в седло и оглядел притихший изместьевский двор. Дворня смирно стояла по сторонам, семиградцы ждали верхом. Царевич махнул рукой остающемуся во главе гарнизона Остею и пришпорил коня. Семиградцы плотным потоком выкатились за ним со двора Изместьева, присоединились по улицам города и вымчались из ворот Порхова.

Глубокой ночью прискакали в Копорье. Заранее посланный гонец уже позаботился об ужине и ночлеге, и, наскоро выхлебав дымное варево, повалились на сено. Поспав несколько часов, на свету вновь тронулись в путь.

Подмораживало. Скакать было легко, даже там, где приходилось сходить с дороги. До Речных Холмов добрались на четвёртый день. Царевич надеялся, что река уже встала, но ни льда, ни снега здесь ещё не было. Стального цвета река медленно катила тяжёлые валы, холодные даже на вид, и было понятно, что перебросить пять сотен конных бойцов на другой берег будет непросто.

Дощатый неуклюжий паром с низким бортом брал за раз не больше двадцати лошадей и мог проделать не больше пяти рейсов за день. При таком раскладе переправлять весь отряд пришлось бы пять дней, и царевич решил каждую собранную за день сотню отправлять на поиски сразу же.

Он назначил перевоз на следующий день. Речные Холмы были не только крепостью, запиравшей восточный край Гребня, но и крупным портовым городом, куда сходились торговые пути с юга, севера и востока. Здесь перегружались товары из Семиградья и Красного Стана, идущие в Волхов и Скальный Грай; город был богатым и многолюдным. Кабаков, театров, борделей, бань и прочих увеселительных заведений в городе хватало, и семиградцам было где провести свободный вечер.

Определив первую сотню для переправы на завтра и отпустив бойцов, Иван обсудил с городским воеводой Куропаткиным бунт аловцев, сведения о котором уже дошли до Речных Холмов. Куропаткин трусил отправлять своих людей на Волок, зная, что к аловцам присоединились соловьята, и просил у царевича подкрепления… Из своих пяти сотен Иван не дал ему никого, но разрешил просить подкрепление у Остея.

Подбодрив Куропаткина и указав ему, как действовать, Иван с облегчением принял прилетевшего Финиста. Пока царевич добирался до Холмов, Финист исследовал пути с Волока на Семиградье и Красный Стан, и после четырёх дней поисков с уверенностью заявил Ивану, что мальчишек там нет. На север и восток они уйти не могли, он проверил там всё – каждый кустик, каждый овраг, каждый постоялый двор.

– Значит, они пошли на запад, – констатировал царевич, разглядывая карту большой излучины. – Но куда? Ведь по берегу их запросто могла перехватить Сойка.

– Да, – озабоченно согласился Финист, – я тоже не понимаю. Колобок мог увести их в Дымные мшары, но как они там собираются пробираться, я…

Финист недоумённо развёл руки. Царевич напряжённо соображал. Если Финист не ошибся и ни в Семиградье, ни в Красный Стан мальчики не пошли, они должны были двинуть от Волока сначала на север, вдоль восточного берега (но не рядом с ним!), а потом, по Дымным мшарам, пробираться на запад – иного пути нет.

Но Финист прав и в другом – пробраться по Дымным мшарам и взрослым практически нереально, а уж ребятишкам тем более, каким бы распрекрасным проводником ни был бы Колобок. Высохшие гигантские болота, где до сих пор не растёт ничего, кроме мха и жиденькой низовой травы, были гибельным местом. На сотни вёрст вокруг не было ни жилья, ни дорог, ни какого-либо укрытия. Если Колобок уведёт мальчишек во мшары, ему, со всеми его пятью сотнями всадников, найти их там будет почти невозможно. Нужно во что бы то ни стало перехватить их раньше, думал Иван, с трудом удерживаясь, чтобы немедленно не броситься к перевозу.