Ошибка сказочника. Возвращение Бессмертного
Часть 90 из 141 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– А! – Колобок смущённо махнул ладошкой. – Как вы заснули, я и сгонял.
– Да ведь не за раз же ты всё принёс, – Костя поднялся на ноги, осматривая полтора десятка крупных комков.
– За шесть ходок. Да лётом тут недалеко, ребята, тут и ходом, если поторопимся, до вечера дойдём.
– Ага! – согласился Костя, приободрившись и потирая ладони. – Ну, давай тогда, что ли, вперёд.
Пронизывающий ветер всё так же гулял по плоскогорью, но ребята пошли бодрее. Предчувствие близкой цели, тёплой земли, воды и горячего обеда подстёгивало их. Шарик, задрав хвост, носился вокруг них; Колобок торопливо перебирал ножками впереди.
К середине дня плоскогорье, как и обещал Колобок, закончилось, и они начали спускаться по пологому длинному склону. Далеко впереди маячила тёмная масса – Лосиный остров. По прикидкам Кости, до вечера они действительно должны были дойти до него, и это придало усталым мальчишкам новые силы.
Спуск с плоскогорья занял часа два и закончился так плавно и незаметно, что ребята даже не сразу осознали, что попали в другой край. Подошвы сапог перестали стучать по промёрзлой земле и беззвучно тонули в сухих густых мхах. Земля стала мягче, воздух теплее, даже ветер как будто стих и утратил свою ледяную колючесть.
То и дело попадались болотца, роднички и крохотные озёрца. Бросившись напиться к первому попавшемуся роднику, Костя ощутил, как свежая чистая вода чуть-чуть пахла йодом. Это не портило её вкус, хоть и немного озадачивало.
Земля, на которую он опустился попить воды, была тёплая. Он осмотрелся вокруг – она вся словно бы состояла из кочек, которые Колобок притащил ночью. Костя схватил одну такую кочку за основание вросшего мха и, поднатужившись, вытянул из земли.
Из ямки пошёл дымок, внутренняя сторона кочки была тёплой, почти горячей. Да, тут холода можно не бояться, подумал Костя; тут даже картошку можно запечь, жалко нету. Он поднялся с весёлой улыбкой и увидел такую же радостную ухмылку на лице Олега.
– Круто, да?! Теперь не поморозим задницы, в тепле ночевать будем.
– Ага, – согласился Костя, снова трогаясь в путь за Колобком. – Ещё бы помыться в ванне – и вообще всё зашибись.
Никогда раньше Костя не мог представить, что будет мечтать о горячей ванне и чистом белье. Несколько ночевок в одежде на голой земле по-новому расставили его приоритеты.
– Не дрись! – Олег крепко хлопнул его по плечу. – Ещё немного. Доберёмся до острова и там Колобок пошлёт весть в Волхов.
– Обязательно, – заверил Колобок. – Кого-нибудь найдём непременно.
До большого крутого холма, поросшего сосновым лесом, ребята добрались к самым сумеркам. Только-только начало темнеть, и Костя с сомнением поглядывал на небо, гадая: сегодня ли займётся Колобок поиском посланца или отложит на завтра?
Всё разрешилось на удивление быстро. На первой же сосне, к которой поднялись, запыхавшись, мальчишки, сидела галка, с любопытством озирая прибывших. Колобок взлетел к ней на сук, потолковал, спустился и велел Косте писать послание.
В рюкзаке Кости ещё оставались от прошлой жизни ручка и пара тетрадей. Вырвав листок, он написал под диктовку Колобка, где они и куда за ними явиться, примотал бумажку к ноге галки, и долго провожал её взглядом на запад.
– Как думаешь, сколько нам ждать? – спросил Олег, провожая птицу рядом с Костей.
– Ребята, завтра галка должна быть в Волхове, – Колобок развёл коротенькими ручками. – А дальше невесть. Если царица примет – завтра же может нас и забрать. Если кто другой займётся – придётся подождать.
* * *
Весть о болезни царицы застала Ивана в Берестьянах. Берестьяны были заложены ещё его дедом Данилой и являлись родовым имением Волховских, доходы с которого шли не в казну, а на личные расходы царской семьи.
Из небольшого поселения Берестьяны разрослись за последние полвека в большой ремесленный город, где мастерили едва ли не всё, чем торговал Волхов, за исключением литейных изделий. В особенности Берестьяны были знамениты своим ткацким товаром. Вся царская армия одевалась в берестьянское сукно, и самому царевичу шили платье под заказ лучшие берестьянские швеи.
Ещё в Берестьянах заготавливали берестяные свитки для письма, благо поселение изначально было поставлено на краю огромной берёзовой рощи. В последние годы стали налаживать производство бумаги. Коломна решил, что дешевле производить писчую бумагу самим, чем закупать в Вестлане, и указом Марьи в Берестьянах открыли первый пробный завод.
В Берестьянах у царевича был личный двор, ставленый ещё отцом. Но в отличие от Василия, любившего Берестьяны и часто бывавшего здесь, Иван наезжал сюда редко и только по делам. Поэтому прислуги в доме держали по минимуму – абы только поддерживать его в жилом состоянии и обслуживать царевича пару дней раз в год или два.
Иван и сейчас не намеревался задерживаться в Берестьянах. Он остановился здесь переночевать, чтобы наутро двинуть уже к Порхову – главной крепости центрального Гребня, чтобы уже оттуда руководить поисками мальчишек и операциями в степи. Но ночью пришло первое сообщение от Коломны, а днём второе, и Ивану пришлось пересматривать все свои первоначальные планы.
Финист летал на разведку, и когда вернулся, Иван протянул ему оба послания.
– Что думаешь? – хмуро спросил он.
– А что тут думать? – пожал плечами Финист. – Если мальчиков и впрямь ведёт Колобок, то наверняка они пойдут по восточному краю. Обходить Гребень с запада им рискованно. Рогатый Калач ненадёжен, и Колобок это должен знать. Если Соловей доберётся до Калача первым…
– А на востоке аловцы. Та же тема, только хуже.
– Аловцы сидят на порогах и в основном по восточному берегу. Если Колобок знает дорогу, обойти он их сможет без проблем. Им бы только добраться до Речных Холмов.
– Ладно, – согласился Иван. – Тогда патрулируй правый берег реки. Вряд ли они успели далеко уйти; скорее всего, ещё где-то в низовьях. А я пошлю разъезды по остальному периметру.
Известив Коломну о принятом решении, царевич на следующий день отослал полк под командованием Остея за Гребень, велев разместить в Порхове ставку командования. Сам царевич, удержав при себе сотню Радько, остался в Берестьянах. На словах – проверить Подгребневый край; на деле – он всё ещё ждал, втайне, что какая-то срочность заставит дьяка призвать его обратно в столицу и не хотел терять время на лишний день в дороге.
Выдвинуться на Гребень ему, однако, пришлось уже через несколько дней.
* * *
Однажды вечером только что прилетевший Финист, усталый и злой, сообщил ему, что Порхов захвачен.
– Кем? – опешил Иван.
– Кем-то из соловьят… Не знаю. Я возвращаюсь, смотрю – там уже «птички» на крышах.
«Птичками» они называли между собой красные флаги с пурпурным соловьём.
– И всё?! – царевич сжал кулаки.
– Кажется, их немного. Не больше сотни в любом случае. Но Остей разослал всех людей на поиски, и своих бойцов в крепости у него было мало. А гарнизон переметнулся.
– Ясно, – процедил царевич, с трудом сдерживая бешенство. – Ладно, ты отдыхай, а утром опять на разведку.
– Тебе помочь? – спросил Финист.
Царевич уже застёгивал пояс с саблей.
– Не надо. Справлюсь. Ты занимайся главным, а я пока…
Царевич не договорил, вышел, пригнувшись под притолокой и хлопнув дверью. Что «пока», Финисту объяснять было не надо.
– Седла-а-ай! – раздался за окном зычный призыв.
Через несколько минут под окнами берестьянского царского дворца протопала сотня коней, стремительно ускоряясь и переходя в галоп.
* * *
Иван знал, что скакать в темноте рискованно и доскачут не все. Но ему было важно сохранить эффект неожиданности. Если Остей не проговорился, подручные Соловья не знают, что он стоит с запасной сотней всего в одном дневном переходе, и не готовятся к внезапному нападению. А внезапность в этом случае лучшее подспорье при нехватке сил. Успеть бы только до рассвета!
Иван скакал, копя холодное бешенство и не давая ему расплескаться по пустякам. Команда, чувствуя настроение царевича, тоже подобралась, сосредоточилась и настроилась на долгую трудную ночь. Все были предельно собраны, сконцентрированы и к удивлению царевича, когда перед самым Порховым он пересчитал людей, ни один не отстал и не потерялся. На его памяти за все ночные бешеные скачки такое случилось впервые.
Они проскакали обширные льняные угодья Зворыкина и яблочные, облетевшие уже сады Милованова, прошли на рысях сонный Переклад, проминовали по высокому берегу длинное Челищево озеро, пересекли старое заглохшее русло Потеряй-реки и выбрались на Воротный подъём. Отсюда местность начинала повышаться к Гребню, вспаханные поля остались позади, сменившись заповедными дубовыми и буковыми рощами, и вскоре горизонт закрыла тёмная масса поросших лесом высоких холмов.
Дорога стала устойчивей. Схваченная ночными заморозками земля глухо стонала под копытами коней. Отряд царевича влетал в широкую горловину между двумя рядами холмов – Срединный проход по Гребню, кратчайший путь из Волхова в Скальный Грай.
Посередине между северным и южным выходом проход перекрывал Порхов – небольшая, но хорошо укреплённая крепость. Порхов занимал весь проход, пропуская обозы, караваны и одиноких путников через крепостные ворота, запиравшиеся на ночь. Обойти его по склонам холмов было практически нереально. По обеим сторонам города возвышались сторожевые башни, соединённые с крепостными стенами, а за ними поднимались крутые склоны с таким густым лесом, что продраться сквозь него можно было разве что в одиночку очень ловкому и сильному мужчине. На этом и строился расчёт Ивана.
За пару вёрст до города он перевёл взмыленных лошадей на шаг и велел сойти с вымощенной дороги на обочину. Заметив огни на крепостных стенах царевич приказал остановиться совсем. Разбив отряд на четыре части, он изложил план действий.
Два отряда по десять человек в каждом, самых ловких, быстрых и умелых бойцов, должны были спешиться и начать подъём на холмы. Поднявшись на уровень верхних этажей сторожевых башен, снять из луков дозорных, по сваленным деревьям или верёвкам забраться в башни и по переходам крепостных стен добраться до ворот. Царевич с третьим отрядом лучников будет поддерживать атаку перед самими воротами.
Елико бесшумно сняв стражу и открыв ворота, дать сигнал основному отряду. Всадники врываются в город, и… остальное уже дело техники и силы сопротивления.
По своему опыту царевич знал, что ни одно сражение не идёт по изначальному замыслу, и уже через несколько минут боя все планы можно выкидывать на помойку. Он был уверен, что и в этот раз где-нибудь что-нибудь пойдёт не по плану, но всё же рассчитывал на эффект внезапности и профессиональное преимущество своих людей. В семиградский полк отбирали лучших, и, по сравнению с переметнувшимся гарнизоном и разбойниками Соловья, они были явными мастерами.
Предутреннее небо только начало светлеть, когда справа и слева чуткое ухо царевича уловило невнятное шевеление, а потом торопливый стук сапог. Он рывком поднялся с живота, на котором полз до стены со своим десятком целую версту, стараясь не попадать в свет факелов, встал на одно колено и, натянув стрелу до уха, спустил тетиву. Тугая струна ещё тонко звенела на луке, а стражник с факелом в руке, повернувшийся посмотреть, что там делается у башен, уже валился, оседая, на зубчатый парапет.
Тут же, по сторонам от царевича, запели ещё десяток тетив, и ещё трое стражников, утыканных стрелами, упали на стены. По стенам к воротам уже подбегали его люди. Несколько секунд спуска, короткой схватки (если будет с кем) и ворота будут открыты.
Царевич вынул загодя заготовленную стрелу с просмолённой паклей (тут же один из стрелков поджёг её) и пустил в сторону своего основного отряда. Он не стал дожидаться, пока доскачет Радько со всадниками, и рванулся к воротам. С той стороны их уже открывали его бойцы. Царевич быстро, на глаз, пересчитал – кажется, все были целы.
Он обернулся на слитный цокот копыт – конный отряд подскакивал к воротам. Радько задержался на пару секунд, бросил царевичу поводья его коня, которого вёл в поводу. Иван вскочил в седло и, выхватив саблю, рванул по широкой мощёной улице.
Скакать было недалеко, и уже через пару минут Иван сворачивал к большому краснокирпичному дому воеводы Изместьева. Радько, как договаривались, повёл большую часть отряда к противоположной стене, где в караульной размещался крепостной гарнизон. Важно было застать их врасплох и повязать, прежде чем опомнятся и схватятся за оружие.
«Соловьята», полагал Иван, разместятся в обширных покоях Изместьева, и их он брал на себя. Ворота во двор были заперты, но подскакавшие семиградцы, подставляя друг другу спины, перелезли через ограду и после короткой сшибки распахнули широкие створки.
Иван, пригнув голову, влетел во двор и тут же полоснул саблей кого-то, кинувшегося наперерез с боевой секирой. Он не стал оглядываться; подскакал к крыльцу, спрыгнул и ещё кого-то срубил, слетевшего на него с поднятой саблей.
Иван вбежал по крыльцу и, отшвыривая двери, шагал по полутёмным сеням. Перед ним разлетались в разные стороны, жались по углам испуганные бабы; за ним грохотали сапогами семиградцы.
Старика Изместьева, чумного со сна, вытащили из постели и бросили на колени перед Иваном. В углу тихо выла жена Изместьева, прижимая к себе испуганных, в одной сорочке подростков-детей. Скоро притащили и «соловьёнка».
– Так-так-так, – проговорил Иван, недобро усмехаясь. – Пётр Ильич собственной персоной! Давно не виделись?
– Да ведь не за раз же ты всё принёс, – Костя поднялся на ноги, осматривая полтора десятка крупных комков.
– За шесть ходок. Да лётом тут недалеко, ребята, тут и ходом, если поторопимся, до вечера дойдём.
– Ага! – согласился Костя, приободрившись и потирая ладони. – Ну, давай тогда, что ли, вперёд.
Пронизывающий ветер всё так же гулял по плоскогорью, но ребята пошли бодрее. Предчувствие близкой цели, тёплой земли, воды и горячего обеда подстёгивало их. Шарик, задрав хвост, носился вокруг них; Колобок торопливо перебирал ножками впереди.
К середине дня плоскогорье, как и обещал Колобок, закончилось, и они начали спускаться по пологому длинному склону. Далеко впереди маячила тёмная масса – Лосиный остров. По прикидкам Кости, до вечера они действительно должны были дойти до него, и это придало усталым мальчишкам новые силы.
Спуск с плоскогорья занял часа два и закончился так плавно и незаметно, что ребята даже не сразу осознали, что попали в другой край. Подошвы сапог перестали стучать по промёрзлой земле и беззвучно тонули в сухих густых мхах. Земля стала мягче, воздух теплее, даже ветер как будто стих и утратил свою ледяную колючесть.
То и дело попадались болотца, роднички и крохотные озёрца. Бросившись напиться к первому попавшемуся роднику, Костя ощутил, как свежая чистая вода чуть-чуть пахла йодом. Это не портило её вкус, хоть и немного озадачивало.
Земля, на которую он опустился попить воды, была тёплая. Он осмотрелся вокруг – она вся словно бы состояла из кочек, которые Колобок притащил ночью. Костя схватил одну такую кочку за основание вросшего мха и, поднатужившись, вытянул из земли.
Из ямки пошёл дымок, внутренняя сторона кочки была тёплой, почти горячей. Да, тут холода можно не бояться, подумал Костя; тут даже картошку можно запечь, жалко нету. Он поднялся с весёлой улыбкой и увидел такую же радостную ухмылку на лице Олега.
– Круто, да?! Теперь не поморозим задницы, в тепле ночевать будем.
– Ага, – согласился Костя, снова трогаясь в путь за Колобком. – Ещё бы помыться в ванне – и вообще всё зашибись.
Никогда раньше Костя не мог представить, что будет мечтать о горячей ванне и чистом белье. Несколько ночевок в одежде на голой земле по-новому расставили его приоритеты.
– Не дрись! – Олег крепко хлопнул его по плечу. – Ещё немного. Доберёмся до острова и там Колобок пошлёт весть в Волхов.
– Обязательно, – заверил Колобок. – Кого-нибудь найдём непременно.
До большого крутого холма, поросшего сосновым лесом, ребята добрались к самым сумеркам. Только-только начало темнеть, и Костя с сомнением поглядывал на небо, гадая: сегодня ли займётся Колобок поиском посланца или отложит на завтра?
Всё разрешилось на удивление быстро. На первой же сосне, к которой поднялись, запыхавшись, мальчишки, сидела галка, с любопытством озирая прибывших. Колобок взлетел к ней на сук, потолковал, спустился и велел Косте писать послание.
В рюкзаке Кости ещё оставались от прошлой жизни ручка и пара тетрадей. Вырвав листок, он написал под диктовку Колобка, где они и куда за ними явиться, примотал бумажку к ноге галки, и долго провожал её взглядом на запад.
– Как думаешь, сколько нам ждать? – спросил Олег, провожая птицу рядом с Костей.
– Ребята, завтра галка должна быть в Волхове, – Колобок развёл коротенькими ручками. – А дальше невесть. Если царица примет – завтра же может нас и забрать. Если кто другой займётся – придётся подождать.
* * *
Весть о болезни царицы застала Ивана в Берестьянах. Берестьяны были заложены ещё его дедом Данилой и являлись родовым имением Волховских, доходы с которого шли не в казну, а на личные расходы царской семьи.
Из небольшого поселения Берестьяны разрослись за последние полвека в большой ремесленный город, где мастерили едва ли не всё, чем торговал Волхов, за исключением литейных изделий. В особенности Берестьяны были знамениты своим ткацким товаром. Вся царская армия одевалась в берестьянское сукно, и самому царевичу шили платье под заказ лучшие берестьянские швеи.
Ещё в Берестьянах заготавливали берестяные свитки для письма, благо поселение изначально было поставлено на краю огромной берёзовой рощи. В последние годы стали налаживать производство бумаги. Коломна решил, что дешевле производить писчую бумагу самим, чем закупать в Вестлане, и указом Марьи в Берестьянах открыли первый пробный завод.
В Берестьянах у царевича был личный двор, ставленый ещё отцом. Но в отличие от Василия, любившего Берестьяны и часто бывавшего здесь, Иван наезжал сюда редко и только по делам. Поэтому прислуги в доме держали по минимуму – абы только поддерживать его в жилом состоянии и обслуживать царевича пару дней раз в год или два.
Иван и сейчас не намеревался задерживаться в Берестьянах. Он остановился здесь переночевать, чтобы наутро двинуть уже к Порхову – главной крепости центрального Гребня, чтобы уже оттуда руководить поисками мальчишек и операциями в степи. Но ночью пришло первое сообщение от Коломны, а днём второе, и Ивану пришлось пересматривать все свои первоначальные планы.
Финист летал на разведку, и когда вернулся, Иван протянул ему оба послания.
– Что думаешь? – хмуро спросил он.
– А что тут думать? – пожал плечами Финист. – Если мальчиков и впрямь ведёт Колобок, то наверняка они пойдут по восточному краю. Обходить Гребень с запада им рискованно. Рогатый Калач ненадёжен, и Колобок это должен знать. Если Соловей доберётся до Калача первым…
– А на востоке аловцы. Та же тема, только хуже.
– Аловцы сидят на порогах и в основном по восточному берегу. Если Колобок знает дорогу, обойти он их сможет без проблем. Им бы только добраться до Речных Холмов.
– Ладно, – согласился Иван. – Тогда патрулируй правый берег реки. Вряд ли они успели далеко уйти; скорее всего, ещё где-то в низовьях. А я пошлю разъезды по остальному периметру.
Известив Коломну о принятом решении, царевич на следующий день отослал полк под командованием Остея за Гребень, велев разместить в Порхове ставку командования. Сам царевич, удержав при себе сотню Радько, остался в Берестьянах. На словах – проверить Подгребневый край; на деле – он всё ещё ждал, втайне, что какая-то срочность заставит дьяка призвать его обратно в столицу и не хотел терять время на лишний день в дороге.
Выдвинуться на Гребень ему, однако, пришлось уже через несколько дней.
* * *
Однажды вечером только что прилетевший Финист, усталый и злой, сообщил ему, что Порхов захвачен.
– Кем? – опешил Иван.
– Кем-то из соловьят… Не знаю. Я возвращаюсь, смотрю – там уже «птички» на крышах.
«Птичками» они называли между собой красные флаги с пурпурным соловьём.
– И всё?! – царевич сжал кулаки.
– Кажется, их немного. Не больше сотни в любом случае. Но Остей разослал всех людей на поиски, и своих бойцов в крепости у него было мало. А гарнизон переметнулся.
– Ясно, – процедил царевич, с трудом сдерживая бешенство. – Ладно, ты отдыхай, а утром опять на разведку.
– Тебе помочь? – спросил Финист.
Царевич уже застёгивал пояс с саблей.
– Не надо. Справлюсь. Ты занимайся главным, а я пока…
Царевич не договорил, вышел, пригнувшись под притолокой и хлопнув дверью. Что «пока», Финисту объяснять было не надо.
– Седла-а-ай! – раздался за окном зычный призыв.
Через несколько минут под окнами берестьянского царского дворца протопала сотня коней, стремительно ускоряясь и переходя в галоп.
* * *
Иван знал, что скакать в темноте рискованно и доскачут не все. Но ему было важно сохранить эффект неожиданности. Если Остей не проговорился, подручные Соловья не знают, что он стоит с запасной сотней всего в одном дневном переходе, и не готовятся к внезапному нападению. А внезапность в этом случае лучшее подспорье при нехватке сил. Успеть бы только до рассвета!
Иван скакал, копя холодное бешенство и не давая ему расплескаться по пустякам. Команда, чувствуя настроение царевича, тоже подобралась, сосредоточилась и настроилась на долгую трудную ночь. Все были предельно собраны, сконцентрированы и к удивлению царевича, когда перед самым Порховым он пересчитал людей, ни один не отстал и не потерялся. На его памяти за все ночные бешеные скачки такое случилось впервые.
Они проскакали обширные льняные угодья Зворыкина и яблочные, облетевшие уже сады Милованова, прошли на рысях сонный Переклад, проминовали по высокому берегу длинное Челищево озеро, пересекли старое заглохшее русло Потеряй-реки и выбрались на Воротный подъём. Отсюда местность начинала повышаться к Гребню, вспаханные поля остались позади, сменившись заповедными дубовыми и буковыми рощами, и вскоре горизонт закрыла тёмная масса поросших лесом высоких холмов.
Дорога стала устойчивей. Схваченная ночными заморозками земля глухо стонала под копытами коней. Отряд царевича влетал в широкую горловину между двумя рядами холмов – Срединный проход по Гребню, кратчайший путь из Волхова в Скальный Грай.
Посередине между северным и южным выходом проход перекрывал Порхов – небольшая, но хорошо укреплённая крепость. Порхов занимал весь проход, пропуская обозы, караваны и одиноких путников через крепостные ворота, запиравшиеся на ночь. Обойти его по склонам холмов было практически нереально. По обеим сторонам города возвышались сторожевые башни, соединённые с крепостными стенами, а за ними поднимались крутые склоны с таким густым лесом, что продраться сквозь него можно было разве что в одиночку очень ловкому и сильному мужчине. На этом и строился расчёт Ивана.
За пару вёрст до города он перевёл взмыленных лошадей на шаг и велел сойти с вымощенной дороги на обочину. Заметив огни на крепостных стенах царевич приказал остановиться совсем. Разбив отряд на четыре части, он изложил план действий.
Два отряда по десять человек в каждом, самых ловких, быстрых и умелых бойцов, должны были спешиться и начать подъём на холмы. Поднявшись на уровень верхних этажей сторожевых башен, снять из луков дозорных, по сваленным деревьям или верёвкам забраться в башни и по переходам крепостных стен добраться до ворот. Царевич с третьим отрядом лучников будет поддерживать атаку перед самими воротами.
Елико бесшумно сняв стражу и открыв ворота, дать сигнал основному отряду. Всадники врываются в город, и… остальное уже дело техники и силы сопротивления.
По своему опыту царевич знал, что ни одно сражение не идёт по изначальному замыслу, и уже через несколько минут боя все планы можно выкидывать на помойку. Он был уверен, что и в этот раз где-нибудь что-нибудь пойдёт не по плану, но всё же рассчитывал на эффект внезапности и профессиональное преимущество своих людей. В семиградский полк отбирали лучших, и, по сравнению с переметнувшимся гарнизоном и разбойниками Соловья, они были явными мастерами.
Предутреннее небо только начало светлеть, когда справа и слева чуткое ухо царевича уловило невнятное шевеление, а потом торопливый стук сапог. Он рывком поднялся с живота, на котором полз до стены со своим десятком целую версту, стараясь не попадать в свет факелов, встал на одно колено и, натянув стрелу до уха, спустил тетиву. Тугая струна ещё тонко звенела на луке, а стражник с факелом в руке, повернувшийся посмотреть, что там делается у башен, уже валился, оседая, на зубчатый парапет.
Тут же, по сторонам от царевича, запели ещё десяток тетив, и ещё трое стражников, утыканных стрелами, упали на стены. По стенам к воротам уже подбегали его люди. Несколько секунд спуска, короткой схватки (если будет с кем) и ворота будут открыты.
Царевич вынул загодя заготовленную стрелу с просмолённой паклей (тут же один из стрелков поджёг её) и пустил в сторону своего основного отряда. Он не стал дожидаться, пока доскачет Радько со всадниками, и рванулся к воротам. С той стороны их уже открывали его бойцы. Царевич быстро, на глаз, пересчитал – кажется, все были целы.
Он обернулся на слитный цокот копыт – конный отряд подскакивал к воротам. Радько задержался на пару секунд, бросил царевичу поводья его коня, которого вёл в поводу. Иван вскочил в седло и, выхватив саблю, рванул по широкой мощёной улице.
Скакать было недалеко, и уже через пару минут Иван сворачивал к большому краснокирпичному дому воеводы Изместьева. Радько, как договаривались, повёл большую часть отряда к противоположной стене, где в караульной размещался крепостной гарнизон. Важно было застать их врасплох и повязать, прежде чем опомнятся и схватятся за оружие.
«Соловьята», полагал Иван, разместятся в обширных покоях Изместьева, и их он брал на себя. Ворота во двор были заперты, но подскакавшие семиградцы, подставляя друг другу спины, перелезли через ограду и после короткой сшибки распахнули широкие створки.
Иван, пригнув голову, влетел во двор и тут же полоснул саблей кого-то, кинувшегося наперерез с боевой секирой. Он не стал оглядываться; подскакал к крыльцу, спрыгнул и ещё кого-то срубил, слетевшего на него с поднятой саблей.
Иван вбежал по крыльцу и, отшвыривая двери, шагал по полутёмным сеням. Перед ним разлетались в разные стороны, жались по углам испуганные бабы; за ним грохотали сапогами семиградцы.
Старика Изместьева, чумного со сна, вытащили из постели и бросили на колени перед Иваном. В углу тихо выла жена Изместьева, прижимая к себе испуганных, в одной сорочке подростков-детей. Скоро притащили и «соловьёнка».
– Так-так-так, – проговорил Иван, недобро усмехаясь. – Пётр Ильич собственной персоной! Давно не виделись?