Осеннее преступление

— Я по-всякому прикидывала, — сказала она, когда он закончил. — Мне кажется, Рюландер, получив это письмо, увидел возможность провернуть аферу. Он предположил, что на каменоломне произошло что-то такое, за что один или несколько человек из четверки готовы заплатить, лишь бы он молчал. Он разослал им шантажистское письмо, а потом отправился в парк на праздник.

Фриберг кивнул, не спрашивая, почему она показала ему письмо только сейчас.

— И он, похоже, угадал правильно. Кто-то очень не хотел, чтобы о случившемся стало известно, но платить за молчание не был готов. И вот Рюландер падает с кручи и погибает. Благодаря признанию Алекса Морелля мы знаем почему. Остается узнать, чьих рук это дело.

Анна с одобрительным видом отогнула большой палец.

— У Алекса Морелля алиби, к тому же он рассказал, что произошло на каменоломне.

Считая дальше, она отогнула указательный и средний палец.

— Мари и Бруно обеспечили алиби друг другу. Еще мы знаем, что у них с Алексом крупный строительный проект с довольно скудным финансированием… — Анна отогнула безымянный палец.

— Кайя Бьянка говорит, что была на концерте, но мы еще не проверили ее алиби. Теоретически она, если обстоятельства смерти Симона станут достоянием гласности, потеряет больше всех. Девятнадцатилетний юноша, которого затравили до смерти его же приятели, — это катастрофа для ее бренда. К тому же одна подозрительная смерть у нее в прошлом уже имеется.

Анна замолчала, наморщив лоб. И отогнула мизинец.

— И у нас есть пятый вариант. О Рюландере позаботился кто-то еще. Кто-то, кто на все готов, лишь бы скрыть, как погиб Симон Видье.

— И кто это может быть?

Анна не успела ответить: зазвонил телефон. На экране высветился номер коммутатора Мальмё. Анна поняла, кто это, еще до того, как услышала скрипучий голос полицеймейстера.

— Мне только что звонил Хенри Морелль, и, судя по тому, насколько он взвинчен, звонил он не только мне. — Голос полицеймейстера был скорее усталым, чем злым. — Будьте любезны, объясните мне, каким образом вы, выполняя мой приказ помириться с Хенри Мореллем, выгнали Морелля из участка, в котором он прослужил больше тридцати лет? Да еще и арестовали его сына?

— Александера не арестовали. Его вызвали на допрос.

Полицеймейстер вздохнул.

— Друзья Морелля будут звонить мне весь остаток дня. А вы, Анна, сводите на нет возможность защитить вас.

Анна вдохнула поглубже, изложила начальнику признание Александера и объяснила, как оно связано с гибелью Рюландера. Полицеймейстер слушал, не перебивая.

— Рассказ, несомненно, интересный. И мотив убийства определенно имеется, — признал он, когда Анна договорила. — Я вижу только одну проблему.

— И какую? — Зря она спросила. Ответ и так понятен.

— Я внимательно прочитал материалы дела и не увидел ясных доказательств того, что Рюландер действительно был убит. Неясности есть, но его смерть могла оказаться и самоубийством, и результатом несчастного случая.

Анна услышала, как он, размышляя, барабанит пальцами по столу.

— Учитывая рассказ Морелля-младшего, даю вам добро продолжать. В понедельник вызывайте на допрос трех остальных.

— Мы должны вызвать их сейчас, — сказала Анна. — Прежде чем Хенри успеет обзвонить остальных и рассказать, что Алекс признался. Надо воспользоваться форой, застать их врасплох.

— На вашем месте я бы поосторожнее высказывал подобные мысли о Хенри Морелле. Он и так намекает, что вы затеяли вендетту, подобное обвинение ему только на руку. Я не вижу в этом деле ничего спешного или такого, из-за чего стоит тратить скудные средства из полицейского бюджета на работу в выходные дни. И уж точно не стоит подбрасывать дров в уже пылающий огонь и вторгаться в субботний уют трех почтенных граждан.

Полицеймейстер несколько секунд молчал. Продолжил он уже не так резко.

— Вы хороший следователь, Анна, и я не исключаю, что вы что-то раскопали. Но статья в газете вам навредила, и лишние неприятности не нужны ни вам, ни расследованию.

Он глубоко вздохнул.

— Выпускайте Александера как можно скорее и готовьтесь к понедельнику со всем тщанием. А я попробую еще пару дней удерживать союзников Хенри на расстоянии. И, Анна… желаю удачи.





Глава 52

Осень 2017 года




Анна поручила Фрибергу сообщить Мореллям, что они могут покинуть участок. Встав у окна на втором этаже, она смотрела, как отец и сын идут к машине. Одинаковый рост, похожие движения и манера держаться. Только Хенри чуть больше сутулится и тяжелее ступает. В кои-то веки выглянуло солнце, придав этой мрачной сцене почти неуместно красивое обрамление.

Когда оба садились в машину, Анна почему-то задалась вопросом, не отодвинуто ли одно из передних сидений в их “вольво” до упора.



В три часа Анна решила уехать домой. Машина медленно поднималась по гряде. Поколдовав немного, она закачала песню Симона Видье себе в телефон, и из магнитолы зазвучал мягкий приятный голос, слова красивые и в то же время пугающие.


“I’ll see you by the waters. The dark and lonely waters”.

Листья большей частью уже облетели, и крутые склоны покрывал оранжевый ковер, такой яркий, что глазам было больно. Свернув на съезд, ведущий к Табору, Анна остановилась подумать.

Александер Морелль рассказал о случившемся на каменоломне правду. Истину знают она и Фриберг, знает полицеймейстер. А также Хенри Морелль, и не исключено, что вскоре в курсе будет и весь остальной мир. Так почему бы правду не узнать тем, кто имеет на нее право как никто другой? Анна задом вернулась на дорогу и покатила к Энглаберге.

Свернув в аллею, она увидела у сторожки при воротах машины Клейна и Элисабет. Анна остановилась на обочине. Сторожку окружала колючая изгородь, такая высокая, что видна была только низкая крыша. Рядом с машинами в кустах открывался проход, который вел к короткой стене деревянного, выкрашенного зеленой краской домика. Крыльцо и окна украшали белые резные наличники, но от дома все равно веяло одиночеством. Сторожка словно пряталась среди колючих кустов в глубине аллеи, предпочитая держаться в стороне.

Где-то заговорили, и Анна пошла на голоса. За углом она увидела кладовую. Двустворчатая дверь была открыта; посреди кладовой висел олень. Крючок, воткнутый под нижнюю челюсть животного, крепился к цепи, которая тянулась к потолочной балке, задние копыта могучего оленя касались бетонного пола. Анна попыталась припомнить то немногое, что учила про оленей в школе; она знала, что существует два вида, но различать их не умела. Клейн и Элисабет стояли перед животным, явно восхищенные. Услышав ее шаги, они обернулись.

— Он великолепен, правда? — спросила Элисабет.

— Да. А какой он породы?

— Благородный олень. — Клейна, кажется, позабавило ее невежество. — Лань меньше по размеру, и у них рога плоские. Не то что у этого гиганта. Я завалил его утром в Бенсиге. Стоило ждать. — Клейн похлопал оленя по шее. На руке остались кровавые пятна.

— Клейн хотел застрелить его еще в прошлом году, — сказала Элисабет, — но я упросила подождать. Это бык-производитель, и я хотела дать ему еще одно лето, чтобы он оставил после себя побольше генов. — Старуха улыбнулась. Усталые глаза, бледное морщинистое лицо до половины закрыто шарфом.

— Зачем вообще его убивать? — спросила Анна.

— Если его не убить, он бы рано или поздно ушел по гряде на юг, в Троллеберг. А там бы его подкараулил какой-нибудь охотник за трофеями, который заплатил за возможность завалить его большие деньги и который потом приладил бы его рога на стену где-нибудь в Германии или в Дании. А мясо объявилось бы на рынке в Стокгольме. — Элисабет покачала головой. — Этот олень родился и вырос на гряде, на здешних склонах пасутся его дети и внуки. Он остался с нами, до самого конца. — Элисабет нежно, ласково погладила оленя.

— Карл-Юхан не любил охоту. — Анна сама не поняла, зачем это сказала.

Услышав имя Карла-Юхана, Клейн и Элисабет подняли головы. Движение вышло синхронным и таким одинаковым, что выглядело почти комично.

— Не любил, — согласился Клейн, глядя на Элисабет.

— Карл-Юхан — романтик, — тихо сказала Элисабет. — Любит размышлять о природе, но с практической стороной у него затруднения. Никак не может свыкнуться с идеей смерти как обязательном условии жизни.

Она в последний раз погладила оленя. Рот снова приобрел обычное резкое выражение.

— Но вы же приехали не для того, чтобы поговорить об охоте?

— Может быть, войдем, сядем? — спросила Анна.

Как Анна и подозревала, сторожка оказалась жилищем Брура Клейна. Из прихожей была видна ванная, слева кухня, переходящая в гостиную, справа — две закрытые двери.

Стены и потолок из пожелтевших сосновых досок напомнили Анне домик, который они с Хоканом и Агнес обычно снимали в горах. Даже пахло здесь так же: сухим деревом и камином. Интерьер был спартанским; за исключением оленьих рогов, Анна увидела только одно украшение — гобелен с изречением “И ищущий находит, и стучащему отворят”.

Элисабет села за обеденный стол. Воспользовавшись тем, что Клейн занялся кофе, Анна прокралась в туалет, собраться с мыслями. Как сказать Элисабет? И что именно можно открыть?

Ванная Клейна была такой же голой, как все остальное в его доме. Унитаз, ванна с душем, раковина и жестяной шкафчик, в который Анна, естественно, заглянула, приоткрыв дверцу. Зубная щетка, паста, кое-какие таблетки. Одни от давления, другие она не опознала. Гугл в телефоне сообщил ей, что это легкие антидепрессанты. Значит, Клейн-Каменное-Лицо принимает пилюли счастья. Кто бы мог подумать. Анна вернула пузырьки на место и закрыла дверцу. Вернувшись в прихожую, она услышала, как Клейн и Элисабет о чем-то говорят на кухне. У нее есть немного времени, чтобы узнать еще что-нибудь о таинственном Бруре Клейне. Ближайшая к ванной дверь ведет, вероятно, в подвал. На полу виднелись очертания верхней ступеньки, а в широкую щель под дверью тянуло запахом сырости.

Анна тронула ручку, но дверь оказалась заперта. Тогда Анна решила открыть дверь справа. За ней обнаружилась спальня с безупречно заправленной односпальной кроватью и несколькими платяными шкафами. Анна осторожно шагнула через порог и окинула комнату взглядом. Как и в остальном доме, здесь почти не было ни украшений, ни предметов, которые обнаружили бы вкусы хозяина. Единственными личными предметами здесь были книга и фотография на тумбочке у кровати.

Книга оказалась “Божественной комедией” Данте, что поразило Анну почти так же, как антидепрессанты в ванной. Старинное издание. Анна открыла книгу на первой странице. Начало ХХ века. На первой странице изысканным почерком было написано: “Бруру от Карла-Юхана, 1972 г”

Не от Карла-Юхана и Элисабет, а только от Карла-Юхана. Дарственная надпись, да и сам подарок указывали, что Клейн и Карл-Юхан были или остаются близкими друзьями. Старинные вещи дарят только тем, кто сумеет оценить такой подарок, кому-то, кого хорошо знаешь. Фотография на тумбочке подтвердила ее версию. Похожий снимок Анна видела на камине у Элисабет. Пикник, подстилка на траве, двухлетний Симон щурится от солнца, обнимает папу за шею. Но на этой фотографии рядом с Карлом-Ю сидит не Элисабет, а мужчина того же возраста, с прямой спиной и жесткой линией щек и рта. И хотя фотографию сделали двадцать пять лет назад, Анна сразу узнала Брура Клейна. Из кухни донесся шум. Анна быстро поставила фотографию на место и осторожно закрыла за собой дверь. Клейн тоже был на том пикнике, это его тень протянулась на фотографии Элисабет. Анна почему-то была уверена, что свадебный снимок за два года до пикника тоже делал Клейн.

Анна села за кухонный стол; Клейн разлил кофе по чашкам. Значит, Брур Клейн не просто управляющий, не кто-то, кто приводил в порядок дела после ошибок Карла-Ю. Он очень близкий друг, даже член семьи. Продавец велосипедов намекал, что Клейн и Элисабет много лет крутили роман за спиной у Карла-Юхана. Анна попыталась припомнить что-нибудь, что указывало бы на их связь, но Элисабет и Клейн не из тех, кто выносит подобное на публику. Если Клейн действительно живет в Энглаберге, то сторожка существует только для отвода глаз. Вот почему она так скудно обставлена. Но Клейн держит в ванной свои лекарства — значит, все-таки живет здесь. Анна повертела эту мысль так и сяк, не особенно углубляясь в рассуждения.

— Я говорила с Александером Мореллем, — начала она, когда Клейн сел. Ей хотелось, чтобы он присутствовал при разговоре — на случай, если Элисабет станет нехорошо.

— Алекс рассказал нам, что случилось той ночью на каменоломне. Что они сделали… — Она взглянула на Элисабет Видье. — … с Симоном.

Элисабет медленно кивнула, побледнев еще больше. Она положила ладонь Клейну на руку и сжала ее, словно готовилась. Анна набрала воздуху в грудь.

— Произошла ссора, — продолжила она. — Алекс навалился на Симона, как во время борцовского поединка. Остальные сначала подначивали его, потом сами втянулись. Стали унижать Симона.

Она замолчала. Пальцы Элисабет лежали на руке Клейна. Оба сидела неподвижно и молчали.

— Они все были пьяные и под кайфом. Алекс сказал, что было похоже на групповой психоз А пот-т… — Анна сделала паузу, пережидая заикание. — Симон убежал в лес за каменоломней. Ребята вскоре опомнились, стали искать его. Не нашли и решили, что Симон уехал домой на велосипеде. Алекс утверждает, что они собирались на следующий день приехать сюда, извиниться.

Анна снова замолчала, ожидая вопросов.

— А потом? — спросила Элисабет. — Что было потом?

— Александер и Бруно залезли в палатку, спасаясь от дождя. Алекс сразу вырубился и проснулся только на следующее утро, когда услышал крики Мари.

Элисабет сосредоточенно кивнула; теперь она сжимала руку Клейна не так сильно.

— Как по-вашему, они говорят правду? — Голос человека, который овладел собой. Почти равнодушный.