Осеннее преступление
Часть 47 из 65 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— …так предать меня. Мы же с тобой как родные.
Симон схватился за затылок, лицо сморщилось.
— Смотрите, он плачет, — сказал Алекс. — Ну и трус!
— Придурки, — выдавил Симон. Голос прозвучал ломко, неуверенно.
Симон сделал еще одну попытку подняться на ноги, но теперь уже Алекс толкнул его на землю.
— Это ты придурок, Симон. — Алекса переполняло ощущение собственного могущества, давно уже он не чувствовал себя так хорошо. — Скажи, что ты придурок — тогда мы, может быть, тебя отпустим.
Симон покачал головой; по щекам текли слезы. Слезы злости, слезы унижения. Он оперся на руки, приподнялся, но после хвата за шею и короткой драки он почти обессилел. Алекс знаком велел трем остальным сомкнуть круг. Ноги встали тесно, как деревья в лесу, отрезав Симону путь к бегству.
— Скажи, что ты придурок! — усмехнулся Алекс. — Скажи, что ты плакса и трус, и мы тебя отпустим.
Симон опять попытался встать; кто-то нажал ему коленом на щеку так сильно, что щелкнули зубы.
— Говори! — заорал Алекс.
Симон сжался, уперся локтями в колени и опустил голову.
— Я придурок, — промычал он.
— Громче! — выкрикнула Карина.
— Я придурок.
— Скажи, что ты предатель! — рявкнула Мари.
— Я предатель.
— Скажи, что твоему папе место в дурке!
Симон поднял глаза. Волосы насквозь промокли, дождевая вода ручьями стекала по лицу. Глаза странно заблестели.
— Скажи, — прошипел Бруно. — Скажи, что твоему папе самое место в дурке!
— Моему папе… — промямлил Симон; он как будто собирался с силами. — Моему папе самое место в дурке.
Несколько секунд было тихо, слышался только стук дождя. Симон встал на четвереньки прямо в луже, медленно распрямился. Зло оглядел их, одного за другим, вытирая с лица слезы и дождевую воду. Мари сделала шаг назад; кажется, она раскаивалась. Открылся проход; Симон протиснулся мимо Мари и бросился прямо в лес.
— Friends forever! — крикнул он через плечо — таким голосом, что у Алекса почему-то резануло в груди.
Глава 51
Осень 2017 года
— Мы все как с катушек слетели, — тихо сказал Алекс. — Под кайфом, пьяные и злые. Вывалили всю свою мерзость на Симона. — Он с тоской покачал головой. — Групповой психоз. По-другому я не могу это объяснить.
— Что было потом? — спросила Анна. — После того, как Симон кое-как поднялся на ноги и убежал в лес?
Алекс с измученным видом вздохнул.
— Через несколько минут проливной дождь вернул нас в чувство, и мы сообразили, что наделали. Девчонки стали звать Симона. Даже пошли в лес за каменоломней. Искали его.
— А вы с Бруно? — спросил Фриберг.
Алекс опустил голову.
— Мы остались у палаток. Пытались снова разжечь костер, но не вышло. Потом девчонки вернулись. Симон не отозвался, а искать дальше… было слишком темно, дождь лил. Мы решили, что он обошел каменоломню с другой стороны, спустился к шлагбауму, сел на велосипед и уехал домой, в Энглабергу. Думали — утром сходим к нему, извинимся.
— А вы не подумали спуститься проверить, на месте велосипед или нет? Или даже поехать за ним? — снова вступил Фриберг, но Анна не стала его останавливать — у него хорошо получалось. “Велосипед Симона?” — записала она в блокнот, не думая зачем.
Алекс выглядел подавленным.
— К тому времени мы оба устали, вымокли, как собаки, и нам было стыдно. К тому же никто из нас не в состоянии был сесть за руль, особенно в темноте и в дождь. Так что мы пошли спать. — Под конец у него сорвался голос.
— И ты ничего больше не слышал? Какой-нибудь звук или что кто-нибудь не спит?
Алекс покачал головой.
— Нет. Насколько я помню, лило так, что в палатке собственных мыслей не слышно было. Да и все равно я сразу вырубился. Проснулся только утром, от криков Мари.
Алекс уставился на свои руки. Повернул, развел пальцы, словно искал что-то на покрытой мозолями коже.
Вдруг дверь распахнулась, и в допросную ворвался Хенри. Лицо белое, глаза потемнели. Йенс молниеносно вскочил и заступил ему путь, заставив Морелля замереть на месте.
— Ты что вытворяешь, Анна? — взревел Морелль через плечо Фриберга. Капли слюны полетели Фрибергу в лицо и на безупречно отглаженную рубашку. Фриберг не двинулся с места.
Не успела Анна ответить, как Морелль крутнулся и схватил сына за руку.
— Пошли, Александер, ты ни секунды не обязан здесь оставаться. — Он наставил толстый палец на Анну. — Разговаривать с Александером будешь в присутствии моем и адвоката. Слышала? — Морелль потянул сына за руку, призывая подняться. Но Алекс остался сидеть.
— Успокойся, папа, — сказал он. Мягко, почти нежно. Морелль, похоже, не слышал сына — он все тянул и тянул его за руку. Сыпь на подбородке полыхала красным.
— Идем же! Тебе и рта не надо раскрывать, ты не обязан. Она… — Он махнул на Анну, не глядя на нее. Алекс не шелохнулся, он лишь грустно покачал головой.
— Я носил это в себе почти тридцать лет. И теперь хочу выговориться. Хочу понести ответственность за то, что я сделал. За то, что мы сделали с Симоном.
Морелль отпустил руку сына.
— Александер, не надо. — он уже просил. — Зачем ты вредишь себе? Я не могу позволить, чтобы ты себе навредил.
Алекс встал и ласково погладил отца по плечу.
— Это моя жизнь, папа. Моя ответственность.
Он повернулся к Анне.
— Мы предали нашего друга. — В глазах была такая глубокая печаль, что Анне стало жаль его.
— Мы оскорбили его и прогнали в лес. Из-за нас он бродил под дождем и в темноте, совсем один, избитый, униженный. — Алекс судорожно вздохнул, взглянул на отца. Хенри был бледен, руки безвольно повисли.
— Все это — наша вина, — тихо сказал Алекс — и отцу, и Анне. Слезы потекли по его щекам. — Моя, Бруно, Мари и Карины. В смерти Симона виноваты мы. Нам давно пора это признать.
Алекс и Хенри остались в допросной; Анна с Фрибергом вернулись в кабинет, чтобы обсудить услышанное. Дамы из приемной и трое полицейских шептались, сбившись в кучку, но при появлении Анны и Фриберга замолчали.
— Как думаешь, кто позвонил Хенри? — спросила Анна, когда они поднимались по лестнице.
— Какая разница? — Фриберг пожал плечами.
— Может, и никакой.
Анна была рада, что Фриберг вернулся в ее угол ринга.
— Что дальше? — начал Фриберг, едва закрыв за собой дверь. — Насколько я могу судить, Алекс Морелль признался, что он и другие избили Симона Видье, но не более того. Думаешь, он врет? Признаться в мелком преступлении, чтобы отмазаться от более тяжкого?
Анна немного помолчала. Она уже успела прикинуть, насколько такое вероятно. Подозреваемые нередко так делали, но Анна не увидела у Алекса обычных признаков лжи.
— Нет, — сказала она. — Я думаю, что Александер говорит правду. А ты?
— Я тоже, — кивнул Фриберг. — И тогда эти четверо виновны в избиении, возможно, повлекшем за собой смерть другого человека, так?
Настал черед Анны кивнуть.
— Я сейчас не помню, что там со сроками давности, но, по-моему, двадцать семь лет — это все же слишком много, чтобы предъявлять обвинение? — Фриберг вопросительно поднял бровь.
— Пять лет. Десять, если речь идет о тяжком преступлении. В любом случае, мы опоздали на семнадцать лет. Сосредоточимся на Рюландере.
Фриберг сморщился.
— Тут хотя бы мотив ясен. Вопрос в том, как Рюландер прознал о случившемся? Думаешь, они с Таней вернулись и что-то видели?
Анна пожала плечами.
— Может быть. Хотя я думаю, что Рюландер ни черта не знал.
— Не знал?
Анна достала письмо Элисабет Видье и подождала, пока Фриберг спокойно прочитает его.
Симон схватился за затылок, лицо сморщилось.
— Смотрите, он плачет, — сказал Алекс. — Ну и трус!
— Придурки, — выдавил Симон. Голос прозвучал ломко, неуверенно.
Симон сделал еще одну попытку подняться на ноги, но теперь уже Алекс толкнул его на землю.
— Это ты придурок, Симон. — Алекса переполняло ощущение собственного могущества, давно уже он не чувствовал себя так хорошо. — Скажи, что ты придурок — тогда мы, может быть, тебя отпустим.
Симон покачал головой; по щекам текли слезы. Слезы злости, слезы унижения. Он оперся на руки, приподнялся, но после хвата за шею и короткой драки он почти обессилел. Алекс знаком велел трем остальным сомкнуть круг. Ноги встали тесно, как деревья в лесу, отрезав Симону путь к бегству.
— Скажи, что ты придурок! — усмехнулся Алекс. — Скажи, что ты плакса и трус, и мы тебя отпустим.
Симон опять попытался встать; кто-то нажал ему коленом на щеку так сильно, что щелкнули зубы.
— Говори! — заорал Алекс.
Симон сжался, уперся локтями в колени и опустил голову.
— Я придурок, — промычал он.
— Громче! — выкрикнула Карина.
— Я придурок.
— Скажи, что ты предатель! — рявкнула Мари.
— Я предатель.
— Скажи, что твоему папе место в дурке!
Симон поднял глаза. Волосы насквозь промокли, дождевая вода ручьями стекала по лицу. Глаза странно заблестели.
— Скажи, — прошипел Бруно. — Скажи, что твоему папе самое место в дурке!
— Моему папе… — промямлил Симон; он как будто собирался с силами. — Моему папе самое место в дурке.
Несколько секунд было тихо, слышался только стук дождя. Симон встал на четвереньки прямо в луже, медленно распрямился. Зло оглядел их, одного за другим, вытирая с лица слезы и дождевую воду. Мари сделала шаг назад; кажется, она раскаивалась. Открылся проход; Симон протиснулся мимо Мари и бросился прямо в лес.
— Friends forever! — крикнул он через плечо — таким голосом, что у Алекса почему-то резануло в груди.
Глава 51
Осень 2017 года
— Мы все как с катушек слетели, — тихо сказал Алекс. — Под кайфом, пьяные и злые. Вывалили всю свою мерзость на Симона. — Он с тоской покачал головой. — Групповой психоз. По-другому я не могу это объяснить.
— Что было потом? — спросила Анна. — После того, как Симон кое-как поднялся на ноги и убежал в лес?
Алекс с измученным видом вздохнул.
— Через несколько минут проливной дождь вернул нас в чувство, и мы сообразили, что наделали. Девчонки стали звать Симона. Даже пошли в лес за каменоломней. Искали его.
— А вы с Бруно? — спросил Фриберг.
Алекс опустил голову.
— Мы остались у палаток. Пытались снова разжечь костер, но не вышло. Потом девчонки вернулись. Симон не отозвался, а искать дальше… было слишком темно, дождь лил. Мы решили, что он обошел каменоломню с другой стороны, спустился к шлагбауму, сел на велосипед и уехал домой, в Энглабергу. Думали — утром сходим к нему, извинимся.
— А вы не подумали спуститься проверить, на месте велосипед или нет? Или даже поехать за ним? — снова вступил Фриберг, но Анна не стала его останавливать — у него хорошо получалось. “Велосипед Симона?” — записала она в блокнот, не думая зачем.
Алекс выглядел подавленным.
— К тому времени мы оба устали, вымокли, как собаки, и нам было стыдно. К тому же никто из нас не в состоянии был сесть за руль, особенно в темноте и в дождь. Так что мы пошли спать. — Под конец у него сорвался голос.
— И ты ничего больше не слышал? Какой-нибудь звук или что кто-нибудь не спит?
Алекс покачал головой.
— Нет. Насколько я помню, лило так, что в палатке собственных мыслей не слышно было. Да и все равно я сразу вырубился. Проснулся только утром, от криков Мари.
Алекс уставился на свои руки. Повернул, развел пальцы, словно искал что-то на покрытой мозолями коже.
Вдруг дверь распахнулась, и в допросную ворвался Хенри. Лицо белое, глаза потемнели. Йенс молниеносно вскочил и заступил ему путь, заставив Морелля замереть на месте.
— Ты что вытворяешь, Анна? — взревел Морелль через плечо Фриберга. Капли слюны полетели Фрибергу в лицо и на безупречно отглаженную рубашку. Фриберг не двинулся с места.
Не успела Анна ответить, как Морелль крутнулся и схватил сына за руку.
— Пошли, Александер, ты ни секунды не обязан здесь оставаться. — Он наставил толстый палец на Анну. — Разговаривать с Александером будешь в присутствии моем и адвоката. Слышала? — Морелль потянул сына за руку, призывая подняться. Но Алекс остался сидеть.
— Успокойся, папа, — сказал он. Мягко, почти нежно. Морелль, похоже, не слышал сына — он все тянул и тянул его за руку. Сыпь на подбородке полыхала красным.
— Идем же! Тебе и рта не надо раскрывать, ты не обязан. Она… — Он махнул на Анну, не глядя на нее. Алекс не шелохнулся, он лишь грустно покачал головой.
— Я носил это в себе почти тридцать лет. И теперь хочу выговориться. Хочу понести ответственность за то, что я сделал. За то, что мы сделали с Симоном.
Морелль отпустил руку сына.
— Александер, не надо. — он уже просил. — Зачем ты вредишь себе? Я не могу позволить, чтобы ты себе навредил.
Алекс встал и ласково погладил отца по плечу.
— Это моя жизнь, папа. Моя ответственность.
Он повернулся к Анне.
— Мы предали нашего друга. — В глазах была такая глубокая печаль, что Анне стало жаль его.
— Мы оскорбили его и прогнали в лес. Из-за нас он бродил под дождем и в темноте, совсем один, избитый, униженный. — Алекс судорожно вздохнул, взглянул на отца. Хенри был бледен, руки безвольно повисли.
— Все это — наша вина, — тихо сказал Алекс — и отцу, и Анне. Слезы потекли по его щекам. — Моя, Бруно, Мари и Карины. В смерти Симона виноваты мы. Нам давно пора это признать.
Алекс и Хенри остались в допросной; Анна с Фрибергом вернулись в кабинет, чтобы обсудить услышанное. Дамы из приемной и трое полицейских шептались, сбившись в кучку, но при появлении Анны и Фриберга замолчали.
— Как думаешь, кто позвонил Хенри? — спросила Анна, когда они поднимались по лестнице.
— Какая разница? — Фриберг пожал плечами.
— Может, и никакой.
Анна была рада, что Фриберг вернулся в ее угол ринга.
— Что дальше? — начал Фриберг, едва закрыв за собой дверь. — Насколько я могу судить, Алекс Морелль признался, что он и другие избили Симона Видье, но не более того. Думаешь, он врет? Признаться в мелком преступлении, чтобы отмазаться от более тяжкого?
Анна немного помолчала. Она уже успела прикинуть, насколько такое вероятно. Подозреваемые нередко так делали, но Анна не увидела у Алекса обычных признаков лжи.
— Нет, — сказала она. — Я думаю, что Александер говорит правду. А ты?
— Я тоже, — кивнул Фриберг. — И тогда эти четверо виновны в избиении, возможно, повлекшем за собой смерть другого человека, так?
Настал черед Анны кивнуть.
— Я сейчас не помню, что там со сроками давности, но, по-моему, двадцать семь лет — это все же слишком много, чтобы предъявлять обвинение? — Фриберг вопросительно поднял бровь.
— Пять лет. Десять, если речь идет о тяжком преступлении. В любом случае, мы опоздали на семнадцать лет. Сосредоточимся на Рюландере.
Фриберг сморщился.
— Тут хотя бы мотив ясен. Вопрос в том, как Рюландер прознал о случившемся? Думаешь, они с Таней вернулись и что-то видели?
Анна пожала плечами.
— Может быть. Хотя я думаю, что Рюландер ни черта не знал.
— Не знал?
Анна достала письмо Элисабет Видье и подождала, пока Фриберг спокойно прочитает его.