Орхидея съела их всех
Часть 47 из 55 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Большинство людей на самом деле не знают, что такое розы. Ты спрашиваешь про порядок розоцветных? Да, я люблю розоцветные.
– Весь порядок?
– Да. И все их прекрасные плоды. Терн, фиги и… Моя сестра дает своим студентам такое задание: просит их найти связь между яблоками и розами, ну, теми розами, которые рисуют на открытках и ставят в вазы, Rosa damascena или что-нибудь вроде этого, и большинство из них не может понять, что между ними общего. Они не знают, что яблоки тоже принадлежат к порядку розоцветных и что цветы яблони, до того как из них вызревают плоды, выглядят точь-в-точь как розы. И вообще, по-моему, студенты даже не знают, что из цветов получаются плоды. А, вот и они, смотри-ка.
Среди картин с розоцветными, и в самом деле, висит изображение трех гиперреалистичных яблок. Чарли и Изи идут дальше, срезая наискосок и пропуская сразу несколько шагов эволюции. Но тут на глаза им попадаются прицветники Philodendron muricatum, и они снова останавливаются.
– Обожаю Маргарет Ми.
– Я тоже. У нее растения всегда выглядят такими опасными…
– Ты знаешь, что филодендрон опыляют пластинчатоусые?
– Как мило.
– Забираются внутрь прицветников, как под одеяло, и всю ночь занимаются этим самым опылением.
– Как бы такая маленькая будка для секса.
– Многие цветы – это просто маленькие будки для секса.
– Ну, по правде говоря, это – соцветия, а не…
– Заткнись. Рабочий день окончен.
В галерее, кроме них, никого нет. Уже поздно, на улице сыро и серо, и к тому же сегодня вторник. Кому придет в голову отправиться взглянуть на ботанические картины в дождливый вторник?
– Ладно.
Раздается брякание ключей, и в галерею заходит парень из сувенирной лавки.
– Друзья, я закрываюсь, если вы не против, – говорит он. – Мне сегодня вроде как пообещала одна девчонка, ну и…
Он смотрит на дверь.
– Да что вы, – говорит Изи. – Мы же только вошли. К тому же на улице такой дождь…
Парень улыбается.
– Вы ведь оба работаете в Кью, да?
Он оставляет им ключи так легко и просто, что Чарли даже успевает подумать, не Изи ли все это… Но нет, у Изи на уме только одно – разговоры про Николу. Чарли в последний раз видел Николу в пятницу вечером. Она заявилась к нему домой вся в золотых блестках и аромате “Герлен” и предложила прошвырнуться по клубам в Сохо. Но кончилось тем, что из дома им выходить не захотелось. У Николы была с собой травка, и они оба накурились. Она весь вечер бесила его тем, что заканчивала за него фразы (каждый раз неправильно), а потом пыталась напроситься на репетицию джаз-банда, утверждая, что она – профессиональная блюзовая певица. Он ее, конечно, все равно трахнул, но при этом представлял себе, что она – пещерная девушка из той фантазии, которая теперь регулярно сопровождала его утренние мастурбации, а еще заставил ее собрать волосы в два хвоста, чтобы он держался за них, пока…
– Так у тебя, оказывается, есть список признаков, которыми должна обладать твоя идеальная девушка?
– Мне тогда было лет восемнадцать.
Да. Он Николе тоже показал этот список. В определенный момент он показывает его всем своим женщинам. У него есть коробка с “забавными вещами из прошлого”, где лежит, например, школьная фотография, на которой ему девять лет, и спортивный сертификат – почему-то по гимнастике. Ну и вот еще – этот самый список, написанный бирюзовыми чернилами на желтой бумаге. И чернила, и бумагу подарила Флёр. Все пункты тут – о ней. Ну, примерно. А вот женщинам, которым Чарли показывает список, эти характеристики не подходят, и сейчас он вдруг понимает, что вообще-то, наверное, в этом все дело, и…
– Что там самое ужасное?
– Ох, ну, наверное, довольно подробное описание того, насколько крепкой должна быть ее задница.
– Чарли! Я надеюсь, тебе хотя бы стыдно!
– Да мне же было восемнадцать!
– И насколько же крепкой должна быть ее задница?
На этот вопрос Чарли трудно ответить сразу. У Изи – именно такая задница, какую он когда-то описал. Точь-в-точь как у Флёр. Конечно, у Флёр задница и сейчас такая же, но ее Чарли больше никогда не сможет увидеть, не сможет к ней прикоснуться и даже подумать о ней больше никогда не сможет. Откуда Изи про это знает? Зачем она это делает? Это что – просто совпадение или…
– Я полагаю, что это, в общем-то, твоя задница, – говорит он, пожимая плечами.
– Правда? – спрашивает она и подходит к нему ближе.
После церемонии вручения дипломов Бриония встречается с остальными выпускниками в баре отеля “Эбоуд”, чтобы отпраздновать окончание университета. Олли должен был разослать всем смс с указанием места встречи, но, похоже, забыл это сделать, и в итоге пришли только Грант, Хелен и Бриония. После двух бутылок шампанского, за которые платит Бриония, хотя эти двое выиграли стипендию, а она унаследовала всего лишь несчастный тщедушный домишко в миллионе миллиардов миль отсюда, Грант и Хелен отваливают к себе домой (они снимают дом вскладчину с поэтом и специалистом по постколониальному периоду). Когда Бриония уже практически перестает сомневаться в том, что Олли не придет, она перебирается за один из самых дальних столиков, выпивает бокал красного вина, съедает два омлета и большой салат и уходит.
Без однокурсников она чувствует себя немного неловко в мантии выпускника, под которой шелестит нарядное красное платье. На улице моросит, и даже прилавок Карибского рынка кажется серым и опустевшим. Торговец фруктами пытается впарить прохожим остатки местных яблок сорта “оранжевый пепин Кокса” по девяносто девять пенсов за пакет. Школьники в раскисших от дождя полиэстеровых ученических блейзерах плетутся в разных направлениях – кто к “Макдоналдсу”, кто – на автобусную остановку. Наверное, Брионии следовало бы отпросить детей из школы и уговорить Джеймса привести их на церемонию. Но тогда у нее, понятное дело, не было бы возможности напиться с Олли, а она после той их встречи на триатлоне только об этом и думает. Но вот никакого Олли и нет. В соборе он был, она видела его, когда шла по проходу: размытое пятно джинсов, щетина, белая рубашка, перекошенный галстук, разбитый айфон… Кажется, он отправлял кому-то сообщения прямо во время церемонии? Но где же он теперь? Ведь они точно-преточно договаривались встретиться и напиться.
Может, сходить к нему домой? Почему бы и нет? Он живет тут совсем недалеко.
Но ведь, если бы он собирался с ней выпить, он пришел бы в “Эбоуд”, правда?
Если, конечно, не случилось чего.
Бриония идет к дому Олли и Клем и стучится в дверь. Никто не отвечает. Звонит ее телефон. Это наверняка Олли. Хотя он никогда ей не звонит, и… Но нет, что за ерунда, это почему-то Клем. Бриония сбрасывает звонок. С Клем она поболтает как-нибудь в другой раз. Разговаривать с ней сейчас, стоя у нее под дверью и разыскивая ее мужа, это как-то… Хотя это, конечно же, совершенно невинный визит. Просто, видимо, произошла какая-то путаница со временем, и… Тук, тук, тук. Стучать, в общем-то, уже бессмысленно. В тот момент, когда Бриония закрывает за собой кованую калитку и устремляется обратно в город, телефон жужжит, предупреждая о полученном сообщении.
Флёр стучится в дверь к Пророку. Ей никто не отвечает, но она все равно заходит.
– Ау?
Он тут, сидит и держит на коленях старую коробку из-под кроссовок “Фила”.
Флёр держит в руках листки бумаги, которые он ей принес. Бедняжка Холли, похоже, печатала всю ночь.
– Все это – история твоей жизни, – говорит она. – Это не для книги Олеандры. Это для меня. Ну, все эти подробности моего рождения и… Кажется, я понимаю, что ты сделал. Но для чего?
Пророк закрывает глаза. Чешет за ухом. Снова открывает глаза.
– Ты вполне можешь быть с тем парнем, которого любишь.
– Ты очень добр. Правда… Но ведь мне было, наверное, лет четырнадцать, когда ты познакомился с моей матерью, правильно? Ты никак не можешь быть моим отцом. Хотя мне понравился этот эпизод – про рождение на краю радуги, очень красиво. И…
– Послушай, это совершенно неважно, кто в кого кончил. В жизни есть куда более интересные вещи.
Флёр смеется.
– Ну, если называть это так, то…
– Твоя мать… Одним словом, твоим отцом мог оказаться кто угодно. Без обид.
– Но я так похожа на Гарднеров.
У них всех одинаковые черные волосы, унаследованные от Гиты, прекрасной невесты прапрадеда Чарльза, которую он привез из Индии. Ее портрет висит в спальне у Флёр, и Флёр похожа на нее как две капли воды – это одна из причин, по которой портрет прятали от остальных членов семьи столько лет. Именно благодаря портрету Олеандра и узнала правду.
– Знавал я, значит, одну женщину, тогда, в семидесятые. Может, в семьдесят третьем. Вылитая твоя мать. Те же рыжие волосы, белая кожа, ну и так далее. Когда я сюда только приехал, я думал, что Роза – это она и есть. Поэтому и таскался за ней повсюду. Не только поэтому, но все-таки. И вот потом я узнал, что эта другая девчонка забеременела примерно в то самое время, когда мы с ней были. Так что я долго думал, что ты – от меня. Хотелось мне так думать. Думал, вот, нашел тебя. Ты принцесса, и тебя прислали ко мне по реке в корзинке, ну или что-то вроде того. Не так уж и далеко от правды.
– Но моя мать и Августус…
– Ага, если тебе нужен отец, у которого водятся деньжата, лучше выбирай его.
– Водились.
Пророк едва слышно крякает.
– Я все свои деньги отдаю, – роняет он.
– Мне.
Повисает пауза. В комнату влетает зарянка Робин, хватает оставленный для него кусочек стручка и снова улетает.
Пророк пожимает плечами.
– Ну что ж, – говорит он наконец. – Придется тебе поступить, как я советую.
– А как ты советуешь?
– Ты давно разговаривала с Пийали?
Это хороший вопрос. Все уже знают, что они “вместе”. Это даже вроде бы приняли в “Доме”. Но вот разговаривают ли они друг с другом? Не очень-то. Пи теперь преподает атлетическую йогу и ведет две новые лекционные группы. Начал изучать малайялам и санскрит. В последнее время он слишком занят для того, чтобы поговорить с Флёр. Успевает только иногда сделать ей замечание по поводу того, как она управляется с делами.
– Давно.
– Насколько я понимаю, он возвращается в Индию. Чтобы обрести себя.
– А…
Флёр с удивлением обнаруживает, что не слишком огорчена этой новостью.
– Мне уже давно казалось, что…
– Так что нет причин, которые помешали бы тебе быть с парнем, которого ты любишь.
– Если не считать того факта, что он мой брат.
– Весь порядок?
– Да. И все их прекрасные плоды. Терн, фиги и… Моя сестра дает своим студентам такое задание: просит их найти связь между яблоками и розами, ну, теми розами, которые рисуют на открытках и ставят в вазы, Rosa damascena или что-нибудь вроде этого, и большинство из них не может понять, что между ними общего. Они не знают, что яблоки тоже принадлежат к порядку розоцветных и что цветы яблони, до того как из них вызревают плоды, выглядят точь-в-точь как розы. И вообще, по-моему, студенты даже не знают, что из цветов получаются плоды. А, вот и они, смотри-ка.
Среди картин с розоцветными, и в самом деле, висит изображение трех гиперреалистичных яблок. Чарли и Изи идут дальше, срезая наискосок и пропуская сразу несколько шагов эволюции. Но тут на глаза им попадаются прицветники Philodendron muricatum, и они снова останавливаются.
– Обожаю Маргарет Ми.
– Я тоже. У нее растения всегда выглядят такими опасными…
– Ты знаешь, что филодендрон опыляют пластинчатоусые?
– Как мило.
– Забираются внутрь прицветников, как под одеяло, и всю ночь занимаются этим самым опылением.
– Как бы такая маленькая будка для секса.
– Многие цветы – это просто маленькие будки для секса.
– Ну, по правде говоря, это – соцветия, а не…
– Заткнись. Рабочий день окончен.
В галерее, кроме них, никого нет. Уже поздно, на улице сыро и серо, и к тому же сегодня вторник. Кому придет в голову отправиться взглянуть на ботанические картины в дождливый вторник?
– Ладно.
Раздается брякание ключей, и в галерею заходит парень из сувенирной лавки.
– Друзья, я закрываюсь, если вы не против, – говорит он. – Мне сегодня вроде как пообещала одна девчонка, ну и…
Он смотрит на дверь.
– Да что вы, – говорит Изи. – Мы же только вошли. К тому же на улице такой дождь…
Парень улыбается.
– Вы ведь оба работаете в Кью, да?
Он оставляет им ключи так легко и просто, что Чарли даже успевает подумать, не Изи ли все это… Но нет, у Изи на уме только одно – разговоры про Николу. Чарли в последний раз видел Николу в пятницу вечером. Она заявилась к нему домой вся в золотых блестках и аромате “Герлен” и предложила прошвырнуться по клубам в Сохо. Но кончилось тем, что из дома им выходить не захотелось. У Николы была с собой травка, и они оба накурились. Она весь вечер бесила его тем, что заканчивала за него фразы (каждый раз неправильно), а потом пыталась напроситься на репетицию джаз-банда, утверждая, что она – профессиональная блюзовая певица. Он ее, конечно, все равно трахнул, но при этом представлял себе, что она – пещерная девушка из той фантазии, которая теперь регулярно сопровождала его утренние мастурбации, а еще заставил ее собрать волосы в два хвоста, чтобы он держался за них, пока…
– Так у тебя, оказывается, есть список признаков, которыми должна обладать твоя идеальная девушка?
– Мне тогда было лет восемнадцать.
Да. Он Николе тоже показал этот список. В определенный момент он показывает его всем своим женщинам. У него есть коробка с “забавными вещами из прошлого”, где лежит, например, школьная фотография, на которой ему девять лет, и спортивный сертификат – почему-то по гимнастике. Ну и вот еще – этот самый список, написанный бирюзовыми чернилами на желтой бумаге. И чернила, и бумагу подарила Флёр. Все пункты тут – о ней. Ну, примерно. А вот женщинам, которым Чарли показывает список, эти характеристики не подходят, и сейчас он вдруг понимает, что вообще-то, наверное, в этом все дело, и…
– Что там самое ужасное?
– Ох, ну, наверное, довольно подробное описание того, насколько крепкой должна быть ее задница.
– Чарли! Я надеюсь, тебе хотя бы стыдно!
– Да мне же было восемнадцать!
– И насколько же крепкой должна быть ее задница?
На этот вопрос Чарли трудно ответить сразу. У Изи – именно такая задница, какую он когда-то описал. Точь-в-точь как у Флёр. Конечно, у Флёр задница и сейчас такая же, но ее Чарли больше никогда не сможет увидеть, не сможет к ней прикоснуться и даже подумать о ней больше никогда не сможет. Откуда Изи про это знает? Зачем она это делает? Это что – просто совпадение или…
– Я полагаю, что это, в общем-то, твоя задница, – говорит он, пожимая плечами.
– Правда? – спрашивает она и подходит к нему ближе.
После церемонии вручения дипломов Бриония встречается с остальными выпускниками в баре отеля “Эбоуд”, чтобы отпраздновать окончание университета. Олли должен был разослать всем смс с указанием места встречи, но, похоже, забыл это сделать, и в итоге пришли только Грант, Хелен и Бриония. После двух бутылок шампанского, за которые платит Бриония, хотя эти двое выиграли стипендию, а она унаследовала всего лишь несчастный тщедушный домишко в миллионе миллиардов миль отсюда, Грант и Хелен отваливают к себе домой (они снимают дом вскладчину с поэтом и специалистом по постколониальному периоду). Когда Бриония уже практически перестает сомневаться в том, что Олли не придет, она перебирается за один из самых дальних столиков, выпивает бокал красного вина, съедает два омлета и большой салат и уходит.
Без однокурсников она чувствует себя немного неловко в мантии выпускника, под которой шелестит нарядное красное платье. На улице моросит, и даже прилавок Карибского рынка кажется серым и опустевшим. Торговец фруктами пытается впарить прохожим остатки местных яблок сорта “оранжевый пепин Кокса” по девяносто девять пенсов за пакет. Школьники в раскисших от дождя полиэстеровых ученических блейзерах плетутся в разных направлениях – кто к “Макдоналдсу”, кто – на автобусную остановку. Наверное, Брионии следовало бы отпросить детей из школы и уговорить Джеймса привести их на церемонию. Но тогда у нее, понятное дело, не было бы возможности напиться с Олли, а она после той их встречи на триатлоне только об этом и думает. Но вот никакого Олли и нет. В соборе он был, она видела его, когда шла по проходу: размытое пятно джинсов, щетина, белая рубашка, перекошенный галстук, разбитый айфон… Кажется, он отправлял кому-то сообщения прямо во время церемонии? Но где же он теперь? Ведь они точно-преточно договаривались встретиться и напиться.
Может, сходить к нему домой? Почему бы и нет? Он живет тут совсем недалеко.
Но ведь, если бы он собирался с ней выпить, он пришел бы в “Эбоуд”, правда?
Если, конечно, не случилось чего.
Бриония идет к дому Олли и Клем и стучится в дверь. Никто не отвечает. Звонит ее телефон. Это наверняка Олли. Хотя он никогда ей не звонит, и… Но нет, что за ерунда, это почему-то Клем. Бриония сбрасывает звонок. С Клем она поболтает как-нибудь в другой раз. Разговаривать с ней сейчас, стоя у нее под дверью и разыскивая ее мужа, это как-то… Хотя это, конечно же, совершенно невинный визит. Просто, видимо, произошла какая-то путаница со временем, и… Тук, тук, тук. Стучать, в общем-то, уже бессмысленно. В тот момент, когда Бриония закрывает за собой кованую калитку и устремляется обратно в город, телефон жужжит, предупреждая о полученном сообщении.
Флёр стучится в дверь к Пророку. Ей никто не отвечает, но она все равно заходит.
– Ау?
Он тут, сидит и держит на коленях старую коробку из-под кроссовок “Фила”.
Флёр держит в руках листки бумаги, которые он ей принес. Бедняжка Холли, похоже, печатала всю ночь.
– Все это – история твоей жизни, – говорит она. – Это не для книги Олеандры. Это для меня. Ну, все эти подробности моего рождения и… Кажется, я понимаю, что ты сделал. Но для чего?
Пророк закрывает глаза. Чешет за ухом. Снова открывает глаза.
– Ты вполне можешь быть с тем парнем, которого любишь.
– Ты очень добр. Правда… Но ведь мне было, наверное, лет четырнадцать, когда ты познакомился с моей матерью, правильно? Ты никак не можешь быть моим отцом. Хотя мне понравился этот эпизод – про рождение на краю радуги, очень красиво. И…
– Послушай, это совершенно неважно, кто в кого кончил. В жизни есть куда более интересные вещи.
Флёр смеется.
– Ну, если называть это так, то…
– Твоя мать… Одним словом, твоим отцом мог оказаться кто угодно. Без обид.
– Но я так похожа на Гарднеров.
У них всех одинаковые черные волосы, унаследованные от Гиты, прекрасной невесты прапрадеда Чарльза, которую он привез из Индии. Ее портрет висит в спальне у Флёр, и Флёр похожа на нее как две капли воды – это одна из причин, по которой портрет прятали от остальных членов семьи столько лет. Именно благодаря портрету Олеандра и узнала правду.
– Знавал я, значит, одну женщину, тогда, в семидесятые. Может, в семьдесят третьем. Вылитая твоя мать. Те же рыжие волосы, белая кожа, ну и так далее. Когда я сюда только приехал, я думал, что Роза – это она и есть. Поэтому и таскался за ней повсюду. Не только поэтому, но все-таки. И вот потом я узнал, что эта другая девчонка забеременела примерно в то самое время, когда мы с ней были. Так что я долго думал, что ты – от меня. Хотелось мне так думать. Думал, вот, нашел тебя. Ты принцесса, и тебя прислали ко мне по реке в корзинке, ну или что-то вроде того. Не так уж и далеко от правды.
– Но моя мать и Августус…
– Ага, если тебе нужен отец, у которого водятся деньжата, лучше выбирай его.
– Водились.
Пророк едва слышно крякает.
– Я все свои деньги отдаю, – роняет он.
– Мне.
Повисает пауза. В комнату влетает зарянка Робин, хватает оставленный для него кусочек стручка и снова улетает.
Пророк пожимает плечами.
– Ну что ж, – говорит он наконец. – Придется тебе поступить, как я советую.
– А как ты советуешь?
– Ты давно разговаривала с Пийали?
Это хороший вопрос. Все уже знают, что они “вместе”. Это даже вроде бы приняли в “Доме”. Но вот разговаривают ли они друг с другом? Не очень-то. Пи теперь преподает атлетическую йогу и ведет две новые лекционные группы. Начал изучать малайялам и санскрит. В последнее время он слишком занят для того, чтобы поговорить с Флёр. Успевает только иногда сделать ей замечание по поводу того, как она управляется с делами.
– Давно.
– Насколько я понимаю, он возвращается в Индию. Чтобы обрести себя.
– А…
Флёр с удивлением обнаруживает, что не слишком огорчена этой новостью.
– Мне уже давно казалось, что…
– Так что нет причин, которые помешали бы тебе быть с парнем, которого ты любишь.
– Если не считать того факта, что он мой брат.