Окна во двор
Часть 91 из 121 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Даже когда я догадался, что он не просто так сидит в том кресле, я все равно удивился его словам:
– Привет. Меня зовут Игорь Викторович, я психотерапевт, специализируюсь на сексуализированном и домашнем насилии. – И он указал мне в кресло напротив себя, приглашая сесть.
Кресла были желтыми, кричащими, как и весь остальной кабинет в попугайных тонах: бирюзовые стены, красные шторы – что за фигня вообще?
– В смысле, вы профессионально насилуете? – уточнил я, присаживаясь.
Он слегка улыбнулся.
– Хорошая шутка. Нет, я помогаю жертвам сексуализированного и домашнего насилия.
Мы говорили с психологом уже третью неделю, и я старался быть откровенным: честно рассказывал про свадьбу, Артура, травку, Лорди, Мишу – про все. Он внимательно слушал, иногда вздыхал и что-то записывал в свою тетрадь. Сначала я думал, что он пишет что-то типа «Ну и придурок» или «Он безэмоциональный психопат», но однажды я подглядел в эти записи, когда тот вышел из кабинета, – ничего такого там не было. Просто какие-то скучные заметки.
После третьего сеанса Игорь Викторович попросил Славу зайти в кабинет, а меня – выйти. Я вышел, тут же прильнул ухом к двери и, как мне кажется, правильно сделал. Если со мной что-то не так, разве я не имею права об этом знать?
Они заскрипели креслами, устраиваясь поудобней, и я услышал вопрос терапевта:
– Вы обращались когда-нибудь к психиатру?
– Я? – шутливо переспросил Слава.
– По поводу Микиты.
– Мы обращались к психотерапевту раньше.
– С какими жалобами?
– Панические атаки, суицидальные намерения…
– У него были суицидальные намерения?
– Да, он планировал отравиться цитрамоном. – Слава сказал это таким извиняющимся тоном, словно ему неловко за меня – экий дурачок.
– И что сказал специалист?
– Депрессивный эпизод. – Папа тут же начал оправдываться: – Но в последнее время ему, кажется, стало лучше. Про суицид он больше не говорил.
– Угум-с.
Игорь Викторович замолчал, и я огорчился, что не могу видеть его лицо. Что означало вот это вот «угум-с»?
Хорошо, что Слава сам уточнил:
– А в чем дело?
– Он попадает в странные истории, вам не кажется?
– Что значит «странные»?
– Ему в голову приходят странные идеи, к которым он недостаточно критичен. Я имею в виду плохие идеи, которые кажутся ему хорошими.
– Вы про Артура? Про то, как он увязался за ним?
– Да, про Артура, про саму идею продолжать, чтобы поймать его на чем-то, про траву, про секс за траву, про… Он пронес травку в аэропорт, вы говорили?
– Ага.
– И при этом был трезвый?
– Он месяц не употреблял на тот момент.
– М‐да… – Игорь Викторович снова помолчал. – И, судя по всему, он эмоционально неустойчив.
Будто подсказывая, Слава осторожно сказал:
– В шестом классе он сильно избил одноклассника, и с того момента все стало… вот таким странным.
Я разозлился: какого черта он рассказывает посторонним, что было со мной в шестом классе? Предатель.
– Дебют с началом переходного возраста… – задумчиво проговорил Игорь Викторович. – В общем, я рекомендую вам обратиться с ним к врачу-психиатру.
– С чем?
– Я не могу ставить диагнозы, я не врач.
– Но вы явно что-то имеете в виду.
Игорь Викторович вздохнул.
– Я имею в виду биполярное расстройство.
Слава ответил с неожиданным облегчением:
– Вряд ли, я никогда не видел его эйфорически веселым.
– Да, я так и понял, – охотно согласился Игорь Викторович. – Я вижу здесь смешанную форму. Депрессия и мания присутствуют одновременно, смазывая клиническую картину: мы не видим ни классической депрессии, ни классической мании. Может, что-то вроде дисфорической мании.
– Это что?
– Это… Низкий фон настроения, раздражительность, импульсивность, скачка идей, сниженная критичность. Похоже?
Слава ответил с заметной неохотой:
– Похоже… – И тут же быстро заговорил: – Но он ведь травмирован, разве нет? У него умерла мама, родной отец слился, мы с мужем были для него не самыми лучшими родителями, много всего делали не так, а теперь еще и это изнасилование…
– Я понимаю, – перебил Игорь Викторович. – Иногда бывает невозможным отследить, где заканчивается травма и начинается личность и есть ли вообще эта грань. Я не могу вам с уверенностью сказать: Микита такой, потому что он травмирован. Или нет, Микита такой, потому что он болен. У нас есть просто факт: Микита – такой. Да, потеря матери и уход отца, скорее всего, повлекли за собой нарушенную привязанность. Да, физические наказания – это травма. И да, давать ребенку биту и подстрекать его на насилие – это, извините меня, пиздец. Но заболел он, скорее всего, не из-за этого. Я думаю, расклад такой: мы имеем психическое расстройство, травму насилия и травму привязанности. Что-то из этого корректируется психотерапией, но что-то – только медикаментозно. Я думаю, нужен хороший врач.
Я отошел от двери, не в силах дальше слушать этот бред. Биполярное расстройство! Ну да, конечно, я не такой дурак, я и сам знаю, что это такое. Будь у меня подобное расстройство, я бы давно улетел в Уганду пасти длиннорогих коров – вот что такое некритичность к своим идеям.
Теперь вы понимаете, почему я не мог честно рассказать ему про убийство? Он бы посчитал, что это одна из этих моих странных идей, к которым я недостаточно критичен. Но я был достаточно критичен и все продумал.
У меня был план.
Я рассудил так: если убивать, то не своими руками.
Нож в сердце, пулю в висок – этого бы я, наверное, никогда не сделал, решимости не хватало. Оставался один вариант: Артур должен умереть сам, как бы случайно. Я сразу отмел падение из окна – он хоть и не выглядел атлетичным, но все равно был выше и сильнее меня, и подобная попытка столкнуть его с большой высоты могла обернуться дракой, в которой в лучшем случае ничего бы не получилось, а в худшем – из окна полетел бы я.
Перебрав в голове все способы потенциального убийства, я оставил подходящим только один: отравление.
Гугл не выдал ни одного ответа на вопрос «Что использовать как яд?». Все гиперссылки вели на занудные страницы с народной медициной: как лечиться змеиным ядом, полынь – лекарство или яд, ну и все такое. Я вспомнил все существующие бытовые яды: крысиный, муравьиный, тараканий, – но в интернете писали, что они неспособны убить человека. Я рассмотрел варианты отравления химическими средствами – стеклоочистителем там каким-нибудь, например, – но все они имеют едкие запахи, никто в здравом уме не станет это пить. Яд должен быть безвкусен и бесцветен. Где такой взять?
Если бы я жил в Канаде, я бы знал, где его взять. Но, без сомнений, в России тоже есть свой Истсайд – надо его только найти.
И я нашел.
В интернете есть места, где можно найти все что угодно, в том числе сетевой рынок нелегальной торговли. Товар в таких местах продвигался не явно, а с помощью алгоритмов асимметричного шифрования, в которых мне пришлось поразбираться пару дней.
У продавцов существовал целый ассортимент ядов: от мышьяка до экстракта бледной поганки. Я выбрал один из самых распространенных и доступных – цианистый калий. Договорился о сделке.
Ехал полтора часа за город – там был тайник. Пока ехал, ничего особо не чувствовал, кроме раздражения и скуки – дорога долгая, вечер, в автобус набивались люди.
Уже на подходе к тайнику почувствовал противную дрожь в ногах. Попытался ее прогнать мысленно. Неужели я правда такой слабак? А если слабак – значит, заслужил все, что случилось. Так я тогда думал.
Пакетик с белым кристаллическим порошком был зарыт под кривым деревом у лесополосы – я быстро нашел это место по фото. Но ничего откапывать не торопился. Все-таки этот момент – это была какая-то граница между прежней жизнью и новой. А какая она будет, эта новая жизнь, – непонятно. И кем я буду в этой новой жизни? Преступником?..
Я длинно и дрожаще выдохнул.
– Раз, два, три, – беззвучным шепотом приказал сам себе и тогда почувствовал, что руки у меня тоже трясутся.
Совсем жалобно, но с напором я повторил:
– Раз, два, три!..
Присел и заранее приготовленной лопаткой, которой в детстве лепил куличики, начал откапывать порошок. Знала бы она десять лет назад, какое нас с ней ждет совместное будущее…
Мой «клад» оказался завернут в носовой платок. Я быстро схватил его и сунул за пазуху.
Посидел среди веток. Прислушался. Отдышался. Затем медленно выпрямился. В голове что-то стучало: то ли мозг бился о стенки черепа, то ли сердце так хорошо слышно.
Уже на пути к остановке вдруг возникла в голове дурацкая мысль: «Мики, ну ты же не такой…» Я попытался ее отогнать, но она повторила: «Ты пошел к психотерапевту, он тебе поможет, а то, что ты собрался сделать, – это не решение проблемы».
«Заткнись», – ответил я этой мысли. И она заткнулась.
Пакет, который я держал за пазухой, почти физически обжигал меня. Возвращаясь на автобусе в город, я думал только об одном: в ближайшее время не получится исполнить задуманное, а жаль. Хотелось побыстрее избавиться от этой дряни.
Но через два дня мой день рождения, а потом – Байкал. Значит, придется действовать по возвращении. Интересно, в шестнадцать лет за убийство дают больше?
Погуглил. Все равно до двадцати пяти должен буду выйти.