Окна во двор
Часть 76 из 121 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Я ему честно сказал:
– Если ты меня еще раз тронешь – я тебя ударю.
– Ты? Меня? Ударишь? – Он посмеялся над каждым словом в этом предложении.
Я покивал ему в тон.
– Я. Тебя. Ударю.
В ту же минуту у меня замелькали искры перед глазами. От прилетевшего в лицо кулака я отпрянул, врезался в стену.
Он первый меня стукнул, так что я считаю, что был ни при чем в нашем конфликте и в том, что случилось дальше, тоже: когда мы начали драться, перевернули стол, зацепили кулер, и пять литров воды залили паркет, а санитары, поскальзываясь на ней, прибежали разнимать нас и растаскивать по разным палатам. Я искренне считаю, что был не виноват, и на следующее утро так и сказал Дине Юрьевне, когда она вызвала меня к себе в кабинет.
– Куда вы вчера ездили с отцом? – спросила она так строго, как будто это имело какое-то отношение к делу.
Я подумал, что сейчас будет не к месту рассказывать, как мы ездили бить Артура, – она может связать этот факт с тем, что я подрался с Клыком, хотя это были два совершенно разных события. Но, с другой стороны, мне не хотелось ее обманывать, я ведь был так откровенен с ней все эти дни.
Поэтому я мялся, протягивая: «Ну-у-у-у…», «Э‐э-э-э…», пока она не сказала:
– Микита, я все равно спрошу у твоего отца. Уж он-то мне не соврет?
– Может, и соврет.
Я правда думал, что Лев может и наврать, а она глянула на меня исподлобья, будто решила, что я глумлюсь. Чтобы хоть с ней отношения не испортить, я рассудил, что лучше сознаться.
– Мы ездили к Артуру.
– Зачем?
– Били его.
Конечно, она тут же начала ойкать и переживать, да еще и пришла к странному выводу, что сама нас надоумила туда поехать. Мол, мы ведь с ней поговорили, а потом сразу драться (она так сказала – «драться», хотя это слово нисколько не подходило тому, что случилось на самом деле, но я ее не поправил).
– Мне нужно позвонить твоему отцу, – говоря это, она нервно перекладывала бумажки на своем столе, как будто искала телефон, хотя он лежал на краю столешницы, прямо под ее носом. – Он меня, наверное, не так понял.
Интересно, что это могло значить – «не так понял»?
Она действительно ему позвонила и опять пригласила в свой кабинет, сказала, что «этот разговор не может ждать ни до завтра, ни до вечера». Хорошо, что было воскресенье. Зная, что Лев приедет, я чувствовал себя как в школе – ну, будто бы я провинился и моих родителей вызвали на ковер.
В итоге, оказавшись все в тех же креслах друг против друга, мы оба выглядели как виноватые школьники, которых вот-вот отругают. Дина Юрьевна, положив ногу на ногу, сидела между нами, надувая ноздри. Она, естественно, не могла нас поругать, потому что психологи так не делают, но все равно чувствовалось, как она не одобряет наш поступок.
– Я предлагаю обсудить случившееся вчера вечером, – произнесла она без своей привычной улыбки, сцепив руки на колене в замок. – Лев, вы…
Папа перебил ее:
– То, что случилось вчера вечером, было единственно правильным и возможным поступком. И нечего здесь обсуждать.
– Отвечая насилием на насилие, вы ничего не решаете, Лев.
– Конечно, решаю, – хмыкнул он. – Урод наказан, ребенок рад. Ребенок, ты рад? – Я кивнул. – Видите, он рад.
Дина Юрьевна коротко перечислила список моих грехов:
– Ребенок пришел вчера в корпус и, не успев даже дойти до палаты, перевернул стол с игрой, а затем подрался с другим пациентом.
Я вклинился:
– Клык первый полез. Сначала начал обзываться, потом ударил. Я просто ответил ему.
Психолог нахмурилась.
– Кто такой Клык?
– Придурок этот… Не знаю, как его зовут.
– Его зовут Леша.
– Плевать, как его зовут, – поморщился я. – И на него тоже плевать. Если хотите, я пойду сегодня на тренинг, мне теперь все равно, что он там.
– На тренинг не пойдете ни ты, ни Леша, – холодно ответила Дина Юрьевна. – Ты пойдешь домой, а Леша – в тюрьму.
– Почему? – не понял я.
– Потому что вы оба многократно нарушали правила.
Лев недовольно закатил глаза.
– Класс, а что делать с тем, что он торчит от травы?
– Чтобы ваш ребенок не «торчал от травы», – она показала в воздухе кавычки, – советую сходить к психотерапевту.
Лев скептически цокнул.
– Он уже бывал у психотерапевтов, и…
– Не ему, – перебила Дина Юрьевна. – Вам.
Лев недобро сощурился.
– Мне?
Дина Юрьевна кивнула, словно не заметила, как сказала лишнего.
– Вам. Вам и вашему супругу. Вам и вашим детям. В любой из этих комбинаций, но я рекомендую попробовать все.
Я заметил, как Лев сжал подлокотники, и заволновался, как бы дело не дошло до еще одной драки.
– Я правильно понимаю, – терпеливо произнес отец, – что, по-вашему, Мики начал курить из-за меня?
Дина Юрьевна ответила вопросом на вопрос:
– Лев, а вы понимаете, почему эта ситуация вообще произошла? Я о случившемся в отеле и о том, что вы не знали об этом больше полугода.
– Ну вы явно намекаете на мою вину, – натянуто усмехнулся он.
Дина Юрьевна не стала его обнадеживать, мол, «конечно же нет». Наоборот, она покивала.
– Когда родитель бьет своего ребенка, он нормализует насилие в его глазах. Он как бы говорит: «Да, насилие можно заслужить, насилие можно оправдать, в насилии можно быть виноватым самому». И когда, вырастая, такой человек сталкивается с насилием со стороны постороннего, он не распознает случившееся как насилие. Он начинает думать, что сам виноват, что он заслужил, что это и не насилие вовсе, а так… Этими репликами, практически дословно, мне отвечал ваш сын, когда я спросила его, почему он никому не рассказал.
Пока она говорила, я, тяжело дыша из-за сильного сердцебиения, не сводил взгляда со Льва. В какой-то момент он медленно повернул голову в мою сторону, и мы на секунду встретились глазами. Он быстро их отвел.
– Вот, – произнесла Дина Юрьевна, когда закончила. Казалось, она несколько смутилась, что так долго и давяще говорила. – Если вы действительно хотите знать, как оказались там, где оказались, вспомните, когда ударили сына в первый раз, и найдете большинство ответов на свои вопросы о нем.
Лев посмотрел на меня, прикусив губу, словно на мгновение действительно пожалел о том, что делал раньше, но через секунду его лицо снова застыло с невозмутимым выражением, и он, поморщившись, отбросил предположения психолога.
– Это какой-то бред. Знаете, как часто меня били в детстве? Почти каждый день. Но я почему-то понимаю, что насилие – это насилие, и не ищу способов обкуриться.
– Да, я вижу, что вас били в детстве почти каждый день. Вы же не думаете, что у вас получается это скрыть?
Я еле сдержался, чтобы не прыснуть: мне понравилось, как она ловко задвинула его на место.
Лев молчал, играя желваками, и его светлые глаза до того потемнели, что радужка почти слилась со зрачком. Я съежился, ожидая какого-то взрыва, но папа очень спокойно спросил:
– Учитывая, что вы его выписываете, могу я забрать его сам?
– К сожалению, только ваш супруг, – сдержанно ответила Дина Юрьевна.
Лев кивнул.
– Ладно. Тогда всего доброго.
Он резко встал с кресла, собираясь покинуть кабинет, но психолог его окликнула.
– Лев!
Папа обернулся. Дина Юрьевна тоже поднялась и, направляясь к своему столу, торопливо заговорила:
– Я работаю только с детьми и родителями, но могу дать вам контакты специалистов на случай, если вы все-таки решите заняться личной терапией. – Она вытащила несколько визиток из ящика стола и одну из них протянула Льву. – Если вы захотите пойти на семейную терапию с супругом, я могу поискать человека, который работает с гей-парами.
Лев долго смотрел сначала на визитку в ее руках, потом на саму Дину Юрьевну. А потом сказал:
– Мне это не нужно. Я понимаю, какой я, и понимаю, почему я такой. Мне не нужно копаться в причинах.
Дина Юрьевна медленно опустила руку с визиткой. Искренне произнесла:
– Очень жаль.
Лев посмотрел на меня.