Окна во двор
Часть 75 из 121 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Ага.
Засунув ноги в ботинки, я опустился на колено, чтобы завязать шнурки. Делая это, искоса поглядывал на родителей – между ними происходило какое-то общение взглядами, которые у меня не получалось расшифровать.
Когда я надел куртку, приготовившись выйти за порог, Слава окликнул меня. Я повернулся, а он, подойдя ближе, осторожно обнял меня, словно боялся сломать. Я так же осторожно обнял его в ответ.
– Прости меня, – сказал он.
– За что? – Я правда не понял, почему он извиняется.
– За то, что с тобой случилось.
– Ты не виноват.
Прислонившись губами к моему виску, он с некоторой грустью прошептал:
– Я тебя люблю, – и отпустил меня, шагнув назад.
Лев шутливо потянул меня за капюшон к выходу и, бросив на Славу прощальный взгляд, замявшись, неловко спросил:
– Можно я заеду потом?
Он долго смотрел на него, но Слава, закусив нижнюю губу, так и не ответил. Разочарованный, Лев вздохнул:
– Ну что мне сделать, чтобы ты прекратил эту пытку?
– Я подумал о том, что ты сказал насчет Артура, – начал Слава совсем про другое, как будто неаккуратно сменил тему. – Мне его не жалко, вообще. Я даже могу признать, что он это заслужил, могу признать, что ты поступил правильно. Скорее всего, в глубине души я бы и сам хотел сделать с ним то же самое. Но разница между тобой и мной в том, что я бы не сделал этого никогда. Как и большинство людей. А ты – пошел и… У тебя это даже никакого конфликта внутри не вызывает. Вот что жутко.
– Жутко? – переспросил Лев, явно уязвленный таким определением.
– Да, Лев, жутко. Может, это и помогло нашему сыну, но с тобой-то все равно что-то не так.
– Я тебя пугаю? – Когда он это спросил, у него потемнели глаза – действительно пугающая метаморфоза.
Слава, как мне показалось, сразу знал ответ на этот вопрос, но почему-то все равно задумался для виду, прежде чем кивнуть.
– Да… Да, думаю, да. Ты меня пугаешь.
Я усмехнулся: вот бы кто понравился Дине Юрьевне. Слава прекрасно понимает свои чувства.
У Льва заиграли желваки на скулах, как бывало, если он злился. Но теперь с ним происходило что-то другое, какая-то иная эмоция, потому что, потупившись, он почти жалобно ответил:
– Мне жаль это слышать. Я‐то тебя люблю.
– В этом и проблема, – негромко ответил Слава. – Иногда это похоже на наказание – быть тем, кого ты любишь.
Я судорожно глотнул воздух, словно от удара под дых – так жестко прозвучали эти слова, что даже мне стало не по себе. Я посмотрел на Льва: он не менялся в лице, только впадины на скулах становились то больше, то меньше. Потом он неожиданно осипшим голосом сказал:
– Я вызову вам такси. Отвези его сам, пожалуйста.
– Пап…
Я потянулся ко Льву, мне хотелось поддержать его, сказать, что все в порядке, но одним резким движением он оказался за порогом квартиры, и, когда я опомнился, Лев, так и не обернувшись, уже быстро спускался по ступеням.
Афиша фильма про сложные отношения отца и сына
Я сидел на пуфике в коридоре, грыз передними зубами язычок от куртки и лениво следил за Славиными движениями: он посмотрел в зеркало, поправил капюшон толстовки, запустил пальцы в волосы, как будто хотел их разлохматить, хотя нормальные люди обычно приглаживают, быстро зашнуровал кеды – явно не по погоде, как и все остальное в его прикиде, начиная от дырявых джинсов и заканчивая тонкой кожаной курткой. Был бы тут Лев, он бы начал душнить, напоминая, что мы живем в Сибири, а не в Африке, но его не было.
– Зачем ты ему это сказал? – не сводя глаз со Славы, спросил я.
– Я сказал правду. Человеку иногда полезно узнать о себе правду. Пойдем.
Он хлопнул меня по плечу, призывая встать, и я нехотя поднялся на ноги. Такси ожидало нас у подъезда, я медленно плелся, спотыкаясь о снежные бугры в темноте.
Обгоняя меня, Слава заметил:
– Перепачканный кровью ты был куда бодрее.
– Я черпаю энергию из крови насильников, – вяло пошутил я, но Слава юмора не оценил.
Он открыл передо мной дверь такси, пропуская вперед, в салон, затем сел следом за мной. За рулем сидела женщина, и я подумал: надо нормально себя вести, ей, может, неприятно находиться в девять вечера в одной машине с двумя мужчинами. Решил, что никаких разговоров о крови и насилии, но Слава все испортил.
Он сказал:
– Все это было не очень хорошо, Мики. Надеюсь, ты понимаешь.
– Нет, это было хорошо! – возразил я с куда бóльшим напором, чем планировал. – Тебе не понять.
Слава, стушевавшись, негромко ответил:
– Ладно. Извини.
Но я уже подхватил эту воодушевляющую волну яростного спора и сказал, лишь бы поперек его мнения:
– И с папой ты зря так. Он крутой.
– Крутой, потому что бьет людей? – иронично уточнил Слава.
Вот, он первый это начал – про битье людей. Я ответил:
– Потому что он меня защитил.
– Ясно.
Слава посмотрел вперед, и фары встречной машины осветили его уставшее, разочарованное выражение лица.
– Ты знал, что папа раньше был скинхедом? – спросил я из вредности, чтобы разочаровать его еще больше.
Он грустно усмехнулся.
– Похоже, не только раньше.
– Да нет, серьезно. В четырнадцать лет, около месяца.
Слава скептически поджал губы.
– Не в четырнадцать и не «около месяца».
– Дольше? – с волнующей радостью в голосе спросил я, подавшись вперед.
Слава повернул голову, внимательно посмотрел на меня.
– Тебя это радует?
– Нет, – я старался отвечать ровно.
– А что ты так улыбаешься? – спросил он тоном училки.
Пожав плечами, я снова откинулся на сиденье. Непринужденно сказал:
– Просто это… Интересно. И все.
Вечером трасса оказалась свободной, и мы быстро доехали – успели за двадцать минут до отбоя, хотя думали, что опоздаем. Слава попросил водительницу подождать его, а сам проводил меня до детско-подросткового корпуса и сдал постовой медсестре. Дины Юрьевны, конечно, уже не было в такое время, а жаль. Может, будь она на месте, я бы не попал в неприятности по возвращении в свое отделение.
Там, в холле, стоял небольшой журнальный столик – круглый, на коротеньких ножках. Обычно на нем лежали буклеты про борьбу с наркоманией и алкоголизмом, памятки про СПИД и гепатит, ну и все такое в духе наркодиспансера. Но в свободное время парни иногда доставали настольные игры (их можно было принести из дома) и, рассевшись на полу вокруг столика, играли в «Монополию», или в «Уно», или в «Манчкин». Короче, во что угодно можно было, кроме обычных карт. Я никогда с ними не играл, потому что в этих компаниях всегда ошивался Клык.
Тем вечером он тоже там сидел, высчитывал, сколько денег ему нужно на три отеля. Выигрывал, видимо, но это не помешало ему ко мне прицепиться.
– О, наша девочка вернулась, – гоготнул он, когда я шел мимо них в спальню.
С тех пор как я распсиховался на тренинге, его очень забавляло называть меня «девочкой» всякий раз, как мы пересекались в коридоре. Обычно я не реагировал, смотрел в пол и шел своей дорогой. Но тогда он вот это сказал, и у меня руки потяжелели, мне показалось, что я снова ощущаю шершавое дерево в ладонях и что, если опустить пальцы чуть ниже, я нащупаю гладкую изоленту.
Резко развернувшись на полпути до палаты, я, не сбавляя темпа, пошел на всю их компанию. Парни даже начали отползать назад, не понимая, что я собираюсь сделать, и только Клык сидел, не двигаясь, с любопытством глядя на меня снизу вверх.
Я подошел, взялся одной рукой за столешницу и перевернул стол – игровое поле вместе с домами, отелями, жетонами и кубиками поехало на пол под дружные вопли.
– О, хоть платить не придется! – обрадовался Амир.
Все остальные тоже весьма сдержанно возмутились – наверное, потому что проигрывали, и только Клык со злобным воплем вскочил на ноги. Он вытянул шею вперед, отвел плечи назад и с видом бойцовского петуха медленно пошел на меня. От выражения напыщенной серьезности на его лице мне стало смешно: похоже, он искренне полагал, что выглядит круто и устрашающе.
Толкнув меня, Клык просипел своим прокуренным голоском:
– Че ты ржешь?
Засунув ноги в ботинки, я опустился на колено, чтобы завязать шнурки. Делая это, искоса поглядывал на родителей – между ними происходило какое-то общение взглядами, которые у меня не получалось расшифровать.
Когда я надел куртку, приготовившись выйти за порог, Слава окликнул меня. Я повернулся, а он, подойдя ближе, осторожно обнял меня, словно боялся сломать. Я так же осторожно обнял его в ответ.
– Прости меня, – сказал он.
– За что? – Я правда не понял, почему он извиняется.
– За то, что с тобой случилось.
– Ты не виноват.
Прислонившись губами к моему виску, он с некоторой грустью прошептал:
– Я тебя люблю, – и отпустил меня, шагнув назад.
Лев шутливо потянул меня за капюшон к выходу и, бросив на Славу прощальный взгляд, замявшись, неловко спросил:
– Можно я заеду потом?
Он долго смотрел на него, но Слава, закусив нижнюю губу, так и не ответил. Разочарованный, Лев вздохнул:
– Ну что мне сделать, чтобы ты прекратил эту пытку?
– Я подумал о том, что ты сказал насчет Артура, – начал Слава совсем про другое, как будто неаккуратно сменил тему. – Мне его не жалко, вообще. Я даже могу признать, что он это заслужил, могу признать, что ты поступил правильно. Скорее всего, в глубине души я бы и сам хотел сделать с ним то же самое. Но разница между тобой и мной в том, что я бы не сделал этого никогда. Как и большинство людей. А ты – пошел и… У тебя это даже никакого конфликта внутри не вызывает. Вот что жутко.
– Жутко? – переспросил Лев, явно уязвленный таким определением.
– Да, Лев, жутко. Может, это и помогло нашему сыну, но с тобой-то все равно что-то не так.
– Я тебя пугаю? – Когда он это спросил, у него потемнели глаза – действительно пугающая метаморфоза.
Слава, как мне показалось, сразу знал ответ на этот вопрос, но почему-то все равно задумался для виду, прежде чем кивнуть.
– Да… Да, думаю, да. Ты меня пугаешь.
Я усмехнулся: вот бы кто понравился Дине Юрьевне. Слава прекрасно понимает свои чувства.
У Льва заиграли желваки на скулах, как бывало, если он злился. Но теперь с ним происходило что-то другое, какая-то иная эмоция, потому что, потупившись, он почти жалобно ответил:
– Мне жаль это слышать. Я‐то тебя люблю.
– В этом и проблема, – негромко ответил Слава. – Иногда это похоже на наказание – быть тем, кого ты любишь.
Я судорожно глотнул воздух, словно от удара под дых – так жестко прозвучали эти слова, что даже мне стало не по себе. Я посмотрел на Льва: он не менялся в лице, только впадины на скулах становились то больше, то меньше. Потом он неожиданно осипшим голосом сказал:
– Я вызову вам такси. Отвези его сам, пожалуйста.
– Пап…
Я потянулся ко Льву, мне хотелось поддержать его, сказать, что все в порядке, но одним резким движением он оказался за порогом квартиры, и, когда я опомнился, Лев, так и не обернувшись, уже быстро спускался по ступеням.
Афиша фильма про сложные отношения отца и сына
Я сидел на пуфике в коридоре, грыз передними зубами язычок от куртки и лениво следил за Славиными движениями: он посмотрел в зеркало, поправил капюшон толстовки, запустил пальцы в волосы, как будто хотел их разлохматить, хотя нормальные люди обычно приглаживают, быстро зашнуровал кеды – явно не по погоде, как и все остальное в его прикиде, начиная от дырявых джинсов и заканчивая тонкой кожаной курткой. Был бы тут Лев, он бы начал душнить, напоминая, что мы живем в Сибири, а не в Африке, но его не было.
– Зачем ты ему это сказал? – не сводя глаз со Славы, спросил я.
– Я сказал правду. Человеку иногда полезно узнать о себе правду. Пойдем.
Он хлопнул меня по плечу, призывая встать, и я нехотя поднялся на ноги. Такси ожидало нас у подъезда, я медленно плелся, спотыкаясь о снежные бугры в темноте.
Обгоняя меня, Слава заметил:
– Перепачканный кровью ты был куда бодрее.
– Я черпаю энергию из крови насильников, – вяло пошутил я, но Слава юмора не оценил.
Он открыл передо мной дверь такси, пропуская вперед, в салон, затем сел следом за мной. За рулем сидела женщина, и я подумал: надо нормально себя вести, ей, может, неприятно находиться в девять вечера в одной машине с двумя мужчинами. Решил, что никаких разговоров о крови и насилии, но Слава все испортил.
Он сказал:
– Все это было не очень хорошо, Мики. Надеюсь, ты понимаешь.
– Нет, это было хорошо! – возразил я с куда бóльшим напором, чем планировал. – Тебе не понять.
Слава, стушевавшись, негромко ответил:
– Ладно. Извини.
Но я уже подхватил эту воодушевляющую волну яростного спора и сказал, лишь бы поперек его мнения:
– И с папой ты зря так. Он крутой.
– Крутой, потому что бьет людей? – иронично уточнил Слава.
Вот, он первый это начал – про битье людей. Я ответил:
– Потому что он меня защитил.
– Ясно.
Слава посмотрел вперед, и фары встречной машины осветили его уставшее, разочарованное выражение лица.
– Ты знал, что папа раньше был скинхедом? – спросил я из вредности, чтобы разочаровать его еще больше.
Он грустно усмехнулся.
– Похоже, не только раньше.
– Да нет, серьезно. В четырнадцать лет, около месяца.
Слава скептически поджал губы.
– Не в четырнадцать и не «около месяца».
– Дольше? – с волнующей радостью в голосе спросил я, подавшись вперед.
Слава повернул голову, внимательно посмотрел на меня.
– Тебя это радует?
– Нет, – я старался отвечать ровно.
– А что ты так улыбаешься? – спросил он тоном училки.
Пожав плечами, я снова откинулся на сиденье. Непринужденно сказал:
– Просто это… Интересно. И все.
Вечером трасса оказалась свободной, и мы быстро доехали – успели за двадцать минут до отбоя, хотя думали, что опоздаем. Слава попросил водительницу подождать его, а сам проводил меня до детско-подросткового корпуса и сдал постовой медсестре. Дины Юрьевны, конечно, уже не было в такое время, а жаль. Может, будь она на месте, я бы не попал в неприятности по возвращении в свое отделение.
Там, в холле, стоял небольшой журнальный столик – круглый, на коротеньких ножках. Обычно на нем лежали буклеты про борьбу с наркоманией и алкоголизмом, памятки про СПИД и гепатит, ну и все такое в духе наркодиспансера. Но в свободное время парни иногда доставали настольные игры (их можно было принести из дома) и, рассевшись на полу вокруг столика, играли в «Монополию», или в «Уно», или в «Манчкин». Короче, во что угодно можно было, кроме обычных карт. Я никогда с ними не играл, потому что в этих компаниях всегда ошивался Клык.
Тем вечером он тоже там сидел, высчитывал, сколько денег ему нужно на три отеля. Выигрывал, видимо, но это не помешало ему ко мне прицепиться.
– О, наша девочка вернулась, – гоготнул он, когда я шел мимо них в спальню.
С тех пор как я распсиховался на тренинге, его очень забавляло называть меня «девочкой» всякий раз, как мы пересекались в коридоре. Обычно я не реагировал, смотрел в пол и шел своей дорогой. Но тогда он вот это сказал, и у меня руки потяжелели, мне показалось, что я снова ощущаю шершавое дерево в ладонях и что, если опустить пальцы чуть ниже, я нащупаю гладкую изоленту.
Резко развернувшись на полпути до палаты, я, не сбавляя темпа, пошел на всю их компанию. Парни даже начали отползать назад, не понимая, что я собираюсь сделать, и только Клык сидел, не двигаясь, с любопытством глядя на меня снизу вверх.
Я подошел, взялся одной рукой за столешницу и перевернул стол – игровое поле вместе с домами, отелями, жетонами и кубиками поехало на пол под дружные вопли.
– О, хоть платить не придется! – обрадовался Амир.
Все остальные тоже весьма сдержанно возмутились – наверное, потому что проигрывали, и только Клык со злобным воплем вскочил на ноги. Он вытянул шею вперед, отвел плечи назад и с видом бойцовского петуха медленно пошел на меня. От выражения напыщенной серьезности на его лице мне стало смешно: похоже, он искренне полагал, что выглядит круто и устрашающе.
Толкнув меня, Клык просипел своим прокуренным голоском:
– Че ты ржешь?