Окна во двор
Часть 74 из 121 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Ты в порядке?
– Да. Кажется, да.
Зашарив в кармане, Лев вытащил ключи от автомобиля, протянул их мне вместе с битой.
– Иди в машину.
– А…
Я хотел спросить: «А ты?» – но изо рта вырвалось только судорожное: «А…»
– Я сейчас приду, – ответил Лев, обернувшись на Артура.
Я кивнул, попятившись и с любопытством наблюдая за дальнейшими действиями папы.
Наклонившись над Артуром, он сказал:
– Иди домой, не пугай соседей.
Тот что-то пробубнил в ответ, и Лев ответил:
– Если бы мы тебе ребра сломали, ты бы дышать не мог, симулянт. Все с тобой нормально, скажешь, что об тумбочку ударился…
Дальше я не слышал, потому что, обернувшись, побежал к машине. В груди нарастала ликующая радость от осознания, что мы только что сделали.
«Вау… – Вот и все, что вертелось в моих мыслях. – Вот это да!»
С битой в руках я замер над багажником – там, где раньше были только грязно-розовые разводы, теперь была настоящая кровь. Не придумав ничего лучше, я вытер закругленный конец биты о подол рубашки, затем припорошил его снегом и протер еще раз. Не сильно помогло, но, по крайней мере, кровь перестала мазаться, и я убрал биту в багажник.
Растопыренными пальцами (аккуратно, чтобы ничего не запачкать) я открыл переднюю дверь и забрался в салон. Нашел в бардачке влажные салфетки для автомобильных стекол и принялся вытирать ими руки.
Лев вернулся минут через десять. Заняв водительское кресло, он с беспокойством посмотрел на меня:
– Порядок?
Я покивал. Во рту все еще стоял противный привкус рвоты, и я спросил:
– У тебя нет воды?
Лев, потянувшись к заднему сиденью, жестом фокусника вытащил полулитровую бутылку с водой. Взяв ее в руки, я снова вышел на улицу, чтобы прополоскать рот. Невольно подивился: вокруг тишина, ни души, звезды над головой, а я стою, измазанный чужой кровью, и пытаюсь избавиться от привкуса рвоты. С моей жизнью точно все в порядке?
Я снова сел в машину, закинув пустую бутылку на заднее сиденье. Посмотрел на Льва: мол, все окей, можем ехать. Он, приглядевшись, потер большим пальцем мою щеку – видимо, пытался оттереть кровь. Затем окинул взглядом всего меня – от рубашки до ботинок – и сказал:
– М‐да… Придется домой заехать.
Он завел мотор, мы выехали со двора с другой стороны – как раз мимо той самой общаги. Разглядывая ее, я спросил, как бы между делом:
– Как там Артур?
Беспокоил меня, конечно, не он, а мы. Что с нами теперь будет?
– Нормально, я убрал его с дороги.
– Куда? – насторожился я.
– К нему домой. Поднял на лифте до квартиры.
– Вас никто не видел?
– Когда двери лифта открылись, на этаже стояла какая-то бабка.
Я напрягся.
– Она что-нибудь сказала?
– Она спросила: «Что, он опять напился?», а я сказал: «Ага». Вот и все.
Я засмеялся, сначала несмело, потому что все еще переживал, не пойдет ли Артур в полицию. Но чем ярче представлял эту сцену в лифте, тем сильнее смеялся, и в конце концов Лев рассмеялся тоже. Мне кажется, в какой-то момент мы начали смеяться просто так, вообще не из-за бабки, лифта и Артура, – а как бы сами по себе, может, нервное напряжение так выходило. Думаю, со стороны это смотрелось жутковато, учитывая, что мы только что сделали и в каком виде ехали – этакие психи-убийцы из фильма ужасов про психов-убийц.
Пока смеялись, доехали до дома – там не очень далеко было. Взяли вещи с заднего сиденья, я – куртку, Лев – пальто, и пошли в подъезд. Уже у двери в квартиру, прежде чем позвонить, Лев, поморщившись, жалобно произнес:
– Сейчас ругаться будет…
Слава, открыв дверь, растерянно оглянулся на часы в коридоре, потом снова посмотрел на нас. Я стоял чуть поодаль, позади Льва, и ему было плохо меня видно.
Лев, вздохнув, отошел в сторону и несколько виновато сказал:
– Ребенок запачкался, нужно переодеть.
Выглянув из-за папиной спины, я шагнул в квадрат света, появляясь перед Славой. Вздохнув, он обреченно, но совсем не удивленно спросил:
– И что случилось?
Не знаю, почему я решил, что Славу обрадуют наши новости, но меня переполняла пьянящая радость, смешавшаяся с облегчением, и я, перескочив через порог квартиры, с восторженным придыханием сообщил Славе:
– Пап, мы такое сделали!
Он покосился на Льва.
– Что вы сделали?
– Избили Артура! – воскликнул я.
Слава отодвинул меня в сторону, требовательно посмотрел на Льва.
– Объясни.
Тот, облокотившись на косяк, устало заговорил:
– Слушай, пусть он умоется, и дай ему чистую одежду, у нас всего час до отбоя…
– Сам найдет чистую одежду, – холодно ответил Слава. – Объясни, что случилось.
Я, быстро скинув обувь, побежал в свою спальню за вещами («Привет, Вань! Пока, Вань!» – «Э… У тебя кровь?»), а затем в ванную. Пока я перебегал из одной комнаты в другую, Лев спросил:
– Я могу рассказать Славе, что случилось? В смысле, вообще все.
– Конечно! – легкомысленно бросил я, запершись в ванной.
Пока я стоял под горячим душем, смывая с лица (и даже с волос) капли крови, мне не было слышно, о чем говорят родители, – и хорошо. Не хотелось снова переживать те события, пускай даже в чужом пересказе. Выбравшись из ванны, я переоделся в чистую одежду и подошел к раковине, чтобы почистить зубы. Теперь до меня начали долетать обрывки разговора.
– У него и так проблемы с насилием, как можно было додуматься дать ему биту? Ты даже не понимаешь, насколько это нездорово! – Это, конечно, Слава злился.
– А по-моему, это самое здоровое насилие, что когда-либо было в его жизни, – отвечал Лев.
Меня удивило, как спокойно он держится.
– Насилие не может быть здоровым.
– Думай что хочешь, мне плевать. Я, по крайней мере, хоть что-то сделал.
– Так я вообще об этом не знал!
– А если бы знал, то что? – раздражался Лев. – В полицию ты пойти не можешь. Что тогда?
Слава долго молчал. Я закончил чистить зубы, но еще раз нанес пасту на зубную щетку – хотелось достать ею до самого горла, чтобы это противное послевкусие тошноты пропало.
– Видимо, ничего, – заключил Лев. – Ничего бы ты не сделал. Молодец, хороший папа.
Какое-то время то ли стояла тишина, то ли Слава говорил так тихо, что у меня ничего не получалось разобрать. Потом послышался голос Льва:
– Ты сам послушай запись. Поймешь меня.
Я выкрутил воду в кране на полную, а то мало ли… Я не хотел снова слушать тот разговор, не хотел опять блевать, а потом чистить зубы в третий, четвертый и пятый раз.
Я прополоскал рот и, выждав минуту-другую, осторожно приоткрыл дверь ванной.
Снаружи происходило странное: родители почти обнимались. Слава стоял, спиной подпирая комод, а Лев, опершись на крышку, зажал его между своих рук, как в ловушке. Ну то есть это не выглядело настоящей ловушкой, их лица были очень близко друг к другу (Лев при этом что-то негромко говорил, а Слава слушал без всякого сопротивления), так что, я думаю, все происходило добровольно. Когда я прикрыл дверь ванной, та хлопнула, и родители отпрянули друг от друга, словно делали что-то неприличное.
Переведя взгляд с одного на другого, я пожал плечами.
– Да ладно, продолжайте.
Но они не продолжили. Лев неестественно бодро спросил:
– Ты готов?
– Да. Кажется, да.
Зашарив в кармане, Лев вытащил ключи от автомобиля, протянул их мне вместе с битой.
– Иди в машину.
– А…
Я хотел спросить: «А ты?» – но изо рта вырвалось только судорожное: «А…»
– Я сейчас приду, – ответил Лев, обернувшись на Артура.
Я кивнул, попятившись и с любопытством наблюдая за дальнейшими действиями папы.
Наклонившись над Артуром, он сказал:
– Иди домой, не пугай соседей.
Тот что-то пробубнил в ответ, и Лев ответил:
– Если бы мы тебе ребра сломали, ты бы дышать не мог, симулянт. Все с тобой нормально, скажешь, что об тумбочку ударился…
Дальше я не слышал, потому что, обернувшись, побежал к машине. В груди нарастала ликующая радость от осознания, что мы только что сделали.
«Вау… – Вот и все, что вертелось в моих мыслях. – Вот это да!»
С битой в руках я замер над багажником – там, где раньше были только грязно-розовые разводы, теперь была настоящая кровь. Не придумав ничего лучше, я вытер закругленный конец биты о подол рубашки, затем припорошил его снегом и протер еще раз. Не сильно помогло, но, по крайней мере, кровь перестала мазаться, и я убрал биту в багажник.
Растопыренными пальцами (аккуратно, чтобы ничего не запачкать) я открыл переднюю дверь и забрался в салон. Нашел в бардачке влажные салфетки для автомобильных стекол и принялся вытирать ими руки.
Лев вернулся минут через десять. Заняв водительское кресло, он с беспокойством посмотрел на меня:
– Порядок?
Я покивал. Во рту все еще стоял противный привкус рвоты, и я спросил:
– У тебя нет воды?
Лев, потянувшись к заднему сиденью, жестом фокусника вытащил полулитровую бутылку с водой. Взяв ее в руки, я снова вышел на улицу, чтобы прополоскать рот. Невольно подивился: вокруг тишина, ни души, звезды над головой, а я стою, измазанный чужой кровью, и пытаюсь избавиться от привкуса рвоты. С моей жизнью точно все в порядке?
Я снова сел в машину, закинув пустую бутылку на заднее сиденье. Посмотрел на Льва: мол, все окей, можем ехать. Он, приглядевшись, потер большим пальцем мою щеку – видимо, пытался оттереть кровь. Затем окинул взглядом всего меня – от рубашки до ботинок – и сказал:
– М‐да… Придется домой заехать.
Он завел мотор, мы выехали со двора с другой стороны – как раз мимо той самой общаги. Разглядывая ее, я спросил, как бы между делом:
– Как там Артур?
Беспокоил меня, конечно, не он, а мы. Что с нами теперь будет?
– Нормально, я убрал его с дороги.
– Куда? – насторожился я.
– К нему домой. Поднял на лифте до квартиры.
– Вас никто не видел?
– Когда двери лифта открылись, на этаже стояла какая-то бабка.
Я напрягся.
– Она что-нибудь сказала?
– Она спросила: «Что, он опять напился?», а я сказал: «Ага». Вот и все.
Я засмеялся, сначала несмело, потому что все еще переживал, не пойдет ли Артур в полицию. Но чем ярче представлял эту сцену в лифте, тем сильнее смеялся, и в конце концов Лев рассмеялся тоже. Мне кажется, в какой-то момент мы начали смеяться просто так, вообще не из-за бабки, лифта и Артура, – а как бы сами по себе, может, нервное напряжение так выходило. Думаю, со стороны это смотрелось жутковато, учитывая, что мы только что сделали и в каком виде ехали – этакие психи-убийцы из фильма ужасов про психов-убийц.
Пока смеялись, доехали до дома – там не очень далеко было. Взяли вещи с заднего сиденья, я – куртку, Лев – пальто, и пошли в подъезд. Уже у двери в квартиру, прежде чем позвонить, Лев, поморщившись, жалобно произнес:
– Сейчас ругаться будет…
Слава, открыв дверь, растерянно оглянулся на часы в коридоре, потом снова посмотрел на нас. Я стоял чуть поодаль, позади Льва, и ему было плохо меня видно.
Лев, вздохнув, отошел в сторону и несколько виновато сказал:
– Ребенок запачкался, нужно переодеть.
Выглянув из-за папиной спины, я шагнул в квадрат света, появляясь перед Славой. Вздохнув, он обреченно, но совсем не удивленно спросил:
– И что случилось?
Не знаю, почему я решил, что Славу обрадуют наши новости, но меня переполняла пьянящая радость, смешавшаяся с облегчением, и я, перескочив через порог квартиры, с восторженным придыханием сообщил Славе:
– Пап, мы такое сделали!
Он покосился на Льва.
– Что вы сделали?
– Избили Артура! – воскликнул я.
Слава отодвинул меня в сторону, требовательно посмотрел на Льва.
– Объясни.
Тот, облокотившись на косяк, устало заговорил:
– Слушай, пусть он умоется, и дай ему чистую одежду, у нас всего час до отбоя…
– Сам найдет чистую одежду, – холодно ответил Слава. – Объясни, что случилось.
Я, быстро скинув обувь, побежал в свою спальню за вещами («Привет, Вань! Пока, Вань!» – «Э… У тебя кровь?»), а затем в ванную. Пока я перебегал из одной комнаты в другую, Лев спросил:
– Я могу рассказать Славе, что случилось? В смысле, вообще все.
– Конечно! – легкомысленно бросил я, запершись в ванной.
Пока я стоял под горячим душем, смывая с лица (и даже с волос) капли крови, мне не было слышно, о чем говорят родители, – и хорошо. Не хотелось снова переживать те события, пускай даже в чужом пересказе. Выбравшись из ванны, я переоделся в чистую одежду и подошел к раковине, чтобы почистить зубы. Теперь до меня начали долетать обрывки разговора.
– У него и так проблемы с насилием, как можно было додуматься дать ему биту? Ты даже не понимаешь, насколько это нездорово! – Это, конечно, Слава злился.
– А по-моему, это самое здоровое насилие, что когда-либо было в его жизни, – отвечал Лев.
Меня удивило, как спокойно он держится.
– Насилие не может быть здоровым.
– Думай что хочешь, мне плевать. Я, по крайней мере, хоть что-то сделал.
– Так я вообще об этом не знал!
– А если бы знал, то что? – раздражался Лев. – В полицию ты пойти не можешь. Что тогда?
Слава долго молчал. Я закончил чистить зубы, но еще раз нанес пасту на зубную щетку – хотелось достать ею до самого горла, чтобы это противное послевкусие тошноты пропало.
– Видимо, ничего, – заключил Лев. – Ничего бы ты не сделал. Молодец, хороший папа.
Какое-то время то ли стояла тишина, то ли Слава говорил так тихо, что у меня ничего не получалось разобрать. Потом послышался голос Льва:
– Ты сам послушай запись. Поймешь меня.
Я выкрутил воду в кране на полную, а то мало ли… Я не хотел снова слушать тот разговор, не хотел опять блевать, а потом чистить зубы в третий, четвертый и пятый раз.
Я прополоскал рот и, выждав минуту-другую, осторожно приоткрыл дверь ванной.
Снаружи происходило странное: родители почти обнимались. Слава стоял, спиной подпирая комод, а Лев, опершись на крышку, зажал его между своих рук, как в ловушке. Ну то есть это не выглядело настоящей ловушкой, их лица были очень близко друг к другу (Лев при этом что-то негромко говорил, а Слава слушал без всякого сопротивления), так что, я думаю, все происходило добровольно. Когда я прикрыл дверь ванной, та хлопнула, и родители отпрянули друг от друга, словно делали что-то неприличное.
Переведя взгляд с одного на другого, я пожал плечами.
– Да ладно, продолжайте.
Но они не продолжили. Лев неестественно бодро спросил:
– Ты готов?