Окна во двор
Часть 108 из 121 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Я и не плачу! И я не трусишка! Мне не слабо! Пойдем, где там это делают!
Папа, испугавшись, что перегнул палку, начал сдавать назад:
– Ваня, все нормально, ты не трусишка, можешь ничего не прокалывать, если не хочешь.
– Теперь хочу! Пойдем!
И он сердито зашагал впереди нас, повторяя под нос инструкцию администратора: прямо, прямо, прямо, потом налево…
Переглянувшись, мы со Львом пошли за ним. Папа сначала держал руки в карманах, а потом, спохватившись, вытащил их – лак и стразы тут же заблестели на солнце, привлекая внимание случайных прохожих.
Люди оборачивались, люди улыбались, люди недоумевали. Я думал, будет мучительно стыдно, или неловко, или страшно идти рядом с ним. Но было почему-то очень и очень гордо.
* * *
Дорога из салона красоты привела нас в тату-салон. Мы словно совершили перемещение из одной сказки в другую, из домика для Барби в пещеру для Кощея. В тесном полуподвальном помещении с низкими потолками несколько разукрашенных ребят со странными прическами набивали тату, делали пирсинг и валяли из волос дреды.
Лев уверенно сел на мягкую кушетку – как раз напротив девушки, демонстрирующей, как она достает одноразовую медицинскую иглу из стерильной упаковки. Игла оказалась полой внутри, выглядела массивно и больше напоминала сверло для дрели. Девушка вытащила ящик с одноразовыми инструментами, и стало еще страшнее – в ход пошли щипцы, по типу тех, какими стоматологи дергают зубы. Девушка объяснила, что это «зажим» и он блокирует сосуды с кровью, чтобы уменьшить кровотечение после. Ваня совсем поник и отошел в сторону, а в момент, когда игла прошла через мочку уха Льва, брат, зажмурившись, отвернулся. Отвернулся и уперся взглядом в парикмахерское кресло: на парня, чьи волосы скатывали в продолговатые куски грязи.
Ваня, забыв о своем страхе, протянул:
– Вау-у-у!
Льву в этот момент прокололи второе ухо и уже продевали небольшие серьги из хирургической стали. Я развернул Ваню за плечи и шутливо сказал:
– Все, можешь смотреть, кровь от стен отмыли.
Но брата уже не сильно интересовал пирсинг. Мельком оценив папино преображение, он тут же начал канючить:
– Я хочу такое! – и без стеснения ткнул пальцем в парня с грязными волосами.
– Дреды? – несколько устало уточнил Лев.
– Не знаю что это, но хочу! Это как у барабанщика!
Я поморщился, наблюдая, как «мастер по дредам» (у него так было написано на бейджике) катает волосы в руках.
– Это негигиенично, – заметил я.
Мне казалось, Лев скажет Ване то же самое, но папа провел рукой по волосам брата и несколько грустно заметил:
– Тебе не хватит длины.
В наш разговор вмешалась девушка-прокольщица-ушей. Она сказала:
– Можно сделать искусственные дреды из канеколона. Они безопасны и легко снимаются.
Ваня запружинил, как болванчик.
– Можно, можно, можно? – заумолял он, сцепив пальцы. – Ну пожалуйста!
– Можно, можно, можно, – в тон ему ответил Лев. – Все равно в школу не надо.
– Ну потом-то придется идти, – заметил я, несколько ошарашенный таким поворотом событий.
Лев ответил с несвойственной для себя легкомысленностью:
– Вот когда «потом» наступит, тогда об этом и подумаем.
У мастера по дредам тоже оказалась своя палитра: он вынес нам картонку с волосами, расположенными по кругу, – рядом с каждым образцом был закодирован цвет, а волосы можно было пощупать. Мы устроились на тесном диванчике возле входа и внимательнее рассмотрели образцы.
– Давай теперь я выберу цвет для тебя, – предложил Лев. – Вот этот.
Папа ткнул пальцем в суперрозовый образец под кодом F24–1. Все волосы нестандартных цветов обозначались буквой F и набором цифр. Лев сказал:
– У нас в медицине такими кодами психиатрические заболевания зашифрованы.
Ваня ответил, что выбранное Львом психиатрическое заболевание ему не подходит, и указал на F22 – темно-синий.
Папа с шутливой разочарованностью заметил:
– Это всего лишь два педика из десяти.
– Это вообще-то ноль педиков, – обиделся Ваня.
– Нет, два, – заспорил Лев. – Один – потому что это дреды, а нормальные мужики ходят бритыми под ноль пять, а второй – потому что ты выбираешь синий цвет, а не какой-нибудь скучный, типа русого.
Я поднял глаза на свою русую челку, постоянно спадающую на лицо, и поджал губы.
– Спасибо.
Ваня долго смотрел на Льва мокрыми глазами, потом сердито отдал ему палитру с образцами и, смахивая слезы, пробубнил:
– Тогда мне ничего не надо.
– Почему? – уточнил папа.
– Потому что я не педик.
– Значит, твоя классификация не работает?
– Не работает, – недовольно согласился Ваня.
– Тогда отмени ее, – предложил Лев.
– В смысле?
– Ты же ее сам придумал. Сам придумал – сам отмени. Если ничего лишнего не надумывать, можно обнаружить себя в мире, в котором не нужно ничего себе запрещать.
Ваня снова долгим взглядом посмотрел на Льва. Как мне показалось, нехорошим – будто вот-вот вскинется и опять скажет какую-нибудь обидную хрень. Но, мигнув, он вдруг смягчился, и его лицо расслабилось. Он деловито произнес:
– Тогда я отменяю.
– Отлично. Тогда никто не педик?
– Никто, – согласился Ваня.
– И Слава?
Брат замолчал, явно не желая вычеркивать Славу из этого списка. Но так хотелось синие волосы…
– И все равно Слава – гей, – сказал Ваня.
Лев кивнул, напоминая.
– Я тоже.
Брат пожал плечами.
– Ладно, если тебе так хочется.
Мы провели в салоне еще два часа – столько времени ушло на вплетение дредов в Ванины волосы. Льва угостили кофе, а меня – чаем, и мы по-светски пили из чашек на блюдечке, как два зануды-аристократа. Я смотрел на розовые блестящие ногти Льва и не испытывал никакого диссонанса со всем остальным его образом: казалось, так было всегда. Казалось, розовые ногти отлично сочетаются с берцами и рубашкой, как у лесоруба, – почему нет?
Время от времени он отвечал на Славины сообщения и каждый раз, читая их, улыбался как смущенный подросток. Странно, я так переживал, когда родители ругались, но теперь, глядя на эти милые переписки, испытывал тягостную тоску. И, кажется, зависть. Мне некому было написать о нашем путешествии – разве что Майло, но из-за разницы во времени он отвечал только на следующий день, и нормального разговора не получалось.
– Ты рассказал ему про ногти и пирсинг? – спросил я.
– Это сюрприз. – Лев загадочно улыбнулся.
– А Ванины дреды?
– Тоже сюрприз.
– Только у меня нет сюрприза, – вздохнул я.
– Ничего страшного, мы от тебя столько сюрпризов получаем, что не хватает только беременной одноклассницы. – Столкнувшись с моим удивленным взглядом, Лев поспешно добавил: – Я пошутил.
– Вам со мной сложно?
Теперь уже Лев удивился моему вопросу. Ответил, несколько смущаясь:
– Ну… Со всеми детьми бывает сложно.
– Всем со мной сложно, – заметил я.
Папа, испугавшись, что перегнул палку, начал сдавать назад:
– Ваня, все нормально, ты не трусишка, можешь ничего не прокалывать, если не хочешь.
– Теперь хочу! Пойдем!
И он сердито зашагал впереди нас, повторяя под нос инструкцию администратора: прямо, прямо, прямо, потом налево…
Переглянувшись, мы со Львом пошли за ним. Папа сначала держал руки в карманах, а потом, спохватившись, вытащил их – лак и стразы тут же заблестели на солнце, привлекая внимание случайных прохожих.
Люди оборачивались, люди улыбались, люди недоумевали. Я думал, будет мучительно стыдно, или неловко, или страшно идти рядом с ним. Но было почему-то очень и очень гордо.
* * *
Дорога из салона красоты привела нас в тату-салон. Мы словно совершили перемещение из одной сказки в другую, из домика для Барби в пещеру для Кощея. В тесном полуподвальном помещении с низкими потолками несколько разукрашенных ребят со странными прическами набивали тату, делали пирсинг и валяли из волос дреды.
Лев уверенно сел на мягкую кушетку – как раз напротив девушки, демонстрирующей, как она достает одноразовую медицинскую иглу из стерильной упаковки. Игла оказалась полой внутри, выглядела массивно и больше напоминала сверло для дрели. Девушка вытащила ящик с одноразовыми инструментами, и стало еще страшнее – в ход пошли щипцы, по типу тех, какими стоматологи дергают зубы. Девушка объяснила, что это «зажим» и он блокирует сосуды с кровью, чтобы уменьшить кровотечение после. Ваня совсем поник и отошел в сторону, а в момент, когда игла прошла через мочку уха Льва, брат, зажмурившись, отвернулся. Отвернулся и уперся взглядом в парикмахерское кресло: на парня, чьи волосы скатывали в продолговатые куски грязи.
Ваня, забыв о своем страхе, протянул:
– Вау-у-у!
Льву в этот момент прокололи второе ухо и уже продевали небольшие серьги из хирургической стали. Я развернул Ваню за плечи и шутливо сказал:
– Все, можешь смотреть, кровь от стен отмыли.
Но брата уже не сильно интересовал пирсинг. Мельком оценив папино преображение, он тут же начал канючить:
– Я хочу такое! – и без стеснения ткнул пальцем в парня с грязными волосами.
– Дреды? – несколько устало уточнил Лев.
– Не знаю что это, но хочу! Это как у барабанщика!
Я поморщился, наблюдая, как «мастер по дредам» (у него так было написано на бейджике) катает волосы в руках.
– Это негигиенично, – заметил я.
Мне казалось, Лев скажет Ване то же самое, но папа провел рукой по волосам брата и несколько грустно заметил:
– Тебе не хватит длины.
В наш разговор вмешалась девушка-прокольщица-ушей. Она сказала:
– Можно сделать искусственные дреды из канеколона. Они безопасны и легко снимаются.
Ваня запружинил, как болванчик.
– Можно, можно, можно? – заумолял он, сцепив пальцы. – Ну пожалуйста!
– Можно, можно, можно, – в тон ему ответил Лев. – Все равно в школу не надо.
– Ну потом-то придется идти, – заметил я, несколько ошарашенный таким поворотом событий.
Лев ответил с несвойственной для себя легкомысленностью:
– Вот когда «потом» наступит, тогда об этом и подумаем.
У мастера по дредам тоже оказалась своя палитра: он вынес нам картонку с волосами, расположенными по кругу, – рядом с каждым образцом был закодирован цвет, а волосы можно было пощупать. Мы устроились на тесном диванчике возле входа и внимательнее рассмотрели образцы.
– Давай теперь я выберу цвет для тебя, – предложил Лев. – Вот этот.
Папа ткнул пальцем в суперрозовый образец под кодом F24–1. Все волосы нестандартных цветов обозначались буквой F и набором цифр. Лев сказал:
– У нас в медицине такими кодами психиатрические заболевания зашифрованы.
Ваня ответил, что выбранное Львом психиатрическое заболевание ему не подходит, и указал на F22 – темно-синий.
Папа с шутливой разочарованностью заметил:
– Это всего лишь два педика из десяти.
– Это вообще-то ноль педиков, – обиделся Ваня.
– Нет, два, – заспорил Лев. – Один – потому что это дреды, а нормальные мужики ходят бритыми под ноль пять, а второй – потому что ты выбираешь синий цвет, а не какой-нибудь скучный, типа русого.
Я поднял глаза на свою русую челку, постоянно спадающую на лицо, и поджал губы.
– Спасибо.
Ваня долго смотрел на Льва мокрыми глазами, потом сердито отдал ему палитру с образцами и, смахивая слезы, пробубнил:
– Тогда мне ничего не надо.
– Почему? – уточнил папа.
– Потому что я не педик.
– Значит, твоя классификация не работает?
– Не работает, – недовольно согласился Ваня.
– Тогда отмени ее, – предложил Лев.
– В смысле?
– Ты же ее сам придумал. Сам придумал – сам отмени. Если ничего лишнего не надумывать, можно обнаружить себя в мире, в котором не нужно ничего себе запрещать.
Ваня снова долгим взглядом посмотрел на Льва. Как мне показалось, нехорошим – будто вот-вот вскинется и опять скажет какую-нибудь обидную хрень. Но, мигнув, он вдруг смягчился, и его лицо расслабилось. Он деловито произнес:
– Тогда я отменяю.
– Отлично. Тогда никто не педик?
– Никто, – согласился Ваня.
– И Слава?
Брат замолчал, явно не желая вычеркивать Славу из этого списка. Но так хотелось синие волосы…
– И все равно Слава – гей, – сказал Ваня.
Лев кивнул, напоминая.
– Я тоже.
Брат пожал плечами.
– Ладно, если тебе так хочется.
Мы провели в салоне еще два часа – столько времени ушло на вплетение дредов в Ванины волосы. Льва угостили кофе, а меня – чаем, и мы по-светски пили из чашек на блюдечке, как два зануды-аристократа. Я смотрел на розовые блестящие ногти Льва и не испытывал никакого диссонанса со всем остальным его образом: казалось, так было всегда. Казалось, розовые ногти отлично сочетаются с берцами и рубашкой, как у лесоруба, – почему нет?
Время от времени он отвечал на Славины сообщения и каждый раз, читая их, улыбался как смущенный подросток. Странно, я так переживал, когда родители ругались, но теперь, глядя на эти милые переписки, испытывал тягостную тоску. И, кажется, зависть. Мне некому было написать о нашем путешествии – разве что Майло, но из-за разницы во времени он отвечал только на следующий день, и нормального разговора не получалось.
– Ты рассказал ему про ногти и пирсинг? – спросил я.
– Это сюрприз. – Лев загадочно улыбнулся.
– А Ванины дреды?
– Тоже сюрприз.
– Только у меня нет сюрприза, – вздохнул я.
– Ничего страшного, мы от тебя столько сюрпризов получаем, что не хватает только беременной одноклассницы. – Столкнувшись с моим удивленным взглядом, Лев поспешно добавил: – Я пошутил.
– Вам со мной сложно?
Теперь уже Лев удивился моему вопросу. Ответил, несколько смущаясь:
– Ну… Со всеми детьми бывает сложно.
– Всем со мной сложно, – заметил я.