Окна во двор
Часть 102 из 121 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Цианистый калий, – негромко сказал я.
Лев слегка шевельнул бровями, словно пытался сдержать удивление. Попросил:
– А можешь принести?
– Зачем? – испугался я.
– Никогда не видел цианистый калий. Мне интересно.
Я медлил, не двигаясь с места. Папа вздохнул.
– Да ладно, я давно в курсе, можешь показать.
Я встал с корточек, и у меня по-старчески загудели колени. Прихрамывая, двинулся к машине, прикидывая, можно ли как-то выкрутиться из этого положения. Перепрятать? Выкинуть? Все отрицать?
Я несколько раз обернулся на Льва. Не похоже было, что он злится.
Открыв багажник, я выгреб заваленный Ваниными вещами рюкзак и расстегнул большой отдел. Медленно и последовательно вытащил все вещи, пока не добрался до дна. Пакетик был на месте.
Положив его на ладонь, я начал слегка подбрасывать его в руке, поглядывая на отца. Что, вот так просто сдаться с поличным? В душе у меня теплилась надежда, что, раз Лев так долго об этом знает, но молчит, может, он и не против вовсе. Может, он хочет предложить план получше моего?
Я вернулся к костру, сжимая яд в руке. Когда Лев обернулся ко мне, я протянул ему пакетик на раскрытой ладони. Он, не слишком аккуратничая, взял его указательным и большим пальцем и потряс в воздухе. Спросил тоном следователя:
– Где ты это взял?
– Купил.
– У кого?
– Нашел продавца в инете.
– И сколько заплатил?
– Косарь.
– Косарь чего?
Я удивился вопросу. Откуда у меня может быть другая валюта?
– Рублей.
У Льва губы дрогнули, словно он хочет улыбнуться. Не скрывая легкой насмешки, он переспросил:
– Рублей?
Я кивнул, не понимая его реакции.
– То есть ты хочешь сказать, что любой школьник, пару раз сэкономив на завтраках, может купить в инете цианистый калий за косарь?
Теперь, когда папа вслух проговорил мои действия, я уже не был уверен, что хочу так сказать. С каждой секундой все сильнее закрадывалось ощущение, что это похоже на бред, но раньше, до этого разговора, правдоподобность такого расклада не вызывала у меня сомнений.
– Ну я же купил… – тихо ответил я, цепляясь за последние крупицы логики в своем поступке.
Папа задумчиво раскрыл пакетик и высыпал его содержимое на ладонь левой руки. Я вздрогнул, потому что не был уверен, что безопасно контактировать с ядом вот так – напрямую. Мне хотелось осторожно предупредить его, что, может, не стоит так делать, но Лев неожиданно ткнул в белую горстку указательным пальцем другой руки и попробовал мелкие кристаллы на вкус. Я с ужасом вспомнил, что даже мизерные дозы цианида могут привести к смерти, и вскрикнул:
– Ты чего, не надо!
Лев невозмутимо посмотрел на меня и безапелляционно заявил:
– Это соль.
Я не поверил своим ушам.
– Соль? Ты уверен?
– Да, абсолютно. Это соль.
Папа поднялся и стряхнул ее с рук, в пожухлую траву.
– А цианид не может быть соленым? – неуверенно спросил я.
– Цианид не может стоить косарь, – усмехнулся Лев.
Я растерянно смотрел на него, пытаясь убедиться, что никаких признаков умирания не наступает. И тем не менее я сказал:
– Зря ты это сделал, это могло быть опасно, а мы тут вообще-то одни вдали от цивилизации.
Лев, будто не слушая меня, несколько расстроенно заглянул в костер.
– Зря я выкинул соль, у нас же картошка.
Я почувствовал себя полным придурком. Что бы я, получается, сделал? Пересолил Артуру еду? Ну ничего себе, какая жестокая месть насильнику.
От осознания абсурдности всей ситуации мне захотелось расплакаться. Я бы, наверное, так и поступил, если бы из палатки не выбрался сонный Ваня. Своим появлением он сразу разрядил атмосферу, мы с папой сделали вид, что никакие убийства и яды не обсуждали. Лев выразительно посмотрел на меня, давая понять, что к этому разговору мы еще вернемся, и обратился к Ване:
– Доброе утро. Есть будешь?
Он показал брату на костер. Тот, схватив палочку, раскопал клубни и восторженно заговорил:
– Вау! В золе! Вся такая черная! Вау!
Мы вытащили из багажника складной столик и стулья. Я с досадой подумал, что по такому набору мебели можно было и раньше догадаться, что нас ждет ночевка на природе, но я предпочитал упорно не замечать суровой правды. Лев вручил Ване одноразовую посуду, и он, пародируя официанта, с комичной серьезностью расставил на столе тарелки.
Мы с папой ели как нормальные люди, используя пластиковые ножи и вилки, а Ваня ел руками. Он брал пальцами горячий клубень и начинал перебрасывать его из одной руки в другую, как жонглер, потом быстро откусывал приличный кусок (прямо с подгоревшей кожурой) и замирал с открытым ртом, часто дыша, потому что «арячо!». Рот у него быстро измазался сажей.
Лев отошел к машине, порылся в багажнике и вернулся со спичечным коробком. Сказал:
– Я нашел соль. Кому-нибудь надо?
– Мне, – я протянул руку.
Лев, ехидно улыбнувшись, сказал:
– Косарь.
– Не смешно.
– А по-моему, смешно.
И он правда засмеялся, садясь на свое место. Положил передо мной коробок.
– Ладно, не обижайся.
Я уже успел надуться, поэтому не спешил брать коробок в руки. Сделал вид, что мне не очень-то и надо.
До самого вечера никакие другие туристы нас не беспокоили. Несколько раз мимо проезжали внедорожники, но даже не притормаживали – наверное, это были такие же, как мы, путешественники-интроверты в поисках уединенного места. Мне нравилось, что Лев так далеко с нами забрался и мы недосягаемы для всякого рода суеты, но отсутствие связи, цивилизации и недоступность медицинской помощи (особенно в ситуации, когда один из нас потенциально глотнул яду) все-таки тревожили.
Так или иначе, суета нас настигла. Она подкралась к нам в лице пеших туристов (или не туристов – черт знает, кто они были): группа молодых людей в количестве семи человек позарились на наш пляж. Ну, я считал, что он «наш», что, если на пляже уже есть чей-то лагерь, иди ищи себе другой на расстоянии не меньше километра – разве не о таком гласит походный этикет? Или нет никакого этикета? В любом случае я его придумал, и теперь он есть: палатки в десяти метрах от чьего бы то ни было лагеря расставлять нельзя! А они именно это и сделали: расставили палатки в десяти метрах от нас. Еще и поздоровались, как будто это что-то нормальное, как будто это поступок адекватных людей.
Четверо девушек и трое парней. Все выглядели не старше двадцати пяти лет. У некоторых были разукрашенные лица: черные полосы на щеках, подбородке, лбу. Они были причудливо одеты в длинные цветастые балахоны, даже парни будто бы в платьях. У одного из них, с длинными дредами до плеч, был барабан в форме кубка, и он постоянно отстукивал на нем ритмы.
Пока я недовольно косился на нарушителей тишины, Ваня завороженно наблюдал за этим парнем. И, наверное, даже сам не замечал, как повторяет за ним его движения – бьет себя в таком же ритме по коленям.
Ваня следил за волосатым хиппи, Лев – за Ваней, я – за ними всеми, и наконец Лев спросил у Вани:
– Нравится барабан?
Тот, не отрываясь от быстрых движений смуглых рук (в татуировках с непонятным орнаментом), закивал.
Лев предложил:
– Подойди, попроси поиграть.
– А можно?
– Можно.
Ваня не задумываясь вскочил и отправился к чужому лагерю. Я позавидовал: какой простой. Если бы мне что-то понравилось у другого человека, я бы целую вечность мялся, но ни за что бы не подошел к нему.
И минуты не прошло, как брат заполучил барабан и начал отстукивать на нем свою мелодию – и такую ритмичную, что парень, кажется, обзавидовался. Они о чем-то переговаривались, я не слышал, но представлял, как он спрашивает у Вани, где тот научился выстукивать такие шедевры. А Ваня отвечает: «Я – музыкант».
Надеюсь, он так ему и сказал.
Лев, наблюдая за этим, задумчиво произнес:
– Чувство ритма осталось.
– И что это значит?
Лев слегка шевельнул бровями, словно пытался сдержать удивление. Попросил:
– А можешь принести?
– Зачем? – испугался я.
– Никогда не видел цианистый калий. Мне интересно.
Я медлил, не двигаясь с места. Папа вздохнул.
– Да ладно, я давно в курсе, можешь показать.
Я встал с корточек, и у меня по-старчески загудели колени. Прихрамывая, двинулся к машине, прикидывая, можно ли как-то выкрутиться из этого положения. Перепрятать? Выкинуть? Все отрицать?
Я несколько раз обернулся на Льва. Не похоже было, что он злится.
Открыв багажник, я выгреб заваленный Ваниными вещами рюкзак и расстегнул большой отдел. Медленно и последовательно вытащил все вещи, пока не добрался до дна. Пакетик был на месте.
Положив его на ладонь, я начал слегка подбрасывать его в руке, поглядывая на отца. Что, вот так просто сдаться с поличным? В душе у меня теплилась надежда, что, раз Лев так долго об этом знает, но молчит, может, он и не против вовсе. Может, он хочет предложить план получше моего?
Я вернулся к костру, сжимая яд в руке. Когда Лев обернулся ко мне, я протянул ему пакетик на раскрытой ладони. Он, не слишком аккуратничая, взял его указательным и большим пальцем и потряс в воздухе. Спросил тоном следователя:
– Где ты это взял?
– Купил.
– У кого?
– Нашел продавца в инете.
– И сколько заплатил?
– Косарь.
– Косарь чего?
Я удивился вопросу. Откуда у меня может быть другая валюта?
– Рублей.
У Льва губы дрогнули, словно он хочет улыбнуться. Не скрывая легкой насмешки, он переспросил:
– Рублей?
Я кивнул, не понимая его реакции.
– То есть ты хочешь сказать, что любой школьник, пару раз сэкономив на завтраках, может купить в инете цианистый калий за косарь?
Теперь, когда папа вслух проговорил мои действия, я уже не был уверен, что хочу так сказать. С каждой секундой все сильнее закрадывалось ощущение, что это похоже на бред, но раньше, до этого разговора, правдоподобность такого расклада не вызывала у меня сомнений.
– Ну я же купил… – тихо ответил я, цепляясь за последние крупицы логики в своем поступке.
Папа задумчиво раскрыл пакетик и высыпал его содержимое на ладонь левой руки. Я вздрогнул, потому что не был уверен, что безопасно контактировать с ядом вот так – напрямую. Мне хотелось осторожно предупредить его, что, может, не стоит так делать, но Лев неожиданно ткнул в белую горстку указательным пальцем другой руки и попробовал мелкие кристаллы на вкус. Я с ужасом вспомнил, что даже мизерные дозы цианида могут привести к смерти, и вскрикнул:
– Ты чего, не надо!
Лев невозмутимо посмотрел на меня и безапелляционно заявил:
– Это соль.
Я не поверил своим ушам.
– Соль? Ты уверен?
– Да, абсолютно. Это соль.
Папа поднялся и стряхнул ее с рук, в пожухлую траву.
– А цианид не может быть соленым? – неуверенно спросил я.
– Цианид не может стоить косарь, – усмехнулся Лев.
Я растерянно смотрел на него, пытаясь убедиться, что никаких признаков умирания не наступает. И тем не менее я сказал:
– Зря ты это сделал, это могло быть опасно, а мы тут вообще-то одни вдали от цивилизации.
Лев, будто не слушая меня, несколько расстроенно заглянул в костер.
– Зря я выкинул соль, у нас же картошка.
Я почувствовал себя полным придурком. Что бы я, получается, сделал? Пересолил Артуру еду? Ну ничего себе, какая жестокая месть насильнику.
От осознания абсурдности всей ситуации мне захотелось расплакаться. Я бы, наверное, так и поступил, если бы из палатки не выбрался сонный Ваня. Своим появлением он сразу разрядил атмосферу, мы с папой сделали вид, что никакие убийства и яды не обсуждали. Лев выразительно посмотрел на меня, давая понять, что к этому разговору мы еще вернемся, и обратился к Ване:
– Доброе утро. Есть будешь?
Он показал брату на костер. Тот, схватив палочку, раскопал клубни и восторженно заговорил:
– Вау! В золе! Вся такая черная! Вау!
Мы вытащили из багажника складной столик и стулья. Я с досадой подумал, что по такому набору мебели можно было и раньше догадаться, что нас ждет ночевка на природе, но я предпочитал упорно не замечать суровой правды. Лев вручил Ване одноразовую посуду, и он, пародируя официанта, с комичной серьезностью расставил на столе тарелки.
Мы с папой ели как нормальные люди, используя пластиковые ножи и вилки, а Ваня ел руками. Он брал пальцами горячий клубень и начинал перебрасывать его из одной руки в другую, как жонглер, потом быстро откусывал приличный кусок (прямо с подгоревшей кожурой) и замирал с открытым ртом, часто дыша, потому что «арячо!». Рот у него быстро измазался сажей.
Лев отошел к машине, порылся в багажнике и вернулся со спичечным коробком. Сказал:
– Я нашел соль. Кому-нибудь надо?
– Мне, – я протянул руку.
Лев, ехидно улыбнувшись, сказал:
– Косарь.
– Не смешно.
– А по-моему, смешно.
И он правда засмеялся, садясь на свое место. Положил передо мной коробок.
– Ладно, не обижайся.
Я уже успел надуться, поэтому не спешил брать коробок в руки. Сделал вид, что мне не очень-то и надо.
До самого вечера никакие другие туристы нас не беспокоили. Несколько раз мимо проезжали внедорожники, но даже не притормаживали – наверное, это были такие же, как мы, путешественники-интроверты в поисках уединенного места. Мне нравилось, что Лев так далеко с нами забрался и мы недосягаемы для всякого рода суеты, но отсутствие связи, цивилизации и недоступность медицинской помощи (особенно в ситуации, когда один из нас потенциально глотнул яду) все-таки тревожили.
Так или иначе, суета нас настигла. Она подкралась к нам в лице пеших туристов (или не туристов – черт знает, кто они были): группа молодых людей в количестве семи человек позарились на наш пляж. Ну, я считал, что он «наш», что, если на пляже уже есть чей-то лагерь, иди ищи себе другой на расстоянии не меньше километра – разве не о таком гласит походный этикет? Или нет никакого этикета? В любом случае я его придумал, и теперь он есть: палатки в десяти метрах от чьего бы то ни было лагеря расставлять нельзя! А они именно это и сделали: расставили палатки в десяти метрах от нас. Еще и поздоровались, как будто это что-то нормальное, как будто это поступок адекватных людей.
Четверо девушек и трое парней. Все выглядели не старше двадцати пяти лет. У некоторых были разукрашенные лица: черные полосы на щеках, подбородке, лбу. Они были причудливо одеты в длинные цветастые балахоны, даже парни будто бы в платьях. У одного из них, с длинными дредами до плеч, был барабан в форме кубка, и он постоянно отстукивал на нем ритмы.
Пока я недовольно косился на нарушителей тишины, Ваня завороженно наблюдал за этим парнем. И, наверное, даже сам не замечал, как повторяет за ним его движения – бьет себя в таком же ритме по коленям.
Ваня следил за волосатым хиппи, Лев – за Ваней, я – за ними всеми, и наконец Лев спросил у Вани:
– Нравится барабан?
Тот, не отрываясь от быстрых движений смуглых рук (в татуировках с непонятным орнаментом), закивал.
Лев предложил:
– Подойди, попроси поиграть.
– А можно?
– Можно.
Ваня не задумываясь вскочил и отправился к чужому лагерю. Я позавидовал: какой простой. Если бы мне что-то понравилось у другого человека, я бы целую вечность мялся, но ни за что бы не подошел к нему.
И минуты не прошло, как брат заполучил барабан и начал отстукивать на нем свою мелодию – и такую ритмичную, что парень, кажется, обзавидовался. Они о чем-то переговаривались, я не слышал, но представлял, как он спрашивает у Вани, где тот научился выстукивать такие шедевры. А Ваня отвечает: «Я – музыкант».
Надеюсь, он так ему и сказал.
Лев, наблюдая за этим, задумчиво произнес:
– Чувство ритма осталось.
– И что это значит?