Охотники и чудовища

Баронесса прошлась по комнате, бегло осмотрела смятые простыни, хмыкнула негромко.

— Я ему верю больше, чем он себе.

— Что это значит? Зачем ты здесь?! — Сжав руки в кулаки, посмотрела на Ансаю. В ее блеклые, будто выцветшие глаза, в невыразительные черты лица.

— Чтобы рассказать, дорогая, о том, что будет дальше. С ним. С тобой. С вами обоими. — Она не спеша стянула перчатки, плотно облегавшие ее длинные тонкие пальцы. Внимательно огляделась, как будто в поисках чего-то, а заметив графин с вином, подошла к нему и наполнила бокал до краев. — Ты, наверное, до сих пор ломаешь голову, гадая, как оказалась на Шаресе, почему заняла ее место.

— И ты великодушно поделишься со мной ответами?

— Поделюсь. — Передернув острыми плечиками, баронесса с комфортом разместилась в кресле, протянув к огню свободную руку. — Это я тебя призвала, дорогая. Ладно, не я, а маг, которому щедро заплатила за то, чтобы отыскал дочь Адельвейна и вернул ее в лоно семьи.

— Что, прости?

— Нет, милая, ты не ослышалась. Ты действительно дочь Натана и той твари… — Ансая скривилась, словно вместо вина хлебнула кислоты. — Елены. Безумной хищницы.

После этих слов мне захотелось сползти обратно на пол, потому что ноги не держали. Или эта женщина сумасшедшая, или… ничего не понимаю…

— Объясни!

— Почему бы и нет? — хмыкнула ее милость. — Я ведь за тем сюда и пришла. — Снова пригубив вина, она произнесла: — Видишь ли, Натан всегда был слабаком. Он не любил охотиться на иномирян, не любил убивать. Он не был хальдагом в полном смысле этого слова, не был воином. В этом они с моим мужем похожи, даром, что ли, родственники? Два мягкотелых идиота!

Твой отец погиб, расплачиваясь за собственные ошибки и грехи, а мой муж так ничего и не добился в жизни. Пытался, стремился, все куда-то рвался, но… Некоторым предначертано парить высоко в небе, а иным, как мой Нейтон, ползать по земле.

— Какое отношение имеет ко мне твой муж? — перебила я ее нетерпеливо, не понимая, зачем она мне все это говорит.

— Нейтон? — переспросила Ансая, иронично улыбаясь. — Совершенно никакого. Зато к тебе имеет отношение кое-кто другой. Но наберись терпения, дорогая, и выслушай меня. История действительно интересная. Захватывающая, животрепещущая. А главное, жизненная. К тому же она станет последней, которую ты услышишь.

Опустившись на кушетку в изножье кровати, я застыла, впитывая в себя каждое слово моей, кажется, родственницы.

— Много лет назад я влюбилась в одного красавца-маркиза. Его звали Кристох. Скажу тебе по секрету, он был самым лучшим мужчиной на свете. В то время я уже была замужем за кузеном твоего отца. За человеком, который не вызывал во мне никаких чувств, кроме одного-единственного — раздражения.

Когда мы только поженились, Нейтон еще пытался хоть чего-то достигнуть в жизни. В те далекие времена он входил в свиту посла Харраса, вместе с ним путешествовал по заморским королевствам. А я… Я скучала в глуши одна. Молодая, красивая, одинокая. Скучала по придворной жизни, по балам и пиршествам. Но встреча с Кристохом все изменила, моя жизнь снова наполнилась смыслом. Я влюбилась. Слепо, безумно, страстно. Растворилась в этом чувстве, потерялась, а очнулась только когда осознала, что ношу под сердцем его дитя.

Выдать ребенка за дитя Нейтона я не могла — мужа к тому времени уже почти год не было в Харрасе. Убить? Частицу моего Кристоха, плод нашей любви? Нет, я бы не смогла потом с этим жить. Я решила оставить ребенка. А маркиз… — Ансая горько усмехнулась. — Узнав правду, решил оставить меня.

Мне было плохо, так больно, как не было никогда, но я нашла в себе силы и выносила наше дитя, родила. Вот только стать ему матерью я не могла. Пришлось отдать Марису безродной крестьянке и пообещать, что буду платить ей исправно за то, чтобы заботилась о моей малышке и растила ее, как свою собственную.

Допив вино, Ансая поднялась, чтобы снова наполнить бокал. И нока его наполняла, продолжала погружаться в воспоминания:

— Думала, что смогу отпустить, забуду, а время все вылечит, но нет! И мой ребенок, и мой любимый навсегда остались в моей жизни и в моем сердце.

Даже когда Нейтон вернулся и забрал меня в столицу, ко двору, я не могла перестать думать о дочери. Когда появлялась возможность, навещала. Следила за ней украдкой, наблюдала. Любовалась и радовалась, в какое очаровательное создание она превращается.

К сожалению, навещать Марису получалось нечасто. Я боялась, что муж начнет о чем-то подозревать, да и когда тебя подхватывает вихрь придворной жизни, очень сложно из него вырваться.

Я почти смирилась с таким укладом, почти успокоилась, нока однажды королевский двор не потрясло страшное известие — двоюродный брат Нейтона, граф Адельвейн, женился и несколько лет благополучно жил с нэймессой.

Нет, его я совсем не жалела, да и до его шлюхи мне не было дела. Убили ее? Что ж, так ей и надо. Мятежника привезли на казнь? Пусть ответит за свое предательство!

Вот только с мятежником привезли и его дочь — дитя чудовища. Король собирался уничтожить и ее, и я, как и большинство придворных, полностью разделяла его решение. Разделяла и поддерживала. До тех самых пор, пока в белокурой трехлетней малышке не узнала свою Марису.

Голос баронессы понизился до глухого шепота, стал похожим на шипение ядовитой змеи:

— Словами не передать, что я тогда пережила! Валялась у покойной королевы в ногах, умоляя ее смиловаться, сжалиться над невинным дитя. Ее величество не удивилась моим мольбам — мы ведь с Адельвейном были родственниками. Я даже готова была пойти на отчаянный шаг — раскрыть правду о происхождении Марисы, тем самым заклеймив себя падшей женщиной, презренной прелюбодейкой, но, хвала Созидательнице, королева меня услышала и убедила Рейкерда не убивать малышку. Вместо этого ее на долгие годы, как преступницу, заперли в забытой богиней и людьми обители.

— Я не понимаю… Если я дочь графа, как ты мне только что заявила, то почему убить собирались твою Марису?

— Я тоже сначала не понимала, — с досадой процедила Ансая. Рука ее дрогнула, и капли вина пролились на светлую юбку, но баронесса этого даже не заметила. — Долгое время задавалась вопросом, какое отношение моя дочь имеет к мятежнику и иномирскому чудовищу. Уже потом, когда смогла вырваться из Ладерры и допросить дрянь, которой поручила заботиться о дочери, узнала, что Адельвейн попросту купил у нее моего ребенка. Заплатил за него мешок золота, а эта тварь ее продала!

— Зачем графу… моему отцу было ее покупать?

Почему-то я сразу поверила Ансаи. Не знаю, но внутри вдруг поселилась уверенность, что Натан и Елена действительно мои родители.

— Потому что он не желал рисковать тобой, Филиппа. Боялся везти в столицу тебя, но готов был пожертвовать жизнью чужого ребенка. Не только твоя мать, но и твой отец был чудовищем! — Баронесса глубоко вздохнула, пытаясь совладать с чувствами, а потом продолжила, почти спокойно, хоть у меня внутри все сжалось от ненависти, сквозившей в ее голосе. — Несколько лет назад мне на глаза случайно попался дневник Елены (мы уже тогда жили в замке Адельвейнов). Твоя мать писала, что ведение дневника ее отвлекало. От голода и безумия, которое с каждым днем, месяцем и годом все больше ее одолевало.

Ее записи пролили свет на многие вопросы. В частности, на тот, что не давало мне покоя, — о моей Марисе. Оказывается, до короля начали доходить слухи, что его подданный, граф Адельвейн, увиливает от своих обязанностей. Он не желал охотиться на чудовищ, отказывался от заданий, а если за них и брался, то зачастую «упускал» свою жертву, и тогда какому-нибудь другому хальдагу приходилось заканчивать охоту, которую так бездарно провалил Натан. Да и его внезапная тайная женитьба, нежелание брать асави и жизнь отшельника в родовом замке настораживали.

Из дневника я узнала, что он искал способ вернуть Елену в ее мир. Адельвейны могли похвастаться богатой библиотекой, почти не уступавшей королевской. Так, по крохам собирая информацию из древних писаний хальдагов, Натан выяснил, как отправить жену обратно. Он и сам собирался покинуть Шарес, чтобы прожить жизнь на Земле с тобой и с ней.

Переместить всех сразу он был не в состоянии — слишком к тому времени ослаб, подпитывая эту иномирскую тварь. Думал отправить на Землю сначала Елену, но она настояла, чтобы ты была первой.

Ансая продолжала говорить, а я слушала ее, не перебивая, и, кажется, даже не дышала, с жадностью ловя каждое ее слово. Если бы у моего отца было чуть больше времени… Если бы не вмешался Рейкерд…


— Как раз в то время Натан получил от короля настойчивое приглашение — приказ немедля явиться в Ладерру с супругой и дочерью. Елену он взять не мог — она уже была не в состоянии путешествовать и уж точно не могла предстать перед Стальными лордами, а везти тебя Натан побоялся. Все уже было готово для ритуала, и твоя мамаша настояла, чтобы он скорее переправил тебя в ее родной мир. Что граф и сделал, после чего купил мою Марису, собираясь выдать ее за свою дочь Филиппу. Быть может, и жену бы себе новую прикупил, чтобы представить ее ко двору, да только гнусная правда о его предательстве раскрылась даже раньше, чем он успел покинуть пределы замка, и графа арестовали.

Баронесса довольно улыбнулась, всем своим видом показывая, что вот это-то воспоминание ей нравилось. Нравилось думать о том, как страдали мои бедные родители.

— Елену убили сразу. Твой любимый и убил, повинуясь приказу его величества. Натана доставили в столицу вместе с ребенком, которого ошибочно приняли за его дочь. В той неразберихе, что начала твориться в замке после нападения хальдагов и пожара, слуги даже не сообразили, кого потащили в столицу. А граф и не думал отрицать, что это его дитя. Возможно, боялся, что узнав правду, тебя начнут искать, а может, к тому времени уже был не в состоянии ворочать языком. Как бы там ни было, но он разрушил моей дочери жизнь.

— Не думаю, что в обители было хуже, чем в крестьянской лачуге, — не сдержавшись, заметила я.

— Не думаешь? — Ансая ядовито фыркнула. — То есть, по-твоему, легко жить с клеймом «дочь чудовища»? Мариса росла изгоем! Воспитанницы ее сторонились, служительницы жестоко наказывали за малейшую провинность, будто в ней жили шерты, сама тьма, которую они пытались, но никак не могли из нее изгнать. Для них она была уродом и выродком. Пленница обители и чужого имени!

Упреки, обвинения, брошенные с яростью и неистощимой ненавистью. Ансая действительно считала виновником всех своих бед моего отца, а теперь вот решила отомстить ему через меня.

— Если твоя дочь так страдала, почему же ты, ее мать, не прекратила эти страдания? Рассказала бы правду, как сейчас рассказываешь мне, и забрала бы ее из этой вашей религиозной тюрьмы.

— Забрала куда? — Баронесса раздраженно вскинулась и зло скривилась. — Думаешь, Нейтон позволил бы мне приютить незаконнорожденного ребенка? Да он не хотел видеть в своем доме даже Филиппу, дочь двоюродного брата, не говоря уже о дочери моего любовника! Я бы лишилась всего. От меня бы отрекся муж, общество, дети. Да и мне могли попросту не поверить.

Пришлось терпеть, ждать и надеться, что когда-нибудь моя Мариса станет свободной. А потом Нейтон все чаще стал заговаривать о посетившей его идее: он желал выдать Филиппу за Карела, чтобы наш сын унаследовал титул графа. Как ты понимаешь, я не могла допустить этот кровосмесительный союз. Как и не могла отказаться от мести Натану Адельвейну.

— Тому, кого казнили много лет назад? — с горькой усмешкой уточнила я.

— Через ту, что была жива! По крайней мере, я надеялась, что ты выжила в другом мире. Идя по следам Адельвейна, я выяснила, как разыскать на Земле его кровь и плоть и как призвать тебя на Шарес. Дальше дело оставалось за малым — заручиться помощью сильного мага, который будет держать язык за зубами. Такой маг у меня имелся. Я ведь в свое время блистала при дворе и имела немало друзей, — снова не преминула похвастаться разлюбезная тетушка.

— Про то, что блистала, пока родная дочь росла при свинарнике, — это я уже поняла.

Ансая смерила меня раздраженным взглядом, но останавливаться не стала. Было видно, ей нравится рассказывать, хвастаться, делиться со мной своими достижениями на злодейском поприще.

— Время от времени с помощью одного хитрого артефакта я тайком навещала Марису в обители. О наших встречах никто не догадывался. Ни мой муж, ни служительницы Созидательницы. От дочери я узнала, что она оказалась в очень опасной ситуации. И все снова из-за тебя, из-за шертового имени твоего отца! — бросила баронесса с ненавистью. — Мое дитя осквернили из-за тебя, Филиппа. Ее соблазнил и склонял к заговору против Мэдока де Горта кто-то из высшей знати. Отец Себалд! Думаю, имя было ненастоящим, а моя дочь наверняка могла пострадать.

На тот момент герцог еще не лишился пятой наины и не просил моего мужа продать ему в невесты Филиппу, но я точно знала: когда это произойдет, Нейтон не станет отказываться. Мы нуждались в деньгах, положение нашей семьи было очень и очень бедственным, мы находились на грани разорения. Но я не хотела, чтобы моей Марисой играли, как марионеткой, строя заговоры против герцога. Слишком многие жаждали смерти де Горта, и я не могла позволить, чтобы моя дочь находилась рядом с потенциальной мишенью.

Я желала для нее свободы, а всем Адельвейнам — гибели. Ты была последней из этого гнилого рода, и я решила, что будет правильно, если ты займешь свое место. Я знала, ты долго не продержишься. — Ансая ухмыльнулась, провела ладонью над дрожащим пламенем свечи и скосила на меня хитрый, полный лукавства взгляд. — У тебя отсутствовали необходимые знания, не было информации о мире, в котором оказалась, и тебя бы рано или поздно раскрыли. Его всемогущество, герцог де Горт, слыл непревзойденным охотником, лучшим из лучших, беспощадным к иномирским чудовищам. Я была уверена — он уничтожит тебя сразу же, как только догадается, что ты собой представляешь. Или тебя раскроет тот нечестивец, отец Себалд, когда поймет, что место опороченной им девочки заняла самозванка. О том, что ты пришлая, ему не составит труда догадаться. При любом исходе ты должна была погибнуть. Или от руки заговорщиков, или от руки Стального лорда.

— Но все пошло не по плану.

— Но все пошло не по плану, — с досадой эхом повторила Ансая. — Вместо того чтобы очистить мир от скверны, коей ты и являешься, Мэдоку де Горту хватило безрассудства влюбиться в тебя. Ты околдовала его точно так же, как в свое время Натана околдовала Елена. Ведьмы! Вот в ком живут шерты и тьма, так это в вас!

Ну, с этим я могла бы поспорить. По-моему, это в сердце баронессы слетелась на шабаш вся местная нечисть и теперь ни в какую не желала из него улетать. Моя бедная мать была жертвой хальдагов, а я пострадала из-за ненависти, обид и разбитых надежд Ансаи.

— Запаниковав, ты рассказала обо мне этому пауку Рейкерду и его змее? — озвучила я очевидное.

— А что мне оставалось делать?! — в сердцах вскричала ее милость. — Я не могла допустить, чтобы ты заняла трон подле нового короля. А все к тому и шло! И мне совершенно не нравилось, что именно я, сама того не желая, поспособствовала твоему счастью!

Забеспокоилась я, когда до меня начали доходить слухи о том, что герцог выделяет тебя среди других своих невест. Мне стало известно о ваших бесстыдных поцелуях в театре, о том, как он рискнул всем, спасая тебя от ночи аморалии, как защищал во время испытаний. Как все это время носился с тобой! И все равно я не переставала надеяться, что, узнав о тебе правду, он одумается и уничтожит тебя. А потом поняла. — Ансая мрачно усмехнулась. — Правда ему уже давно известна, и это я своими руками уже почти сделала отродье Адельвейна Платиновой королевой. Возможно, Мэдок даже отказался бы ради тебя от асави, пошел бы по стопам Натана. Как известно, плохой пример заразителен. — Ее милость снова скривилась. — Мне пришлось валяться в ногах у правителей, признаваться во всем и каяться, просить их вмешаться и со всем разобраться.

— Вот только как-то странно они вмешались, — заметила я, наблюдая за тем, как баронесса уничтожает уже третий бокал вина. — Должно быть, совсем отупели на почве ненависти к Мэдоку. Если ты рассказала им всю правду, то они должны понимать, что шансы пройти проверку у меня есть. Пусть и пятьдесят на пятьдесят, но я вполне могу выжить, и тогда уже никто не посмеет усомниться в том, что я дитя этого мира.

— Все так, все так, дорогая моя, — неожиданно согласилась выдра.

Заулыбалась ласково, и я вдруг поняла, что тупеть на почве страха и отчаяния начала я. Что-то упустила, чего-то не учла.

Словно откликаясь на мои мысли, Ансая произнесла:

— Ты упускаешь из виду один ключевой момент, дорогая племянница. Твой жених, Мэдок — ему правда о тебе неизвестна. Он уверен, что ты иномирянка. Женщина, которую он любит и которая завтра может погибнуть в муках, а значит, ее во что бы то ни стало надо спасти. Отсюда забрать тебя не получится, поэтому во дворец он не сунется. Попытается выкрасть тебя уже в Ладерре.

В общем, как ты уже, наверное, догадалась, до проверки дело попросту не дойдет, все закончится раньше. Безрассудная попытка герцога забрать тебя подтвердит все обвинения в твой адрес. Своим отчаянным поступком его всемогущество объявит всему Харрасу, что все это время укрывал иномирянку. Чудовище, которое тут же и уничтожат. Как и ее защитника. Изменщика, мятежника, предателя Стальных лордов и короны.

Немалых трудов мне стоило сдержаться и не наброситься на гадину. Руки так и чесались выцарапать ей глаза. Вцепиться ей в горло, придушить, чтобы умолкла навсегда.

— Тогда в лоно семьи вернется уже Филиппа, и придется ей выходить замуж за твоего сына. За своего единоутробного брата. Не этого ли ты боялась?

— Не придется, — отмахнулась от моих слов стерва. — Его величество пообещал позаботиться о моей Марисе и подобрать ей хорошую партию. Какого-нибудь знатного, молодого и богатого лорда. Моему мужу не хватит духу перечить королю.

— А если Мэдок ничего не станет предпринимать? Если позволит мне пройти проверку?

Баронесса весело хмыкнула:

— Ты сейчас пытаешься напугать меня или успокоить себя? Не обманывайся, Филиппа. Ты ведь хорошо знаешь своего милого и должна понимать, как он поступит. И Рейкерд с Трияной это прекрасно понимают, потому и предложили разыграть этот маленький спектакль. Им нужен герцог, мне — ты. Уверена, как раз сейчас твой любимый хальдаг лихорадочно составляет план твоего спасения. Он просто не сможет оставаться в стороне, поэтому завтра умрете вы оба. Тебя убьют при попытке побега, ну а твоего бравого защитничка казнят, как в свое время казнили твоего отца. Как тебе такой план?

Ансая схватила перчатки, ринулась к двери, но прежде чем выйти, обернулась и добавила, в который раз за короткое время окатив меня своей ненавистью:

— История повторяется, дорогая. И все из-за вас, хищниц и тварей, околдовавших наших хальдагов!



— Что ты собрался делать?