Огненный тыл

- А если не обездвижим? - возразил сержант. - Пробьются на этот берег - беды не оберёшься. Надо мост повредить, а не машину.

- Разрешите я сделаю, товарищ лейтенант! - сержант вскинул голову, скулы побелели. - У нас есть три или четыре минуты, имею несколько гранат - больше ничего не нужно. Подо мной канавка - проползу по ней скрытно, спущусь к мосту.

- Нам мало погибших? - возмутился Шубин. – Чусовой, Дубровский, Конторович… Это добром не кончится, Алексей.

- Так вы меня прикроете, товарищ лейтенант - от вас зависеть будет. Не собираюсь я умирать. Что вы, в самом деле? Из машины полезут - всех положите. Им не до меня будет. Решайте, товарищ лейтенант, времени мало. Мы же не знаем сколько их в машине.

- Хоть тресни - сержант прав. Может уничтожать надо а не машину, а за двумя зайцами погонишься… - лейтенант неохотно кивнул.

Климов лихо кувыркнулся головой вперед, затряслись заросли травы, на обрыве автомат остался, под деревом. Климов прополз по канаве, поддерживая спадающий подсумок, ещё одна терраса у самой воды, съехал вниз, прикрыли чахлые заросли ивняка, дальше под опору. Грузовику до переправы оставалось ещё метров тридцать, а Климов уже начал карабкаться на балку, связывающую опоры, подтянулся, зацепился за что-то ногой, последняя опора заслонила его от ненужных взглядов.

Грузовик вписался в поворот, вышел напрямую к мосту, теперь сержанта не могли заметить, даже теоретически. Он подтянулся найдя опору, стал раскладывать на балке гранаты, там была и лимонка, оборонительные боеприпасы, способные принести немалые разрушения.

«Что он делает? - мелькнула мысль. - Самого же и накроет обломком. Последнее слово сапёра, мать его! - угрюмо пробормотал Смертин».

– Отчаянный у нас сержант, товарищ лейтенант.

- Кто бы мог подумать…

Машина уже гремела по мосту, дребезжали, подпрыгивая брёвна. Первую гранату Климов кинул, когда до Блица оставалось метров десять. Водитель видел как что-то запрыгало по настилу, но по инерции продолжал движение, взвизгнул унтер-офицер, вцепился в руль, зачем - решил свернуть в пропасть. От взрыва, подпрыгнули и переломились несколько брёвен, дрогнула конструкция под накатом. Вторая граната добавила разрушений - несколько осколков пробили капот, но двигатель и сидящие в кабине не пострадали. Машина встала, водитель яростно орудовал рычагом, включая заднюю передачу. Третью гранату - мощную лимонку Климов использовал оригинально - он вырвал чеку, всунул гранату под элемент пролётной конструкции и соскользнул с балки. У него было ровно четыре секунды, глубина реки в районе опоры была по колено - он падал, красиво извиваясь в полёте, цеплялся за выступающие части конструкции, чтобы ничего не сломать, грохнулся в воду, двинулся к берегу.

Никто из немцев не успел среагировать - разведчики открыли шквальный огонь по грузовику, а Климов уже взбирался на террасу, потом рухнул в канаву. Взрывом лимонки раскидало несколько бревен, задрожала и обрушилась часть пролётного строения - теперь на проезжей части моста зияла крупная дыра. Машина попятилась, накренилась на скате, опять встала - водитель уронил голову на руль, унтер-офицер успел выбраться, покатился в кусты. Солдаты с автоматами вылетели из кузова один за другим, разбежались как тараканы - их было десятка полтора. Пули рвали брезент, двое распростёрлись под колёсами, кто-то остался в кузове, но зацепило, остальные бросились в кусты - искать укрытие, кто-то упал в пыль за накатом, открыл огонь. Двое разведчиков не могли создать нужную плотность огня - немцы скоро пришли в себя, начали координировать действия - пули ложились все ближе, пришлось отползать, прятать головы. С залихватским воплем выпрыгнул из канавы сержант, перекатился за дерево - он был насквозь мокрый, глаза возбуждённо сверкали.

- Живой, товарищ лейтенант! - выкрикнул он. - А вы переживали…

- Молодец! - отозвался Шубин. - А теперь хватай автомат и бей эту сволочь!

Но и в три руки было трудно переломить ситуацию, мост вывели из строя, теперь не имело значения - на ходу грузовик или нет. Возникала другая беда - речушку в районе моста можно было спокойно перейти вброд, затряслись кусты на том берегу, несколько гитлеровцев скатились к дальней опоре. Один, под прикрытием товарищей, решил переправиться - явно жить надоело. В том месте, где его подстрелили, вода была едва по колено - мёртвое тело с раскинутыми руками поплыло по течению. Огонь с другого берега становился всё ожесточённее, разведчики отползли. Сколько времени нужно фрицам, чтобы перейти эту реку вброд? Осмелятся ли преследовать малым числом?

- Командир, вторая машина едет! - ахнул сержант. - Вот тебе бабушка и Юрьев день…

На ухабах подпрыгивал второй грузовик - спешил к переправе на шум боя. Всё, что сделал до этого сержант Климов было важно, но теперь уже казалось таким незначительным.

- Уходим на дорогу! - крикнул Шубин. - Хватаем детей и валим отсюда, к чёртовой матери! У нас есть несколько минут, потом пехота двинется через реку.

Дети ушли недалеко, на призывные крики дружно выскочили из леса, заблестели испуганные глазаенки, выползли из кустарника Баттахов с Лидой.

Шубин крикнул осипшим голосом:

- Бегите по дороге прямо, никуда не сворачивайте. Мы вас прикроем.

Сердце зашлось в тоске, колокольный звон надрывался в ушах - откуда это тянущее чувство, назревающий безысходности? Дети что-то поняли - помчались со всех ног, в отчаянии обернулась Лида - загонял он её сегодня. Дорога прорезала заросли, извивалось как серпантин, спрятаться негде - лес насквозь простреливался, а вражеская пехота будет здесь с минуты на минуту. Дальше не лучше - кончался лес, перепутье: одна дорога уходила влево, тянулась по открытому участку; другая продолжалось прямо, метрах в пятистах гуща растительности - в неё и уходила изрытая колдобинами дорога.

- Лида, бегите прямо! - крикнул Шубин. - Не оборачивайтесь, уходите… Мы вас прикроем… Там наши.

Она только простонала в ответ, видимо, чувствовала, что всё плохо, но он лишь отмахивался - каждый должен делать свою работу и тогда всё будет нормально.

Разведчики помалу замедлялись, оценивая местность - это поле не было частью укрепрайона, но боевые действия здесь велись, вокруг дороги чернели воронки от взрывов, виднелись хаотично вырытые окопы, связанные с естественными складками местности, трещинами в земле и пологими ложбинами, растительности было мало - отдельные пучки кустарника, одиноко стоящие деревья. Когда захлопали выстрелы, половина поля была уже позади, дети продолжали бежать – молодцы, в отчаянии озиралась Лида.

- Уходите!.. - махал рукой Шубин. – Быстрее! Не сворачивайте с дороги, свернёшь - потом назад не вернёшься.

Разведчиков осталось четверо - всё лучше чем один. Они разбежались в разные стороны, залегли в канавах, на этом участке их могла преследовать только пехота, мотоциклы не смогли бы перебраться через реку. Фашисты появились из леса на дальней стороне, открыли огонь, несколько человек припустились по дороге, остальные рассредоточились. Разведчики стреляли экономными очередями, одно тело осталось лежать в колее, остальные поспешили рассредоточиться по обочине, на дороге никого не осталось, но врагов было много - они появлялись то тут, то там, глаза разбегались, чёрт возьми.

Дети превращались в маленькие удаляющееся точки, до леса им осталось совсем немного. Лида замыкала колонну, прикрывала детдомовцев своей спиной. Добегут - уже почти добежали. Когда Глеб обернулся в очередной раз, их уже не было – молодцы!

Противника немного удалось задержать, теперь немцы за детьми не побегут - зачем им дети, им разведчиков нужно уничтожить или пленить.

- Откуда их столько? - ругался Смертин, ведя прицельный огонь.

- От верблюда… - нервно засмеялся Климов. - Не всех значит вы разложили, ребята.

- Отходим!.. - крикнул Шубин. - Нужно пробиться к лесу, догнать детей. За этим лесом уже наши.

- Эх, товарищ лейтенант, вашими устами, да мёд пить, - рассмеялся Климов выкатываясь из канавы.

- Давайте, двое бегут, двое прикрывают.

Шубин лавировал на бегу, пули проносились где-то рядом, залегал, бил по перебегающим позади фрицам. Погоня не отставала - немцы захватывали кучку разведчиков с флангов, но пока ещё было далеко. Лейтенант снова бежал, прыгая по кочкам, перелетал канавы, очередь пропорола землю совсем рядом. Падая в канаву, Глеб краем глаза заметил, что и Баттахов делает то же самое, потом оба поднялись, навалились на бруствер, стали прикрывать перебегающих товарищей. Сержант оступился, взмахнул руками, рухнув в яму, долго возился там, ругаясь в полный голос - всё в порядке, передёрнул затвор. Смертин, не добежал до Баттахова, оттолкнулся двумя ногами, чтобы приземлиться в окоп и закричал от пронзительной боли в спине, упал вниз головой, вывернув позвоночник.

- Иван, ты что, сдурел? - Баттахов как червяк перетёк в соседней окоп, принялся тормошить товарища.

- Что с ним, Айхан?

- Мёртвый, три пули в спине и шея свёрнута.


Потемнело в глазах, ноги стали ватными, предательски подогнулись. Лейтенант вцепился руками в края ямы, утихомирил дрожь, снова схватил автомат и начал бить по ненавистным мундирам, которые продолжали лезть отовсюду. До леса оставалось каких-то двести метров, даже меньше.

- Мужики, прорвёмся! - он не узнавал свой голос. - Бежим к лесу, иначе нас здесь зажмут.

Попытка вырваться из западни провалилась - бежать по полю было невозможно, немцы сузили простреливаемое пространство и теперь обрушили на разведчиков град свинца. Пробежали ещё метров тридцать - это был предел. Сержант перекатился в окоп, отрытый в полный рост, там и остался. Баттахов, виляя как заяц, пробежал чуть дальше, забился в трещину. Это была даже не русская рулетка, а семь патронов в одном барабане. Как бы не канава, куда он съехал оступившись - бурной жизни пришёл бы конец. В голове был полный ералаш, ноги разъезжались Глеб попытался вылезти и бежать дальше, но скатился обратно, тоска сжимала горло, лейтенант задыхался, пришлось опорожнить желудок, в голове прояснилось, он поднял автомат, пошёл пошатываясь вдоль канавы. На её краю торчало переломанное дерево – непонятно, почему оно ещё не упало корневая система практически целиком вылезла наружу, Глеб вцепился в сучок, стал карабкаться наверх, нашёл опору для ноги. Всё было очень плохо - немцев уцелело не меньше двух десятков, в этом бою они несли небольшие потери, перебегали фигурки, кто-то полз между бугорков, мелькали чужие каски. Слева, в ста метрах, перемещались четверо, они уже углубились во фланг, фактически перерезали дорогу к лесу. Стрелять по ним было бесполезно, вот когда подойдут…

- Товарищ лейтенант, вы живы? - донёсся слабый голос Баттахова.

- Жив, Айхан... Сам-то как?

- Да потихоньку, товарищ лейтенант… В плечо слегка попали, но это пустяки. Автомат держать могу.

- Крепче держи, Айхан... Боеприпасы есть?

- Мало, товарищ лейтенант. Но как-нибудь выкручиваюсь. Климов, ты здесь?

- А то товарищ, лейтенант, - что-то зашевелилось позади Баттахова.

- Устал как собака, но никуда не уйду.

- А куда ты уйдёшь, Леха? - засмеялся Баттахов.

- Так я и говорю, что не уйду никуда. Боеприпасы вроде есть, пару гадов ещё положу. Прощаться будем, товарищ лейтенант?

- Давай, на всякий случай… - Глеба одолевал нервный смех. - Хотя нет, не стоит. Повоюем ещё.

Он сполз на дно канавы, посмотрел верх - небо было ясное, безоблачное – жарковато, но в целом денёк хороший. Последний месяц лета начинался, в этой полосе России и оно ещё до середины сентября будет баловать хорошей погодой. Шубин лёг на бруствер, пристроил под рукой две противопехотные гранаты, стрельба не стихала, высовываться не хотелось, но пришлось.

Немцы подползали, сужая полукольцо, на левом фланге цепью приближались четверо - до них ещё верста коломенская. Глеб стрелял короткими очередями по ненавистным каскам, давился кашлем, яростно моргал, чтобы избавиться от мути в глазах. Немцы невозмутимо перекликались - до них уже было метров пятьдесят, поднялись двое, двинулись вперед. Выросла из окопа спина сержанта Климова, он ударил из автомата, практически в упор - один успел залечь, другой свалился боком, держась за простреленный живот. Климов пригнулся, но немцы уже были рядом. Из окопа, по правую руку вылетела, кувыркаясь, граната с длинной рукояткой и точно приземлилась в яму, где сидел Климов. Выбросить её сержант не успел - взрывом разворотило окоп, посыпалась земля. Вскинулся Баттахов, рассыпая длинную очередь, кого-то зацепил - немец истошно взвыл, Баттахов засмеялся - пуля снайпера, окопавшегося неподалёку, попала прямо в лицо - разведчика отбросило к стенке окопа, он запрокинул окровавленную голову, пропала опора под ногами, сполз на дно окопа.

Шубин стрелял пока не кончились патроны, дважды перекатывался, меняя позицию, рванула граната там, где он находился несколько секунд назад, затрещало, накренилось переломленное дерево. Немцы осмелели, стали подниматься, шли вперёд почти не пригибаясь, кто-то засвистел немецкую песенку, напоминающую марш, приближались бледные физиономии. Последняя очередь повалила унтер-офицера - это он оказался беззаботным свистуном.

Кончились патроны, Шубин сполз на дно канавы, прижался спиной к откосу – нет, не дождаться Будённовской кавалерии. Ладно, как-нибудь сам - он выдернул чеку, швырнул за спину. Немцы возмущённо закричали – кому-то не подфартило. Сила в ногах ещё осталась - Глеб перекатился в сторону, вжался в трещину - ответная колотушка порвала откос, проделала в нём рваную вмятину, заложило уши. Оставалась ещё одна граната и она отправилась туда же - не пропадать добру. Как-то тихо стало или это от того, что уши заложило? Справа осыпалась земля, там кто-то крался - добрались те, что заходили с фланга. Лейтенант вытащил из кобуры снаряжённый ТТ, передёрнул затвор… Дошла и до него очередь, контузило чувствительно, туловище плохо слушалось, но как-то надо. Шубин всё понимал, но гнал из головы мрачные мысли - какая разница, что он понимает - воевать надо, больше некому.

Справа по канаве карались солдаты в мышиной форме. Глеб продавил спиной углубление в откосе, а когда они подошли резко подался вперёд, стал стрелять - взмахнул руками белобрысый фриц с приплюснутым носом, выронил карабин, повалился мордой в землю, чувствительный тычок в левое плечо - пуля пробила мышцу, но боль была терпимой, не сказать, что поглотила целиком. Глеб привалился спиной к холодному откосу, снова стрелял, отгоняя фашистов. В голове ничего не было - ни грусти, ни отчаяния, со всеми такое происходит - сегодня ли, завтра ли. Остался один патрон, в обойме пусто. Себе - какого, собственно, рожна? Лучше применить с пользой, чем его не устраивает немецкая пуля?

Шевельнулось каска за изгибом канавы, рука еле слушалась, дрожала, немело туловище, из последних сил Шубин заставил себя прицелиться, а когда возникло смазанное лицо немца, не отказал себе в удовольствии - нашла оградка героя. Лейтенант отбросил пистолет, выхватил нож, двинулся нетвердым шагом, занося над головой последнее свое оружие. Лица немецкого солдата он уже не видел, лишь белёсое пятно, тот стрелял из карабина, передёргивая затвор, после каждого выстрела. Первая пуля отбросила на дно канавы. Слабая мысль: «До чего же больно». Потом была вторая, третья, и уже ни мыслей, ни чувств.





Глава одиннадцатая





Пулемётчик накрыл мишени, когда до березняка оставалось метров пятнадцать. Большое ромашковое поле за спиной - его прошли, вернее проползли, вполне успешно, стрелки часов показывали, что время ещё есть. Справа грудились избушки – то ли маленькая деревня, то ли крупный хутор, но никаких признаков жизни. Терпение лопнуло – поднялись, чтобы пробежать оставшиеся метры. В этот момент и объявился пулемётчик с МГ - стегнул раскатистой очередью - с чердака стрелял, паршивец.

Ершов вскричал, словно топором перерубили ногу в районе бедра, он по инерции про прыгал ещё пару метров и повалился в густые заросли, да ещё и автоматом висящим на спине огрел себя по затылку.

- Коляша, да ладно! - Карякин чуть не задохнулся, он уже почти добежал, но при первых выстрелах бросился за ближайшую кочку. - Говорил ведь, дураку, не надо вставать. Ерунда осталась, доползём. Нет же, берёзки манили, не выдержал, поднялся в полный рост. Ну и Паша, естественно, за ним.

Красноармеец Ершов извивался в траве, скрипел зубами, испарина градом, да ещё и кровью залило ногу.

Пулемётчик на далёком чердаке продолжал развлекаться – выстрел, ещё пару раз, сбил ветку на опушке. Карякин вскинул автомат, прицелился и выпустил несколько пуль - кажется засёк пулемётчика, точно - на чердаке, но из ППШ такую дистанцию не одолеть. Он перекатился, зашиб полечо о камень.

- Коляша, ты жив?

- Жив, Паша, - простонал незадачливый товарищ. - Только хреново мне. Кто же знал, что такая ерунда случится?

- Можешь в сторону отползти?

- Попробую…

Красноармеец пополз, закусив губу, оставляя на стеблях мятлика следы крови. Карякин подполз к нему, схватил за шиворот. Пулемётчик их не видел - на опушке трава по пояс, а чердак, просевший в землю избы, отнюдь не крыша каменного дома.

Дав несколько очередей немец, замолчал - наверное побежал докладывать. Через несколько минут здесь нарисуется пешая солдатня. Паша выл от отчаяния - в морду бы сунуть за такие выкрутасы, да разве рука теперь поднимется. Он лихорадочно ощупал товарища.

- Паш, ты что меня лапаешь?.. Больно же, - Ершов задыхался, побагровела обросшая щетиной физиономии. Он лежал на спине и в таком виде пытался ползти, упирался в землю локтями, отталкивался здоровой пяткой.

- Лежи не шевелись, - Карякин вынул матерчатый брючный ремешок, туго стянул пострадавшую ногу у основания бедра, похоже перестарался - глаза у Ершова полезли на лоб.