Огненный тыл

- к бою! - скомандовал Шубин. - Будем держаться, пока не уйдут дети.

- Товарищ лейтенант, не надо. Бегите! - вдруг замахал руками Конторович. - Они пока за лесом, их не видно. Дорога тянется вдоль опушки. Я пулей в западный лес - вон туда, буду на себя отвлекать они этот лог не заметят, решат, что мы все там, а я ваш отход прикрываю. Думайте быстрее, товарищ лейтенант, - Конторович побледнел, но держался хорошо, даже криво улыбался. - Не волнуйтесь - я не смертник, жизнь люблю. Повожу их маленько, собью со следа, а потом догоню вас.

- Действуй, Михаил! - выдохнул Глеб. - Только осторожно давай, без геройства.

Жизнь детей действительно была важнее. Конторович побежал на запад - за деревья, остатки разведгруппы припустились по врагу догонять своих подопечных. Дети спотыкались, тормозила зарёванная Вероника - ссадинам на коленках не было числа, рвались натянутые нервы, бесил мотоциклетный треск, пройденное расстояние не было тому помехой. И вдруг шумы стали удаляться куда-то в сторону, застучал автомат - советский Шпагина, взорвалась граната, за ней ещё одна, снова надрывался ППШ, закричали гитлеровцы, захваченные врасплох.

«Только бы на рожон не полез, - твердил себе Глеб. - Нечего героя изображать, Конторович. Просто беги вприпрыжку».

Какое то время слышались выстрелы, потом они стихли и разведчикам снова пришлось вживаться в роль нянек, даже выносливого Павлика мотало из стороны в сторону. Над головами мелькали кроны деревьев, дети падали без сил, за спиной было тихо, в тридцати метрах голубела пушка, справа - на окраине леса возвышался пригорок. В чаще, насколько хватало глаз, не было ни троп, ни полян.

- Лида, отведите детей туда, - Шубин указал пальцем. – Проверьте - все ли на месте. Несколько минут на отдых. По первой же команде бегите со всех ног дальше.

- Вы куда? - испугалась воспитательница.

- Здесь мы будем, никуда не денемся.

Он взобрался на пригорок, сгорая от волнения: «Что происходит? Где немцы? Где Конторович, будь он не ладен?».

Глеб распластался на косогоре, схватился за бинокль. Подчинённые тяжело дышали, пристраиваясь рядом - не могли они повлиять на исход драмы, слишком далеко и, опять же, подставлять детей.

Конторович был жив, но ничем хорошим его игра в догонялки не закончилась, по крайней мере для него. Лесок был небольшой - простреливался насквозь, в качестве укрытий можно было использовать травянистые бугорки, очевидно, этим он и занимался, пока не кончились патроны. Конторович вышел из перелеска в поле на подгибающихся ногах - без оружия, в разорванном маскхалате, в бинокль можно было различить даже выражение его лица. Разведчик озирался, гримасничал, держался правой рукой за простреленное левое предплечье, с лица откачали всю кровь, оно не естественно вытянулась, потухли глаза. Михаил перебрался через заросшую чертополохом колею, закачался на краю поля, схватился за шаткий столбик, увенчанный фанерным щитом - поди разбери, что там написано. Опора казалась неважной, щит завалился, но сам Конторович устоял, он повернулся, исподлобья посмотрел на леток, поморщился от боли в руке - конечность висела плетью, на землю стекала кровь.

Из леса выехали два мотоцикла с пулемётами в люльках, подкатили к дороге, остановились - мотоциклисты обменялись репликами, засмеялись, из коляски вылез пулемётчик, стащил краску, взъерошил слипшиеся от пота волосы, спешились и другие - достали сигареты, закурили - происходящее доставляло им удовольствие - загнали таки еврея. Смотри - самый настоящий юде, жидо-комиссарское отродие, казалось Глеб читал по губам. Убивать загнанного в ловушку красноармейца фашисты не спешили, а Конторович неуверенно брёл по полю, опустив голову, иногда оборачивался. Рослый гренадер вскинул МР40, что-то пролаял. Конторович и ухом не повёл - простучало очередь, пули вспахали землю под ногами разведчика, он съёжился, остановился, втянул голову в плечи. Немцы засмеялись, Михаил повернулся, он стоял с опущенной головой, расставив ноги, смотрел исподлобья, немцы обсуждали феномен, смеялся коротышка с торчащими из под каски ушами, хлопал себя по коленям.

- Чёрт, не помочь никак Мишке, - расстроено прошептал Баттахов. - Странно он шёл, словно горящие угли и под ногами.

- Мины, - пробормотал Климов.

- Что? - не понял Баттахов.

- Мины, говорю - минное поле. Наши устанавливали их - в тех местах, где не хватало ресурсов на фортификацию, а потом все бросили, отошли, не стали использовать. И на щите, что Мишка повалил, было написано «Осторожно – мины!».

- Мать честная!.. Что он делает? - у сержанта сел голос.

Конторович поднял руки, даже ту, что была прострелена, для этого потребовалось усилие, разведчик справился.

- Эй!.. - заволновался Смертин. - Он что - собирается сдаваться?

Немцы продолжали веселиться - прошлая гренадер махнул стволом:

- Давай сюда!

Конторович не реагировал, немцы переглянулись - какой тупой русский еврей! Снова крикнули и снова ничего в ответ. Ладно, если Магомед не идёт к горе… Трое вышли на поле и направились к одинокой фигуре, на этом участке мин, по видимому, не было - это Михаил уже выяснил, а вот там, где он стоял… Немцы подошли, стали разглядывать его, как невиданную зверушку.

Какая-то нечеловеческая тоска отразилось в глазах советского бойца, он миролюбиво закивал, словно собрался идти. И вдруг, резко подался назад, надавил пяткой на взрыватель - взрывом разметало всех четверых. Мина была противопехотной и неслабой, разлетелись клочья земли, порванные на куски тел. Шубин отнял от глаз бинокль - грудь сдавили железные тиски, словно самого на куски порвало.

До мотоциклов осколки не долетели, но взрывная волна достигла дурных голов - немцы отпрянули, схватились за автоматы, с благоговейным трепетом таращись на разбросанные тела. Один согнулся пополам - его вырвало, другой зашёлся удушливым кашлем. Сержант Климов заскрипел зубами, что-то замычал, яростно заколотил кулаком по пригорку, остальные потрясено молчали.

- Мишка – Мишка, где твоя улыбка?...

Горькая желчь подкатила к горлу, перекрыла кислород. Выжившие немцы пришли в себя, расселись по мотоциклам, резко тронулись, едва не столкнувшись друг с другом, устремились к перелеску. Ненависть поднималась вместе с желчью, но на ком её сорвёшь?

В небе кружил двухбалочный разведывательный самолет Фокке-Вульф - летающий глаз. В Красной Армии его окрестили незатейливо - «Рама». Он действительно напоминал оконный переплёт с крыльями. Эти изделия немцы начали применять с первых дней войны, изучали передвижения частей, система укреплений, высматривали аэродромы. Частенько их использовали в качестве наводчиков артиллерийских и бомбовых ударов. В Красной Армии знали - появилась «Рама», жди бомбардировку. Вид у самолёта был хрупкий, скорость черепашья, но «Рама» обладала хорошей манёвренностью на больших высотах и была для истребителей непростой целью. Пилот уклонялся от атак при помощи горизонтальных манёвров, на которые были неспособны истребители. У экипажа был великолепный обзор и завидный сектор обстрела. Атакующие его самолёты сбивались ещё на подлёте, живучесть у «Рамы» отменная, фактически это была летающая крепость.

Шубин вышел на поляну, стал наблюдать за барражирующей «Рамой» - самолёт кружил чуть севернее, явно не просто так. Высматривать кучку красноармейцев и детдомовцев - много чести, он явно проводил тактическую разведку, значит к северу позиции Красной Армии и Ярцево пока не отдали, это было хорошей новостью, однако, то, что немцы скоро захватят город - сомнений не вызывало. В небе недалеко от самолёта сверкнула вспышка, выросла облачко разрыва, затем ещё одно с другой стороны - зенитная артиллерия вела огонь по летающему разведчику, значит оборона работала, во всяком случае её отдельные части. «Рама» неторопливо удалилась в юго-западном направлении, скрылась за деревьями грусть их.

Шубин вернулся к месту привала, душила злость. Детдомовцы сидели дружно в ряд, на поваленном дереве - мальчики с мальчиками, девочки с девочками, сейчас смотрели ясными глазами на командира Красной Армии - зрелище было трогательно. Разведчики расположились по одиночке, курили, разговаривать не хотелось, общались мысленно с теми, кого уже не было. Лида села рядом, обхватила руками колени, положила на них голову.

- Глеб, мы так устали, дети уже не могут идти. Когда это кончится?

Он чувствовал её плечо, скованное судорогой.

- Скоро, Лида. Впереди наши, я это точно знаю и пилоты немецких самолётов-разведчиков ошибаться не могут. Дети отдохнут и пойдут дальше, мы сбросили немцев с хвоста, надеюсь ничего страшного уже не произойдёт.

- Из-за нас уже погибли трое ваших людей - таких хороших ребят, - глаза воспитательницы наполнились слезами.

- Вы не виноваты…

- А кто виноват? Не могу поверить, что больше нет Катюши - она любила жизнь, очень любила наших деток, сама она с Украины - в Черниговской области маленький городок, не помню названия. Там был сильный голод, десять лет назад умерла чуть не вся её семья, происходили ужасные вещи. С тех пор у Кати было трепетное отношение к еде. Сама она никогда не набивала желудок, Настя считала, что дети обязательно должны быть накормлены и питаться надо правильно - по часам, всегда следила как повара готовят, лично пробовала пищу, договаривалась со снабженцами, всегда считала, что должен быть запас на черный день, даже если такой не предвидится.

Тема голода Советском Союзе не обсуждалась, это не было принято, за подобное обсуждение можно было загреметь и даже навсегда. Создавалась иллюзия, что ничего такого не было, а миллионы умерших от голода - это вражеская пропаганда и антисоветчина. Шубин промолчал - не самое подходящее время проводить беседы об укреплении сознательности.

- Всё будет хорошо, Лида. Набирайтесь сил, остался последний рывок, наши рядом. Детей отправят в тыл, вы тоже поедете с ними, навсегда забудете про ужасы войны. Скоро подтянутся резервы, войска пойдут в наступление - немцев отбросят на границу. Мы соберём всех погибших и достойно похороним, и вашу Екатерину тоже.


- Вы сами в это верите? - она подняла голову.

- Нисколько не сомневаюсь. Имеется лишь неясность по поводу сроков, - он смущённо улыбнулся. – Но, ясное дело, это будет не год и тем более не два. Я просто не понимаю - чем руководствовался Гитлер, начиная войну? Прогуливал в школе уроки истории? Не видел карту Советского Союза. Да, он воспользовался моментом, когда армия была не готова - войска находились на дальних рубежах, бдительность усыпили пактом о ненападении, оказавшимся хитрой уловкой. Но это же не может продолжаться вечно.

- Хотите сказать, что русский человек долго запрягает? - Лида улыбнулась. - А потом несётся и такое вытворяет, что камня на камне не остаётся?

- Примерно так. Вы готовы продолжать движение? - Шубин посмотрел на часы. - Пора идти. Мы разозлили немцев, боюсь они не оставят попыток нас догнать и уничтожить. Сейчас они сбились со следа, плутают параллельными дорогами, но сильно беспокоюсь, как бы эти параллельные прямые в один прекрасный момент не пересеклись.

- Я всегда готова, - женщина пожала плечами. – Готовы ли дети?

- А это зависит от вас. Подключайте Павлика - назначить его своим комиссаром, пусть личным примером ведёт вперёд и вдохновлённые дети за ним потянутся, к светлому будущему, так сказать.

Подтверждая расхожую мысль, что к светлому будущему идут не от хорошей жизни.

В глазах воспитательницы блеснул лукавый огонек:

- Хорошо, Глеб, так и будет. Только нормально ли, когда командир отряда выбирает себе комиссара?

Речушка, закованная в обрывистые берега, не стала сюрпризом на карте. Она значилась, должна была появиться и в реальном мире, но водоразделом между воюющими сторонами она, к сожалению, не являлась. Не было ни одной приметы, что на северном берегу стоят советские войска. Колдобистая просёлочная дорога тянулась между лесом и рекой метрах в двухстах левее, поворачивала направо и выходила на мост за рекой, дорога продолжалась, терялась в лесу. Шубин в одиночку выбрался на дорогу, стал осматриваться: ничего необычного - осиновые леса по берегам, речушка так себе – мелкая, судя по журчанию на перекатах и корягам на дне. Дорога вправо неплохо просматривалась, колдобин вереница, но не сказать, что совсем неодолима для автотранспорта, подорожник примят, виднелись отпечатки протектора грузовой машины. Дорогой пользовались, хотя, возможно, и не сегодня. Мостки были утлые, без перил, бревенчатый накат, деревянные опоры в воде, глубина реки в районе моста от силы по пояс, но по руслу не пройдёшь - упрёшься в обрыв, единственный способ переправить детей - по мосту, сидеть и нервничать лучше не станет. Он ещё раз огляделся: из тернового куста на опушке моргали вопрошающее глаза.

- И чего моргаем без надобности? - процедил Глеб. – Смертин, вперед!.. Через мост. Оценить обстановку, в лесу за переправой. Всё чисто – сигнализируй.

Разведчик выпрыгнул на дорогу, замелькали стоптанные каблуки, через несколько секунд он достиг моста, прыжками промчался по накату, пропал в лесу, вскоре появился, стал изображать разрешительный сигнал семафора.

- Лидия Андреевна, ведите своих! - крикнул Глеб. - Да не забывайте, что вы не на прогулке.

Дети вымотались до предела, страх впитался в их поры, они бежали так, что больно было смотреть – спотыкались, падали, тащили друг друга, то сбивались в кучку, то безбожно растягивались. Сутулился Коля Селин, от бега раскраснелись уши, все испачканные, оборванные, вымазанные зелёнкой - любимым лекарством детских врачей, но они бежали.

Через пару минут пересекли мост, скрылись за деревьями, последний бежала Лида - она прихрамывала, кашляла. За эти несколько минут Шубин чуть не поседел, разведчики бежали следом за детьми, Смертин сигнализировал - полный порядок, ситуация под контролем. За мостом дорога утопала в пыли - дождей не было несколько дней, ветра тоже не было. Пробежали дети, пыль взметнулась столбом, после разведчиков её стало ещё больше, красноармейцы кашляли, глухо выражались. Дорога прорезала осиновое редколесье, на ней переминались дети - не знали бежать ли дальше, пугала неизвестность. Лида прижимала руку груди, с надеждой смотрела на лейтенанта, будто он тут Бог.

- Смертин, вперёд! Прокладывай дорогу.

- Стоп вдруг сказал Баттахов и застыл, как изваяние.

- Ну что ещё? - взметнулся Климов.

Но тот лишь отмахнулся - поневоле замолчали. У этого парня - из далёкой Якутии был отменный слух.

- Машина едет, - убитым голосом сообщил Баттахов.

Дети, словно что-то почуяли - стали хныкать, смертельно побледнела Лида. Источник шума находился на другой стороне реки. Лес, редкий, подлесок почти отсутствовал - толком не спрятаться. Шубин припустился обратно к опушке, распростёрся за деревом там, где дорога спускалась к мосту. Потянулись товарищи, укрылись за соседними деревьями, злиться не имело смысла.

С Востока, по дороге полз двухтонный грузовик Опель Блиц, предназначенный для перевозки личного состава. Возможно, он перевозил что-то неживое - под брезентом не видно, но особой надежды на это не было. Машина находилась далеко, до моста ей оставалось метров триста, она тащилась очень медленно, переползая через ухабы - водитель берёг свою технику, двигатель размеренно гудел.

«Вдумчиво перекурить успеем», - мелькнула успокоительная мысль.

Глеб припал к биноклю: рядом с водителем в кабине сидел унтер-офицер в пилотке, выставил в открытое окно руку с сигаретой, внезапно он насторожился, подался вперед стал всматриваться, что-то бросил водителю.

- Пыль увидел за мостом, - прокомментировал всевидящий Баттахов. - Вывод сделать не трудно - несколько минут назад здесь кто-то проехал или пробежал. И что обязан подумать лениво курящий унтер-офицер?

- Это солдаты? - спросил Смертин.

- Нет, колхозники из поля возвращаются, - фыркнул сержант и, подавшись вперёд, выполз из за дерева.

- Может мимо проедут? - предположил Баттахов.

- Мимо чего? - поморщился Шубин. - Там нет развилки - дорога идёт на мост.

- Да, не подумал, товарищ лейтенант.

- Не спешат они что-то, - подметил Смертин. - Может не по нашу душу? Пропустим, детям скажем - как-нибудь замаскируются.

- Думаю по нашу душу, - возразил Глеб. – Поняли, что мы разведка - возвращаемся с задания, стало быть с добытыми, ценными сведениями. А детдомовцы - попутный груз.

- Точно не знают где мы. На все соседние части подняли в ружьё, а быстрее ползти они не могут - ямы да канавы. Баттахов, уводить детей!

- В смысле, товарищ лейтенант? – Баттахов не на шутку забеспокоился.

- А что не ясно? Уводи их отсюда!.. К чёртовой матери!.. Другие значит могут быть няньками, а ты нет? Двести метров по дороге и в лес, отбежать подальше, зарыться в землю и не шевелится.

Баттахова как ветром сдуло. Взгляд снова прилип к ползущему грузовику.

- На мосту расстреляем, товарищ лейтенант? - предположил Смертин. - Ударим по капоту, чтобы обездвижить, а как полезет солдатня - начнём снимать.