Огненная кровь
Часть 72 из 111 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Гвенна, – произнес он, склонившись к ней.
Та поняла, что, удерживая ее меч своим, Блоха успел приставить ей к горлу маленький нож.
– Хотел бы убить, была бы уже покойницей. Я пришел на помощь. – Блоха отвел нож. – Ну, где Валин?
– Там, – она махнула рукой, – на юге. Здесь только мы.
Блоха кивнул, заметив что-то за плечом, метнул нож и указал освободившейся рукой на птицу:
– Забирайтесь.
Справа мелькнула еще одна летящая в ургулов «звездочка». Стойбище сошло с ума: пожар, вопли лошадей, блеск стали, кровь – и все это безумие чудом сдерживал Блоха со своим крылом.
– Промедление – мать поражения! – крикнул через плечо Ньют.
– Марш на птицу! – рявкнул Блоха. – Живо!
Он, словно разминая шею, повел головой, и вылетевшее из темноты копье ткнулось в землю. Мгновение Гвенна разглядывала дрожащее древко. А потом рванула к птице.
32
– Тан-из – один из младших. Он из последних кшештрим, родившихся без гнили, – рассказывал Киль.
За время беседы прогорели два из трех освещавших спальню Морьеты светильника, а оставшийся едва теплился, разбрасывая по углам зыбкую тень. Никто и не подумал подлить в них масла. Сраженная услышанным Морьета утонула в диванных подушках. Каден понимал женщину. И для него знакомство с кшештрим стало ударом, а ведь он дошел до осознания, что те еще бродят по земле, шаг за шагом. А разом узнать, что бессмертные враги человечества живы, что один из них почти захватил власть над Аннуром, а другой сидит напротив, и его темный взгляд широк, глубок и непроницаем, как море… Понятно, трудно усвоить такое сразу. Но не было времени подводить ее к истине бережно и постепенно.
– Почему его назначили полководцем в вашей войне с человечеством? – спросил Каден. – Почему не кого-то из старших? Более опытного?
– Потому что он был лучший, – просто ответил Киль. – Не лучший из бойцов. Двадцать два кшештрим были искуснее с накцалем и мечом, по крайней мере в начале войны. Он даже не был лучшим стратегом. На игральной доске его побеждали Ашерах и еще кое-кто. Но в сражении…
Взгляд Киля стал вдруг далеким, словно он всматривался в жестокие битвы многотысячелетней давности…
– Никто из моего народа не обладал таким даром повелевать. Отчасти это был врожденный талант. Его ум работал быстрее многих и находил неожиданные решения. Но важнее, что Тан-из, как никто из нас, особенно старших кшештрим, понимал ваш род. Он изучал вас…
– Пытал и убивал, ты хочешь сказать, – перебил Каден, вспомнив сумрачные коридоры Мертвого Сердца.
Киль кивнул:
– Его исследования включали и эти методы, хотя ими не ограничивались. Война затянулась на несколько людских поколений, и все это время Тан-из не столько возглавлял армии, сколько учился: познавал особенности вашей речи, вашу физиологию, пределы ваших способностей, возникающие у вас сообщества, ваше оружие и слабости и прежде всего ваш разум. Он потратил десятилетия в попытке понять, что в вас неисправно и связана ли эта неисправность с новыми богами.
– Какими «новыми богами»? – спросила Тристе.
Нежданные откровения не сразили ее наповал, как Морьету. Что ни говори, они не первую неделю толковали о кшештрим. Тристе прошла через их темницу и через их врата. Откуда-то она знала их язык. Девушка слушала с горящими глазами, всем телом подавшись к Килю, на лбу у нее блестел пот.
– Вы зовете их младшими богами, – сказал Киль. – Дети Мешкента и Сьены.
– Хекет и Кавераа, – повторил Каден заученные в Костистых горах имена. – Эйра и Маат, Орелла и Орилон.
– И Акалла, – помедлив, добавил Киль. – И Корин.
– Нет, – нахмурился Каден. – Их только шестеро. Шесть детей Наслаждения и Боли.
– Шестеро, потому что еще двоих мы убили.
Несколько мгновений все молчали. Морьета будто спряталась за каменной неподвижностью раскрашенного лица. Тристе разинула рот, словно подавившись вскриком. Каден заметил, что и сам склонился с подушек, напружинил колени, что воздух застрял у него в легких. Он медленно выдохнул:
– Ты сказал, что вы убили двух богов.
– Их убил Тан-из, – уточнил Киль. – Он поймал их в битве у мыса Нимир. Захватил в плен, изучил и убил. Я присутствовал при этом как историк. Тогда мы получили твердые доказательства, связи наших детей – вас – с новыми богами.
Каден вдруг перенесся в кабинет Шьял Нина, увидел настоятеля за деревянным столом, услышал его рассказ о кента и хин, о целях обучения Кадена среди монахов. Настоятель погиб, вместе с сотнями других остался пищей для воронов на горных уступах, но Каден, как сейчас, слышал его терпеливые объяснения: «Возможно, рождение младших богов привело к появлению у людей эмоций».
– Они изменили вас, – тихо проговорил Каден. – Младшие боги каким-то образом превратили кшештрим… в нас.
Киль кивнул:
– Сперва мы только подозревали. Складывали факт к факту. Были свидетельства в пользу этой теории, но не было доказательств. А потом они спустились. Сюда. Вдохнули свои бессмертные образы в человеческие тела – все ради того, чтобы помочь вам в войне с моим народом.
– И вы их убили! – зашлась от ужаса Тристе.
– Только двоих, – ответил Киль, словно не заметив ее возмущения. – Они, как и вы, представляли собой угрозу. Они были врагами.
– Акалла. – Каден попробовал на вкус незнакомые звуки. – Корин.
– Они приняли эти имена, – кивнул Киль. – Не знаю, богами чего они были.
– И они так просто… ушли?
Киль пожевал губами, словно обдумывая щекотливую проблему перевода.
– Может быть, не полностью или не навсегда. Боги – не создания Бедисы. Ананшаэль не в силах распустить вязанье их судеб. Даже младшие боги… больше нас и полнее этого творения. – Он покачал головой. – Право, наш язык никак не пригоден для их обсуждения.
– Значит, вы их все-таки не убили.
Выдержка Кадена треснула под напором бессильной злости. Киль заглянул ему в глаза и поднял руку, поднес ладонь к свету:
– Тан-из уничтожил плоть, в которой они были заключены, прежде чем они успели высвободиться. Боги, возможно, вечны, им не положено ни конца, ни предела, но их связь с этим миром не такова. Тан-из разрубил эту связь, лишил их возможности влиять на рожденных в оковах мира.
– Но если мы, – заговорил Каден, – такие, как есть, наш разум и сердца возникли от прикосновения младших богов, это должно было отразиться…
Он сбился, не додумав мысли и не вполне поняв, что хотел сказать.
– И отразилось.
Историк молчал так долго, что Каден решил, будто тот отказался от попытки объяснить.
– Вообрази, что ты слеп, – наконец заговорил Киль. – Родился слепым. Всю жизнь провел в темноте среди таких же, как ты. Если тебе внезапно на миг откроются краски мира, как ты расскажешь о них своим незрячим сородичам? Какие найдешь слова? Какой логикой сумеешь их объяснить? Какое отыщешь сравнение, из чего выведешь цепь рассуждений, к чему ее сведешь? Вот все, что я могу сказать… Ваши предки, первые в вашем роду, воспринимали мир иначе. Не просто иначе, но полнее. Для тех, первых, испорченных детей кшештрим камни и реки, море и небо, материальный мир и порождаемые им идеи были так же важны, как их семья и они сами. Они готовы были на смерть, лишь бы избежать разрушений. Они вели себя и говорили так, словно вся земля – часть их существа, вплетенная в ткань их сознания. Мир городов и дорог… – Он указал на стены и то, что лежало за ними. – Ваши предки его бы не признали. Они бы его возненавидели.
– А когда вы убили тех богов? – Голос Кадена был жидок, как дым догорающего костра.
– Вы переменились. Тела богов были такими же смертными, как любое тело: прорубленная в плоти дыра, брешь в идеальном творении Бедисы – и жизнь утекала через нее. Я бы сказал, что их смерть должна как-то отличаться от нашей. Быть больше или громче. Что ни говори, они боги. Но их обоих удалось связать, опоить отравой, и убил их Тан-из ножом не длиннее моей ладони. Я целый век искал подтверждений: что в вас изменилось. Десятки лет ходил среди вас, прикрывшись человеческой личиной, и задавал один и тот же вопрос: «Что это? Что это?» И неизменно слышал один ответ: «Это вода. Камень. Воздух». – «А что ты чувствуешь к камню и воде? Что чувствуешь к воздуху?» – «Ничего. Ничего. Ничего».
Каден долго не мог выдавить из себя ни слова. Он силился вообразить всю огромность описанной Килем потери. Хин целую жизнь уничтожали в себе человеческие чувства, и никто не достиг этой цели полностью, в совершенстве. А Ран ил Торнья, если Киль не ошибся, достиг этого – по крайней мере, в какой-то части – всего двумя ударами ножа. А что, если каждый человек в империи – во всем мире – мгновенно лишится надежды и отваги, страха и любви? Это как если бы твердая почва под ногами вмиг обернулась иллюзией. Сновидением.
Киль следил за ним пустыми, как раковины, глазами. И, только дождавшись наконец кивка, продолжил рассказ:
– Тан-из решился уничтожить и остальных новых богов. Захватить и убить их поодиночке или ударить прямо по Сьене и Мешкенту. Он полагал – и не без оснований, – что уничтожение этих двоих покалечит остальных, что новые боги – если не прямое продолжение своих родителей, то так или иначе зависят от них.
– Это правда? – поразился Каден.
– Нам это неизвестно, – ровным голосом ответил Киль. – Мы тогда уже проигрывали войну, и новые боги – те, что приняли вашу сторону, – видя, что ваш род берет верх… удалились. Ускользнули из принятых на время тел. Осталось их влияние, а самих не стало.
– Пресвятой Хал, – тихо выдохнула Тристе.
– Да, – согласился Киль, – как Хал. Сам бог далек и не проявляет себя, но мы знаем его тьму.
– Надо мне было оставить тебя в Мертвом Сердце, – в сердцах бросил Каден. – Чтоб ты там гнил!
– Без меня вам бы не удалось бежать, – возразил Киль. – А если бы и удалось, вы не готовы к противостоянию с ил Торньей. Без моей помощи он вас уничтожит. Может быть, уничтожит в любом случае. – Кшештрим покачал головой. – У меня, по меркам моего рода, хорошая голова, но Тан-из всегда был сильнее меня в стратегии и тактике.
Каден опешил:
– Ты убил двух наших богов, а теперь думаешь помогать мне?
– Я уже говорил: мои цели не совпадают с целями Тан-иза, – кивнул Киль. – Он стремится вернуть прошлое. Мне интереснее запечатлеть настоящее.
Киль замолчал. Минуту Каден смотрел на него, потом повернулся к Тристе. Та ответила ему диким взглядом широко распахнутых глаз и беспомощно замотала головой:
– Не знаю, Каден. Он нам помог. И сейчас помогает. Он же здесь, с нами.
Каден с трудом перевел дыхание.
– Хорошо. Хочешь помочь – помогай. Что с ил Торньей? Чем он занимается?
– Я уже говорил, – ответил Киль, – он продолжает начатое. Боги ему недоступны, но он ищет другой способ избавиться от вас. Он много тысяч лет искал такой способ.
– И если теперь перешел к действию… – Ужас не дал Кадену договорить.
Киль кивнул:
– Трудно наверняка судить о работе чужого сознания, но, похоже, наш заблудший полководец нашел то, чего искал.
Та поняла, что, удерживая ее меч своим, Блоха успел приставить ей к горлу маленький нож.
– Хотел бы убить, была бы уже покойницей. Я пришел на помощь. – Блоха отвел нож. – Ну, где Валин?
– Там, – она махнула рукой, – на юге. Здесь только мы.
Блоха кивнул, заметив что-то за плечом, метнул нож и указал освободившейся рукой на птицу:
– Забирайтесь.
Справа мелькнула еще одна летящая в ургулов «звездочка». Стойбище сошло с ума: пожар, вопли лошадей, блеск стали, кровь – и все это безумие чудом сдерживал Блоха со своим крылом.
– Промедление – мать поражения! – крикнул через плечо Ньют.
– Марш на птицу! – рявкнул Блоха. – Живо!
Он, словно разминая шею, повел головой, и вылетевшее из темноты копье ткнулось в землю. Мгновение Гвенна разглядывала дрожащее древко. А потом рванула к птице.
32
– Тан-из – один из младших. Он из последних кшештрим, родившихся без гнили, – рассказывал Киль.
За время беседы прогорели два из трех освещавших спальню Морьеты светильника, а оставшийся едва теплился, разбрасывая по углам зыбкую тень. Никто и не подумал подлить в них масла. Сраженная услышанным Морьета утонула в диванных подушках. Каден понимал женщину. И для него знакомство с кшештрим стало ударом, а ведь он дошел до осознания, что те еще бродят по земле, шаг за шагом. А разом узнать, что бессмертные враги человечества живы, что один из них почти захватил власть над Аннуром, а другой сидит напротив, и его темный взгляд широк, глубок и непроницаем, как море… Понятно, трудно усвоить такое сразу. Но не было времени подводить ее к истине бережно и постепенно.
– Почему его назначили полководцем в вашей войне с человечеством? – спросил Каден. – Почему не кого-то из старших? Более опытного?
– Потому что он был лучший, – просто ответил Киль. – Не лучший из бойцов. Двадцать два кшештрим были искуснее с накцалем и мечом, по крайней мере в начале войны. Он даже не был лучшим стратегом. На игральной доске его побеждали Ашерах и еще кое-кто. Но в сражении…
Взгляд Киля стал вдруг далеким, словно он всматривался в жестокие битвы многотысячелетней давности…
– Никто из моего народа не обладал таким даром повелевать. Отчасти это был врожденный талант. Его ум работал быстрее многих и находил неожиданные решения. Но важнее, что Тан-из, как никто из нас, особенно старших кшештрим, понимал ваш род. Он изучал вас…
– Пытал и убивал, ты хочешь сказать, – перебил Каден, вспомнив сумрачные коридоры Мертвого Сердца.
Киль кивнул:
– Его исследования включали и эти методы, хотя ими не ограничивались. Война затянулась на несколько людских поколений, и все это время Тан-из не столько возглавлял армии, сколько учился: познавал особенности вашей речи, вашу физиологию, пределы ваших способностей, возникающие у вас сообщества, ваше оружие и слабости и прежде всего ваш разум. Он потратил десятилетия в попытке понять, что в вас неисправно и связана ли эта неисправность с новыми богами.
– Какими «новыми богами»? – спросила Тристе.
Нежданные откровения не сразили ее наповал, как Морьету. Что ни говори, они не первую неделю толковали о кшештрим. Тристе прошла через их темницу и через их врата. Откуда-то она знала их язык. Девушка слушала с горящими глазами, всем телом подавшись к Килю, на лбу у нее блестел пот.
– Вы зовете их младшими богами, – сказал Киль. – Дети Мешкента и Сьены.
– Хекет и Кавераа, – повторил Каден заученные в Костистых горах имена. – Эйра и Маат, Орелла и Орилон.
– И Акалла, – помедлив, добавил Киль. – И Корин.
– Нет, – нахмурился Каден. – Их только шестеро. Шесть детей Наслаждения и Боли.
– Шестеро, потому что еще двоих мы убили.
Несколько мгновений все молчали. Морьета будто спряталась за каменной неподвижностью раскрашенного лица. Тристе разинула рот, словно подавившись вскриком. Каден заметил, что и сам склонился с подушек, напружинил колени, что воздух застрял у него в легких. Он медленно выдохнул:
– Ты сказал, что вы убили двух богов.
– Их убил Тан-из, – уточнил Киль. – Он поймал их в битве у мыса Нимир. Захватил в плен, изучил и убил. Я присутствовал при этом как историк. Тогда мы получили твердые доказательства, связи наших детей – вас – с новыми богами.
Каден вдруг перенесся в кабинет Шьял Нина, увидел настоятеля за деревянным столом, услышал его рассказ о кента и хин, о целях обучения Кадена среди монахов. Настоятель погиб, вместе с сотнями других остался пищей для воронов на горных уступах, но Каден, как сейчас, слышал его терпеливые объяснения: «Возможно, рождение младших богов привело к появлению у людей эмоций».
– Они изменили вас, – тихо проговорил Каден. – Младшие боги каким-то образом превратили кшештрим… в нас.
Киль кивнул:
– Сперва мы только подозревали. Складывали факт к факту. Были свидетельства в пользу этой теории, но не было доказательств. А потом они спустились. Сюда. Вдохнули свои бессмертные образы в человеческие тела – все ради того, чтобы помочь вам в войне с моим народом.
– И вы их убили! – зашлась от ужаса Тристе.
– Только двоих, – ответил Киль, словно не заметив ее возмущения. – Они, как и вы, представляли собой угрозу. Они были врагами.
– Акалла. – Каден попробовал на вкус незнакомые звуки. – Корин.
– Они приняли эти имена, – кивнул Киль. – Не знаю, богами чего они были.
– И они так просто… ушли?
Киль пожевал губами, словно обдумывая щекотливую проблему перевода.
– Может быть, не полностью или не навсегда. Боги – не создания Бедисы. Ананшаэль не в силах распустить вязанье их судеб. Даже младшие боги… больше нас и полнее этого творения. – Он покачал головой. – Право, наш язык никак не пригоден для их обсуждения.
– Значит, вы их все-таки не убили.
Выдержка Кадена треснула под напором бессильной злости. Киль заглянул ему в глаза и поднял руку, поднес ладонь к свету:
– Тан-из уничтожил плоть, в которой они были заключены, прежде чем они успели высвободиться. Боги, возможно, вечны, им не положено ни конца, ни предела, но их связь с этим миром не такова. Тан-из разрубил эту связь, лишил их возможности влиять на рожденных в оковах мира.
– Но если мы, – заговорил Каден, – такие, как есть, наш разум и сердца возникли от прикосновения младших богов, это должно было отразиться…
Он сбился, не додумав мысли и не вполне поняв, что хотел сказать.
– И отразилось.
Историк молчал так долго, что Каден решил, будто тот отказался от попытки объяснить.
– Вообрази, что ты слеп, – наконец заговорил Киль. – Родился слепым. Всю жизнь провел в темноте среди таких же, как ты. Если тебе внезапно на миг откроются краски мира, как ты расскажешь о них своим незрячим сородичам? Какие найдешь слова? Какой логикой сумеешь их объяснить? Какое отыщешь сравнение, из чего выведешь цепь рассуждений, к чему ее сведешь? Вот все, что я могу сказать… Ваши предки, первые в вашем роду, воспринимали мир иначе. Не просто иначе, но полнее. Для тех, первых, испорченных детей кшештрим камни и реки, море и небо, материальный мир и порождаемые им идеи были так же важны, как их семья и они сами. Они готовы были на смерть, лишь бы избежать разрушений. Они вели себя и говорили так, словно вся земля – часть их существа, вплетенная в ткань их сознания. Мир городов и дорог… – Он указал на стены и то, что лежало за ними. – Ваши предки его бы не признали. Они бы его возненавидели.
– А когда вы убили тех богов? – Голос Кадена был жидок, как дым догорающего костра.
– Вы переменились. Тела богов были такими же смертными, как любое тело: прорубленная в плоти дыра, брешь в идеальном творении Бедисы – и жизнь утекала через нее. Я бы сказал, что их смерть должна как-то отличаться от нашей. Быть больше или громче. Что ни говори, они боги. Но их обоих удалось связать, опоить отравой, и убил их Тан-из ножом не длиннее моей ладони. Я целый век искал подтверждений: что в вас изменилось. Десятки лет ходил среди вас, прикрывшись человеческой личиной, и задавал один и тот же вопрос: «Что это? Что это?» И неизменно слышал один ответ: «Это вода. Камень. Воздух». – «А что ты чувствуешь к камню и воде? Что чувствуешь к воздуху?» – «Ничего. Ничего. Ничего».
Каден долго не мог выдавить из себя ни слова. Он силился вообразить всю огромность описанной Килем потери. Хин целую жизнь уничтожали в себе человеческие чувства, и никто не достиг этой цели полностью, в совершенстве. А Ран ил Торнья, если Киль не ошибся, достиг этого – по крайней мере, в какой-то части – всего двумя ударами ножа. А что, если каждый человек в империи – во всем мире – мгновенно лишится надежды и отваги, страха и любви? Это как если бы твердая почва под ногами вмиг обернулась иллюзией. Сновидением.
Киль следил за ним пустыми, как раковины, глазами. И, только дождавшись наконец кивка, продолжил рассказ:
– Тан-из решился уничтожить и остальных новых богов. Захватить и убить их поодиночке или ударить прямо по Сьене и Мешкенту. Он полагал – и не без оснований, – что уничтожение этих двоих покалечит остальных, что новые боги – если не прямое продолжение своих родителей, то так или иначе зависят от них.
– Это правда? – поразился Каден.
– Нам это неизвестно, – ровным голосом ответил Киль. – Мы тогда уже проигрывали войну, и новые боги – те, что приняли вашу сторону, – видя, что ваш род берет верх… удалились. Ускользнули из принятых на время тел. Осталось их влияние, а самих не стало.
– Пресвятой Хал, – тихо выдохнула Тристе.
– Да, – согласился Киль, – как Хал. Сам бог далек и не проявляет себя, но мы знаем его тьму.
– Надо мне было оставить тебя в Мертвом Сердце, – в сердцах бросил Каден. – Чтоб ты там гнил!
– Без меня вам бы не удалось бежать, – возразил Киль. – А если бы и удалось, вы не готовы к противостоянию с ил Торньей. Без моей помощи он вас уничтожит. Может быть, уничтожит в любом случае. – Кшештрим покачал головой. – У меня, по меркам моего рода, хорошая голова, но Тан-из всегда был сильнее меня в стратегии и тактике.
Каден опешил:
– Ты убил двух наших богов, а теперь думаешь помогать мне?
– Я уже говорил: мои цели не совпадают с целями Тан-иза, – кивнул Киль. – Он стремится вернуть прошлое. Мне интереснее запечатлеть настоящее.
Киль замолчал. Минуту Каден смотрел на него, потом повернулся к Тристе. Та ответила ему диким взглядом широко распахнутых глаз и беспомощно замотала головой:
– Не знаю, Каден. Он нам помог. И сейчас помогает. Он же здесь, с нами.
Каден с трудом перевел дыхание.
– Хорошо. Хочешь помочь – помогай. Что с ил Торньей? Чем он занимается?
– Я уже говорил, – ответил Киль, – он продолжает начатое. Боги ему недоступны, но он ищет другой способ избавиться от вас. Он много тысяч лет искал такой способ.
– И если теперь перешел к действию… – Ужас не дал Кадену договорить.
Киль кивнул:
– Трудно наверняка судить о работе чужого сознания, но, похоже, наш заблудший полководец нашел то, чего искал.