Огненная кровь
Часть 38 из 111 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Валин перевел дыхание и заговорил:
– Это к делу не относится.
– А по-моему, очень даже относится, – проговорил Лейт. – Мы рискуем. Надо свести риск к минимуму. Сколько лет нам на Островах вколачивали в голову это дерьмо?
– Там речь шла о минимизации риска в законном бою, – напомнил Валин, – а не об убийстве безобидных ребятишек.
– Что еще за «законный бой»? – удивилась Анник.
– Боевые действия против врага, – ответил Валин. – А не просто затруднительное положение, в которое мы влипли.
– Ургулы и есть враги, – заметил Лейт. – Они живьем варят людей, отрезают веки. Гнездо много лет высылает рейды за Белую реку.
– Но не детей убивать, – повторил Валин и поднял руку, предупредив ответ пилота. – Зачем ты вступил в кеттрал?
– Не знаю, – покачал головой Лейт. – Пришли, сказали, что я мог бы летать на огромной боевой птице. Ради Шаэля, просто потому, что это кеттрал!
– А будь у ургулов такие птицы, летал бы ты с ургулами?
– Нет, конечно.
– Почему нет?
– Я только что сказал почему. Они варвары, Валин. Ты что, забыл об их вере, о кровавых жертвах? Победи они, нас бы сейчас свежевали живьем, разбирали бы на куски. Потому мы и должны их убить.
– Вот потому, – покачал головой Валин, – мы и не можем этого сделать.
– Как это у тебя выходит? – опешил Лейт.
Вопрос стал последней каплей, и что-то внутри Валина – та стена, что сдерживала гнев и слова, рухнула, дав волю большой волне.
– Потому что мы – не они, Лейт! Мы – не она! – Он ткнул пальцем в сторону Хуутсуу, затем указал на Пирр. – Да, мы умеем убивать. Мы долго учились убивать и выучились отлично. Но убивать умеют многие. Пирр клала покойников грудами с того дня, как мы с ней встретились. Но кеттрал нас делает другое: мы убиваем, кого надо!
Гвенна горячо закивала, зато Анник небрежно отмахнулась:
– Добро и зло определяются точкой зрения.
– Нет! – обрушился на нее Валин. – Неправда! Будь это так, зачем бы мы вообще здесь оказались? Зачем ушли из Гнезда, зачем спасали Кадена? Дерьмо соленое, какое нам дело, кто сидит на Нетесаном троне? Если вам плевать, почему бы прямо сейчас не пойти в наемники в Антеру или Манджари? Недурно нажились бы, рассказав им все, что знаете о кеттрал!
Несмотря на ледяной ветер, Валин взмок под тяжелой бизоньей шкурой. Он с трудом заставил себя понизить голос и разжать кулаки:
– Мы этого не сделаем, потому что нам не все равно, на какой стороне сражаться. Не все равно, кто сидит на Нетесаном троне. Таким, как Сами Юрл, как Балендин, – им нельзя давать волю. Они плохие люди. Плохими были кшештрим. И атмани.
Вдруг почувствовав навалившуюся усталость, он покачал головой. Болело плечо. Все у него болело.
– Я вступил в кеттрал, чтобы защищать Аннур, а защищать Аннур хотел потому, что он лучше Кровавых Городов и Антеры, лучше Манджари и племен Поясницы.
– Избавь меня от лекции о добродетелях великой империи, – попросил Лейт.
Слова были дерзки, но пыл его угас.
– Лекция не затянется, – сказал Валин. – У нас есть законы. Наши законы не позволяют сильным уничтожить слабых и неудачливых.
Лейт только головой покачал:
– Точно, ты же во дворце рос!
– Я не прав? – пропустив подколку мимо ушей, спросил Валин.
– Великие и сильные Аннура вечно давят слабых и бедных, – огрызнулся пилот. – Мне ли не знать с моей семьей? Твой отец поднял налоги на кузнечный промысел – ты не в курсе? Конечно, откуда?! Штука в том, что император Аннура не делал разницы между огромными городскими кузницами с десятками подмастерьев и мелкими мастерскими на одного кузнеца с одним горном. Небольшой недосмотр, из-за которого мой отец влез в долги.
Пилот с отвращением мотнул головой:
– Он пошел к ростовщику. Тот ублюдок охотно ссудил монетку, но под такой рост, что в жизни не расплатиться. Отец отрабатывал долг восемь лет – восемь лет без единого дня отдыха, так и умер над треклятым горном, а долг за это время только вырос.
Валин обомлел. За все годы среди кеттрал, за дни, когда они учились, и ночи, когда залечивали раны, он ни разу не слышал от Лейта его истории.
– Послушай, – неуверенно заговорил Валин, – империя не идеальное государство…
– Но это особый случай? – поднял брови пилот. – Исключение? – Он ткнул пальцем в Талала. – А он? Граждане нашей доброй благородной империи выслеживают личей и, собравшись толпой, радостно убивают. Без суда, без закона – огнем или веревкой.
Талал медленно склонил голову. За все время спора он не проронил ни слова – стоял, скрестив руки на груди. Теперь он тихо заговорил:
– У Аннура есть недостатки. Серьезные недостатки. В империи орудует множество лжецов и убийц. – Он перевел взгляд на пленников. – Я не хочу им уподобляться.
– Да какого хрена?! – мотнул головой Лейт. – Разве я хочу? Только нельзя, чтобы они увязались за нами.
– Тот, кто поступает правильно, вынужден рисковать.
Пилот опять выругался.
– Это знак согласия? – спросил Валин.
Лейт коротко вздохнул и неохотно кивнул. Валин обернулся к Анник:
– Ты что скажешь?
– Свое мнение я высказала, – отозвалась она. – Командуешь крылом ты.
– Вот и ладно, – подытожил Валин. – Мы берем лошадей, берем большую часть еды, берем апи, чтобы походить на настоящих ургулов. Я перевяжу узлы так, чтобы кто-нибудь из пленников за день-два сумел выпутаться. Мы двинемся на север…
– А я думала, нам на запад, – перебила Гвенна. – На севере только степь и ледяной-ледяной океан.
– Мы двинемся на север, – повторил Валин, – и будем идти полдня, чтобы они решили, будто взяли наш след. К западу свернем по ручью, когда найдем подходящий.
Он развернулся на пятках, не давая никому времени возразить, и оставил крыло собирать вещи. Пленники сидели в дальнем конце лагеря; Хуутсуу, пока Валин шел к ним, успела вволю посверлить его взглядом. Пирр обернулась, когда он был совсем рядом:
– Дай угадаю: ты не можешь заставить себя убить их?
– Мы их свяжем и поедем на север, – коротко бросил Валин.
Присягнувшая Черепу с ухмылкой хлопнула его по раненому плечу:
– Как это я догадалась?
– Я тебя найду, – пообещала Хуутсуу, пока Валин проверял узлы у нее на запястьях и лодыжках. – Ты дурак, что не послушал своих людей.
– Послушай я их, ты была бы мертва, – ответил Валин, затягивая узел.
– Ты размазня.
– А связана ты.
* * *
За неполные две недели крыло хорошо продвинулось к западу, ночуя в низинах между холмами. Малорослые лошадки ургулов оказались тверды на ногу и совершенно неутомимы. Валин поначалу задумывался, как часто давать им передышку, но к ночному привалу с отчаянием убедился, что отдых требуется его ноющим бедрам и спине, а не лошадям. Судя по тому, как кряхтели и потягивались остальные бойцы крыла, он был не один такой.
Он наметил маршрут севернее Белой, так близко к реке, что они часто видели ее вспененные воды, но достаточно далеко, чтобы не напороться на явившихся поить лошадей ургулов. Кое-кто предлагал свернуть южнее. Быстрее всего они попали бы в Аннур, доскакав до Изгиба и пересев там на судно до столицы. Этот путь был и самым очевидным. Если в Гнезде подозревают, что Валин еще жив, кто-то наверняка ведет наблюдение за доками и за стенами, следит за всем городом, поцелуй его Кент. Безопаснее было скакать сушей на запад. Безопаснее, но много-много дольше.
Степь раскинулась на все стороны до самого горизонта – огромное зеленое море с волнами холмов. Не считая редких выходов известняка и малых куп кривых деревьев, здесь не было никаких примет: ни гор, ни лесов, лишь великая пустота под чашей неба. Даже ручьи выглядели одинаково: узкие, с низкими берегами и каменистым руслом, все они бежали к югу, к Белой реке.
Валину было неспокойно на открытой местности. Ни укрытий, ни позиций для обороны. Низкие холмы мешали обзору, а защиты не давали. Валин не знал, не скачет ли параллельным курсом целое тааму ургулов, – те могли двигаться по соседней складке местности, и он до боли в шее вертел головой, непрестанно озирая зеленый горизонт.
В один из дней Талал вдруг указал на юг. Валин прищурился. Вдалеке, за много миль по ту сторону Белой, виднелся ряд золотых холмов. Пески, угадал он. Большие подвижные барханы пустыни Сегир. Сегиру случалось пожирать целые армии, и чужие, и аннурские, – кости и оружие остались лежать под наметенным ветрами песком. Даже севернее реки почва под ногами их коней стала сухой и растресканной, вынудив Валина отвернуть от русла, чтобы продолжать путь на запад по зеленым травам.
Дважды они замечали вдали стада бизонов – тысячи косматых бурых зверей, в три раза превосходивших размерами их лошадок. Несмотря на кривые рога, эти животные казались достаточно миролюбивыми: лениво щипали высокие стебли, прерываясь, чтобы втянуть ноздрями воздух. Если же они ударялись в бегство, все стадо разворачивалось разом и, с грохотом сотрясая землю, скрывалось за горизонтом.
Под конец четвертого дня они выехали на гребень невысокого холма как раз вовремя, чтобы увидеть большой конный отряд – сотни три или четыре, – также двигавшийся к западу и опережавший их на полдня пути. Несмотря на многочисленность, всадники погоняли коней еще усерднее, чем крыло Валина, и поднятая копытами пыль грозовой тучей висела над землей, затмевая предзакатное солнце. После того Валин заметил еще три тааму, также спешивших на запад. Укрыться от них было нетрудно – стоило только избегать вершин и возвышенностей, – но движение такого множества ургулов обеспокоило Валина.
– Куда, по-твоему, собрались эти поганцы? – спросила Гвенна.
– Не представляю. – Валин покрутил головой. – Надеюсь только, что им с нами не по пути.
Под жарким солнцем на лишенной тени земле отряду пришлось попотеть, но добил их дождь.
Валин раньше обычного объявил привал. Восточный ветер весь день доносил запах бури, и Гвенна, хоть и не проронила ни слова жалобы, явно готова была свалиться с седла. Да и сам Валин чувствовал себя немногим лучше. Как писал Гендран: «Торопиться надо не спеша». Как ни рвался Валин в Аннур, на встречу с Каденом, как ни спешил найти тех, кто стоял за убийством отца, монахов и Ха Лин, впереди лежали еще многие мили степи, которые не одолеешь одним отчаянным рывком.
Дождь начался, когда стемнело. Они были бы рады поставить апи и развести костры, но костер – это свет и дым, а апи стали бы ловушкой для половины крыла, да и обзору бы помешали. Лучше мерзнуть в полной готовности, чем лежать мертвым в тепле, так что все завернулись в бизоньи плащи – сырые шкуры плохо грели и сильно воняли, – проверили вооружение и сели перед сном пожевать вяленого мяса и твердого ургульского сыра.
Валину досталась первая вахта. Плечо у него зажило, но на неосторожное движение все еще отзывалось острой болью. Остальные сбились в тесную кучку, словно окружили мечту о костре. Уснувшие, закутанные в тяжелые шкуры, его бойцы выглядели моложе своих лет и невиннее – почти дети. Даже седеющую Пирр скорее можно было принять за торговку рыбой или купчиху, чем за зловещую наемницу с руками по локоть в крови. Валину впервые за долгие недели выпало время поразмыслить о своем крыле, о том, от чего они отказались, покинув Гнездо, и о том, что ждет их впереди. Чувство ответственности легло на него тяжелой осенней изморосью. А потом дождь хлынул стеной.
Крупные капли мигом вымочили ему волосы, остудили лицо, потекли за шиворот, развезли землю в грязную жижу, превратили ночную темень в черную мглу. Валин сидел прямо, заставляя себя забыть о пробиравшем до костей холоде, и руку держал на рукояти ножа. Он не замечал, как привык к своему обострившемуся слуху, пока шум миллионов дождевых капель не оглушил его, сделав растерянным и уязвимым.
Валин поднялся на ноги, высвободил клинок из-под плаща и взошел на пригорок. При полной луне и при свете звезд можно было бы кое-что разглядеть, но пелена ливня лишила и этой малости. Дождь и земля под ногами – ничего больше. Он долго стоял так, потом вернулся к лагерю. Затылок щекотало тревожное предчувствие, в животе крутило. Гвенна бранилась, силясь устроиться поудобнее. Зашевелились и Талал с Пирр, искали местечко посуше.
– Это к делу не относится.
– А по-моему, очень даже относится, – проговорил Лейт. – Мы рискуем. Надо свести риск к минимуму. Сколько лет нам на Островах вколачивали в голову это дерьмо?
– Там речь шла о минимизации риска в законном бою, – напомнил Валин, – а не об убийстве безобидных ребятишек.
– Что еще за «законный бой»? – удивилась Анник.
– Боевые действия против врага, – ответил Валин. – А не просто затруднительное положение, в которое мы влипли.
– Ургулы и есть враги, – заметил Лейт. – Они живьем варят людей, отрезают веки. Гнездо много лет высылает рейды за Белую реку.
– Но не детей убивать, – повторил Валин и поднял руку, предупредив ответ пилота. – Зачем ты вступил в кеттрал?
– Не знаю, – покачал головой Лейт. – Пришли, сказали, что я мог бы летать на огромной боевой птице. Ради Шаэля, просто потому, что это кеттрал!
– А будь у ургулов такие птицы, летал бы ты с ургулами?
– Нет, конечно.
– Почему нет?
– Я только что сказал почему. Они варвары, Валин. Ты что, забыл об их вере, о кровавых жертвах? Победи они, нас бы сейчас свежевали живьем, разбирали бы на куски. Потому мы и должны их убить.
– Вот потому, – покачал головой Валин, – мы и не можем этого сделать.
– Как это у тебя выходит? – опешил Лейт.
Вопрос стал последней каплей, и что-то внутри Валина – та стена, что сдерживала гнев и слова, рухнула, дав волю большой волне.
– Потому что мы – не они, Лейт! Мы – не она! – Он ткнул пальцем в сторону Хуутсуу, затем указал на Пирр. – Да, мы умеем убивать. Мы долго учились убивать и выучились отлично. Но убивать умеют многие. Пирр клала покойников грудами с того дня, как мы с ней встретились. Но кеттрал нас делает другое: мы убиваем, кого надо!
Гвенна горячо закивала, зато Анник небрежно отмахнулась:
– Добро и зло определяются точкой зрения.
– Нет! – обрушился на нее Валин. – Неправда! Будь это так, зачем бы мы вообще здесь оказались? Зачем ушли из Гнезда, зачем спасали Кадена? Дерьмо соленое, какое нам дело, кто сидит на Нетесаном троне? Если вам плевать, почему бы прямо сейчас не пойти в наемники в Антеру или Манджари? Недурно нажились бы, рассказав им все, что знаете о кеттрал!
Несмотря на ледяной ветер, Валин взмок под тяжелой бизоньей шкурой. Он с трудом заставил себя понизить голос и разжать кулаки:
– Мы этого не сделаем, потому что нам не все равно, на какой стороне сражаться. Не все равно, кто сидит на Нетесаном троне. Таким, как Сами Юрл, как Балендин, – им нельзя давать волю. Они плохие люди. Плохими были кшештрим. И атмани.
Вдруг почувствовав навалившуюся усталость, он покачал головой. Болело плечо. Все у него болело.
– Я вступил в кеттрал, чтобы защищать Аннур, а защищать Аннур хотел потому, что он лучше Кровавых Городов и Антеры, лучше Манджари и племен Поясницы.
– Избавь меня от лекции о добродетелях великой империи, – попросил Лейт.
Слова были дерзки, но пыл его угас.
– Лекция не затянется, – сказал Валин. – У нас есть законы. Наши законы не позволяют сильным уничтожить слабых и неудачливых.
Лейт только головой покачал:
– Точно, ты же во дворце рос!
– Я не прав? – пропустив подколку мимо ушей, спросил Валин.
– Великие и сильные Аннура вечно давят слабых и бедных, – огрызнулся пилот. – Мне ли не знать с моей семьей? Твой отец поднял налоги на кузнечный промысел – ты не в курсе? Конечно, откуда?! Штука в том, что император Аннура не делал разницы между огромными городскими кузницами с десятками подмастерьев и мелкими мастерскими на одного кузнеца с одним горном. Небольшой недосмотр, из-за которого мой отец влез в долги.
Пилот с отвращением мотнул головой:
– Он пошел к ростовщику. Тот ублюдок охотно ссудил монетку, но под такой рост, что в жизни не расплатиться. Отец отрабатывал долг восемь лет – восемь лет без единого дня отдыха, так и умер над треклятым горном, а долг за это время только вырос.
Валин обомлел. За все годы среди кеттрал, за дни, когда они учились, и ночи, когда залечивали раны, он ни разу не слышал от Лейта его истории.
– Послушай, – неуверенно заговорил Валин, – империя не идеальное государство…
– Но это особый случай? – поднял брови пилот. – Исключение? – Он ткнул пальцем в Талала. – А он? Граждане нашей доброй благородной империи выслеживают личей и, собравшись толпой, радостно убивают. Без суда, без закона – огнем или веревкой.
Талал медленно склонил голову. За все время спора он не проронил ни слова – стоял, скрестив руки на груди. Теперь он тихо заговорил:
– У Аннура есть недостатки. Серьезные недостатки. В империи орудует множество лжецов и убийц. – Он перевел взгляд на пленников. – Я не хочу им уподобляться.
– Да какого хрена?! – мотнул головой Лейт. – Разве я хочу? Только нельзя, чтобы они увязались за нами.
– Тот, кто поступает правильно, вынужден рисковать.
Пилот опять выругался.
– Это знак согласия? – спросил Валин.
Лейт коротко вздохнул и неохотно кивнул. Валин обернулся к Анник:
– Ты что скажешь?
– Свое мнение я высказала, – отозвалась она. – Командуешь крылом ты.
– Вот и ладно, – подытожил Валин. – Мы берем лошадей, берем большую часть еды, берем апи, чтобы походить на настоящих ургулов. Я перевяжу узлы так, чтобы кто-нибудь из пленников за день-два сумел выпутаться. Мы двинемся на север…
– А я думала, нам на запад, – перебила Гвенна. – На севере только степь и ледяной-ледяной океан.
– Мы двинемся на север, – повторил Валин, – и будем идти полдня, чтобы они решили, будто взяли наш след. К западу свернем по ручью, когда найдем подходящий.
Он развернулся на пятках, не давая никому времени возразить, и оставил крыло собирать вещи. Пленники сидели в дальнем конце лагеря; Хуутсуу, пока Валин шел к ним, успела вволю посверлить его взглядом. Пирр обернулась, когда он был совсем рядом:
– Дай угадаю: ты не можешь заставить себя убить их?
– Мы их свяжем и поедем на север, – коротко бросил Валин.
Присягнувшая Черепу с ухмылкой хлопнула его по раненому плечу:
– Как это я догадалась?
– Я тебя найду, – пообещала Хуутсуу, пока Валин проверял узлы у нее на запястьях и лодыжках. – Ты дурак, что не послушал своих людей.
– Послушай я их, ты была бы мертва, – ответил Валин, затягивая узел.
– Ты размазня.
– А связана ты.
* * *
За неполные две недели крыло хорошо продвинулось к западу, ночуя в низинах между холмами. Малорослые лошадки ургулов оказались тверды на ногу и совершенно неутомимы. Валин поначалу задумывался, как часто давать им передышку, но к ночному привалу с отчаянием убедился, что отдых требуется его ноющим бедрам и спине, а не лошадям. Судя по тому, как кряхтели и потягивались остальные бойцы крыла, он был не один такой.
Он наметил маршрут севернее Белой, так близко к реке, что они часто видели ее вспененные воды, но достаточно далеко, чтобы не напороться на явившихся поить лошадей ургулов. Кое-кто предлагал свернуть южнее. Быстрее всего они попали бы в Аннур, доскакав до Изгиба и пересев там на судно до столицы. Этот путь был и самым очевидным. Если в Гнезде подозревают, что Валин еще жив, кто-то наверняка ведет наблюдение за доками и за стенами, следит за всем городом, поцелуй его Кент. Безопаснее было скакать сушей на запад. Безопаснее, но много-много дольше.
Степь раскинулась на все стороны до самого горизонта – огромное зеленое море с волнами холмов. Не считая редких выходов известняка и малых куп кривых деревьев, здесь не было никаких примет: ни гор, ни лесов, лишь великая пустота под чашей неба. Даже ручьи выглядели одинаково: узкие, с низкими берегами и каменистым руслом, все они бежали к югу, к Белой реке.
Валину было неспокойно на открытой местности. Ни укрытий, ни позиций для обороны. Низкие холмы мешали обзору, а защиты не давали. Валин не знал, не скачет ли параллельным курсом целое тааму ургулов, – те могли двигаться по соседней складке местности, и он до боли в шее вертел головой, непрестанно озирая зеленый горизонт.
В один из дней Талал вдруг указал на юг. Валин прищурился. Вдалеке, за много миль по ту сторону Белой, виднелся ряд золотых холмов. Пески, угадал он. Большие подвижные барханы пустыни Сегир. Сегиру случалось пожирать целые армии, и чужие, и аннурские, – кости и оружие остались лежать под наметенным ветрами песком. Даже севернее реки почва под ногами их коней стала сухой и растресканной, вынудив Валина отвернуть от русла, чтобы продолжать путь на запад по зеленым травам.
Дважды они замечали вдали стада бизонов – тысячи косматых бурых зверей, в три раза превосходивших размерами их лошадок. Несмотря на кривые рога, эти животные казались достаточно миролюбивыми: лениво щипали высокие стебли, прерываясь, чтобы втянуть ноздрями воздух. Если же они ударялись в бегство, все стадо разворачивалось разом и, с грохотом сотрясая землю, скрывалось за горизонтом.
Под конец четвертого дня они выехали на гребень невысокого холма как раз вовремя, чтобы увидеть большой конный отряд – сотни три или четыре, – также двигавшийся к западу и опережавший их на полдня пути. Несмотря на многочисленность, всадники погоняли коней еще усерднее, чем крыло Валина, и поднятая копытами пыль грозовой тучей висела над землей, затмевая предзакатное солнце. После того Валин заметил еще три тааму, также спешивших на запад. Укрыться от них было нетрудно – стоило только избегать вершин и возвышенностей, – но движение такого множества ургулов обеспокоило Валина.
– Куда, по-твоему, собрались эти поганцы? – спросила Гвенна.
– Не представляю. – Валин покрутил головой. – Надеюсь только, что им с нами не по пути.
Под жарким солнцем на лишенной тени земле отряду пришлось попотеть, но добил их дождь.
Валин раньше обычного объявил привал. Восточный ветер весь день доносил запах бури, и Гвенна, хоть и не проронила ни слова жалобы, явно готова была свалиться с седла. Да и сам Валин чувствовал себя немногим лучше. Как писал Гендран: «Торопиться надо не спеша». Как ни рвался Валин в Аннур, на встречу с Каденом, как ни спешил найти тех, кто стоял за убийством отца, монахов и Ха Лин, впереди лежали еще многие мили степи, которые не одолеешь одним отчаянным рывком.
Дождь начался, когда стемнело. Они были бы рады поставить апи и развести костры, но костер – это свет и дым, а апи стали бы ловушкой для половины крыла, да и обзору бы помешали. Лучше мерзнуть в полной готовности, чем лежать мертвым в тепле, так что все завернулись в бизоньи плащи – сырые шкуры плохо грели и сильно воняли, – проверили вооружение и сели перед сном пожевать вяленого мяса и твердого ургульского сыра.
Валину досталась первая вахта. Плечо у него зажило, но на неосторожное движение все еще отзывалось острой болью. Остальные сбились в тесную кучку, словно окружили мечту о костре. Уснувшие, закутанные в тяжелые шкуры, его бойцы выглядели моложе своих лет и невиннее – почти дети. Даже седеющую Пирр скорее можно было принять за торговку рыбой или купчиху, чем за зловещую наемницу с руками по локоть в крови. Валину впервые за долгие недели выпало время поразмыслить о своем крыле, о том, от чего они отказались, покинув Гнездо, и о том, что ждет их впереди. Чувство ответственности легло на него тяжелой осенней изморосью. А потом дождь хлынул стеной.
Крупные капли мигом вымочили ему волосы, остудили лицо, потекли за шиворот, развезли землю в грязную жижу, превратили ночную темень в черную мглу. Валин сидел прямо, заставляя себя забыть о пробиравшем до костей холоде, и руку держал на рукояти ножа. Он не замечал, как привык к своему обострившемуся слуху, пока шум миллионов дождевых капель не оглушил его, сделав растерянным и уязвимым.
Валин поднялся на ноги, высвободил клинок из-под плаща и взошел на пригорок. При полной луне и при свете звезд можно было бы кое-что разглядеть, но пелена ливня лишила и этой малости. Дождь и земля под ногами – ничего больше. Он долго стоял так, потом вернулся к лагерю. Затылок щекотало тревожное предчувствие, в животе крутило. Гвенна бранилась, силясь устроиться поудобнее. Зашевелились и Талал с Пирр, искали местечко посуше.