Однажды в Марчелике 3
Часть 52 из 60 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Это пятый солдат понял, что происходит. Но тяжёлая пуля, пробившая ему живот, временно прекратила крики.
– Поздно, метен! – сочувственно сказал Дан. – Был бы посообразительнее, остался бы жив… И ребят своих уберёг бы. Наши все в порядке? Никто не ранен?
– Все! Раненых нет! У нас Ламмерта слегка зацепило! – раздались ответные крики.
– Собираем воллов и разбиваем лагерь! – приказал Дан. – Раненых перевязать, мёртвых похоронить!
– Так нет же мёртвых! – крикнула Мэнола.
Дан навёл револьвер на солдата, раненого в живот, и спустил курок, добив бедолагу.
– Теперь есть! – хмуро сообщил он.
Собрав воллов, касадоры отогнали фургон в сторону от дороги и стащили солдат к временному лагерю. Обрив от колючек четыре крупных кактуса, пленников привязали к ним. Солдат с пробитым плечом тихо стонал, а остальные молчали, свесив головы – ещё не пришли в себя.
– Помогите… – попросил раненый.
– Хочешь отправиться за своим командиром? – удивился сидевший в охране Алекс.
– Плечо… Больно…
– Дан! – крикнул Алекс. – Тут пленный жалуется, что ему больно!
– Я сейчас возьму бечёвку покрепче и оторву ему яйца! Узнает, что такое боль, придурок!.. – мрачно отозвался Дан.
– Всё слышал? – спросил Алекс у пленника.
– Я просто выполнял приказ… Просто солдат! – тоскливо ответил тот.
– Дурак ты просто! – ответил Алекс и отвернулся, скрывая жалость в глазах.
Спустя два часа все пленники очнулись. Только раненый в плечо потерял сознание. Он ещё час стонал, умолял, просил, а потом замолчал. Сказывалась и жара, и потеря крови. Подошедшие Дан и Иоганн равнодушно посмотрели на него и подошли к другому солдату.
– Как тебя зовут? – поинтересовался Дан.
– Кевин, метен! – ответил тот, вжимаясь в кактус.
– Кевин… И что ты тут делаешь, Кевин? – Дан присел напротив и участливо посмотрел на пленника.
– Я служу….
Кулак Иоганна врезался ему в скулу.
– Неверный ответ, – проговорил Дан. – Я не люблю говорить… Лишний раз. Поэтому объясняю один раз: если я спрашиваю, что ты тут делаешь, вы рассказываете мне всё. Сразу. Сами. И начинать надо не от сотворения мира, а от того момента, как вы пришли сюда. Всё ясно?
Пленники промолчали, и только Кевин, увидев занесённый кулак, быстро затараторил:
– Да! Всё ясно, метен! Мы тут в дозоре, метен! Нас командир послал, метен!
– Молодец! – похвалил Дан. – А теперь следующий вопрос…
Спустя ещё пару часов отряд снова взобрался в сёдла. Пленники бились в путах на земле, но ничего не могли поделать. Их очень надёжно связали. Кевин плакал и умолял его отпустить, но касадоры были глухи к мольбам.
И только в последний момент Дан повернулся, чтобы сказать:
– Вы пришли на центральные равнины Марчелики! Вас сюда никто не звал, но вас и не гнали. Вы пришли и убили мирных жителей: женщин и детей. Если такое делает касадор, он едет за воллом в петле. Я не вижу причин, по которым вас надо жалеть!
– Метен! Мы же солдаты! Мы выполняем приказ! – изогнувшись, один из солдат моляще посмотрел на касадора.
– Мы тоже своего рода солдаты, придурок! – ответил Дан. – Но мы не прикрываемся приказами. Мы отвечаем за свои поступки… Давай, Ночка! Н-но!..
И отряд пустился в путь, а за ним, по земле, тащились пленники. Трое из них ещё некоторое время кричали, умоляли, проклинали, но не дождались ни жалости, ни милосердия. А четвёртый солдат молчал – он так и не пришёл в себя. Он даже умер, не открывая глаз. Впрочем, его соратники вскоре последовали за ним. Их трупы так и остались лежать посреди равнин – на поживу стервятникам…
Мир касадоров суров, и законы у них суровые. И касадоры не воюют с женщинами и детьми – это закон. А за его нарушение они карают и своих, и чужих – одинаково сурово. Осадившие Стеинхольвег солдаты уже были обречены, но ещё не знали об этом. Они азартно стреляли из орудий по укреплённой части города, где прятались мирные жители. И искренне верили, что ещё несколько дней, и город будет взят. А смерть уже неслась к ним по пыльным дорогам, готовая обрушиться в ночи на их лагерь…
И счастье было тому, кто успеет умереть в бою.
Г. Стеинхольвег, Марчелика, начало ночи 15 мая 1937 М.Х.
Антуан, поморщившись, присел за стол. Хоть новый командир сотни и принял чудодейственный настой Эрфы, но плечо ещё болело. Тот гад, выстреливший в него, умудрился засадить пулю так, что сустав был расколот вдребезги. Антуана до сих пор трясло при воспоминании, как над ним колдовал полковой лекарь. Столько боли в своей жизни он ещё не испытывал…
К счастью, всё было в прошлом. Антуан шёл на поправку, а последний оплот проклятого Стеинхольвега скоро должен был пасть. Дома в укреплённом центре и так уже не особо выступали над землёй: армейская артиллерия работала на славу. А местные жители прятались, по всей видимости, в подвалах, которые не везде имелись.
– Ну что, фортисы… Что хорошего скажете? – поинтересовался Антуан у шести выживших десятников.
Первый штурм оказался на редкость неудачным и кровавым. Колонна солдат добралась до баррикады, которая перегораживала вход в центр – и попыталась с наскоку ворваться внутрь.
В ответ жители Стеинхольвега открыли такой ураганный огонь, что половина сотни там и полегла… Может быть, часть защитников города и не могла похвастаться меткостью, но при таком количестве стволов завеса из пуль была непроницаема для пехоты.
От всего состава сотни осталось пять десятков человек. На всём пути сюда, в город Стеинхольвег, солдаты не раз брали штурмом мелкие поселения. Но нигде они не встречали такого ожесточённого сопротивления…
И даже Антуан, ослеплённый ненавистью, вынужден был признать: они как будто из одной страны шагнули в другую. Там, на побережье, жили обычные люди: местами смелые, местами подлые, местами честные, а местами хитрые.
А тут, на центральных равнинах Марчелики, жили бойцы. Тоже местами смелые. И другими местами – тоже смелые. А в довесок ещё и решительные, и упорные… Нет, конечно, они тоже испытывали боль и страх. И плакали под пытками, и просили их не убивать. Но почему-то начинали не через несколько минут, как нормальные люди – а лишь через пару-тройку часов.
А до того офицеры, допрашивающие пленных, смотрели в их полные ненависти глаза. И эта ненависть никуда не уходила. Как не ушла она и у служанки, которую побоями заставили прислуживать офицерам…
– Эй ты… Как тебя… Роза! Тащи вино! – приказал Антуан и заслужил очередной полный ненависти взгляд.
«Никого тут не пощажу! Нелюди какие-то… Всех убить надо перед уходом!» – подумал он.
«Но ты же обещал пощадить!» – взмолился внутри тихий голос совести, но Антуан даже отвечать не стал: просто заткнул его подальше.
– Хорошего мало, фортис! – начал доклад один из десятников. – Снаряды почти закончились. Патронов – треть от первоначального запаса. Ну хоть еды мы тут набрали…
– Вы же взяли оружейный магазин! – вспомнил Антуан. – Почему не хватает патронов?
– В основном, там старые калибры были. И оружие такое же, – признался десятник. – Можно, конечно, даже из этого стрелять. Но наши ребята к такому оружию не привыкли. А местные – отлично им пользуются…
– Чушь! Возьмите оружие, и пусть учатся! – рявкнул Антуан, морщась от боли в плече. – Мы должны взять этот чёртов город. Если понадобится, сравняйте весь центр с землёй, но подавите сопротивление!..
– Да, фортис, – десятник кивнул, но командир уже не хотел ни с кем общаться.
Плечо снова разболелось, а рука еле двигалась. Отослав десятников, Антуан ещё какое-то время сидел, накачиваясь вином, а потом нетвёрдой походкой отправился к кровати. Боль наконец-то отпустила свои цепкие когти, и самое время было попытаться уснуть.
«Или… Может… – Антуан поглядел на пышную высокую Розу, а та испуганно вжалась в стену. – Нет, пожалуй, не сегодня…».
– Отдыхай, сучка… Сегодня тебе повезло! – бросил он, укладываясь на кровать.
И вскоре уже спал.
А Роза стояла у стены, глотая слёзы облегчения. Ей повезло и не повезло в одно и то же время. Командир солдат положил на неё глаз и пользовался, когда возникало желание – и в этом было её невезение… К счастью, из-за ранения такое желание было у него всего пару раз. И за это стоило сказать Сычу «спасибо» от всей души. Ну и ещё снотворному сбору, который она добавляла Антуану в вино…
Осторожно открыв небольшой тайник, женщина вытащила узелок. Внутри был кусок хлеба, пара запечённых грибов и маленькая фляга с водой, сдобренной вином – вот и всё, что ей удалось сэкономить за день. На цыпочках Роза прошла к той кровати, на которой храпел командир, осторожно легла на пол, пролезла под неё…
Если бы кто-нибудь из солдат или сам Антуан увидел, что было дальше, то сильно бы удивился. А потом Розу бы обязательно повесили. Потому что уже который день, выполняя приказ командира, солдаты прочёсывали город – в поисках того, кто прострелил Антуану плечо. И громогласно объявляли, что тому, кто спрячет и не выдаст этого негодяя, грозит смертная казнь.
А Сыч всё это время сидел в маленьком погребе под домом. И вход в погреб находился под той самой кроватью, где сейчас спал Антуан. Конечно, дом у Розы был не слишком представительным, но оказался уж очень удобным для расположения штаба. И почти весь день тут крутились солдаты и офицеры.
И каждый день Роза собирала еду Сычу, отрывая кусок от себя. А ночью, когда командир солдат засыпал, тихонько лезла под кровать, чтобы покормить мужчину. Несколько секунд, пара слов – вот и всё общение…
– Сыч, ты жив? – спросила женщина в щель приоткрытого люка.
– Жив… Пока ещё… – слабо ответил тот.
– Держи еду… Прости. Всё, что было! – женщина протянула узелок.
– Спасибо, Роза! – поблагодарил тот. – Без тебя я бы загнулся тут от голода.
– Не говори так… Всё будет хорошо!.. – прошептала Роза, передавая узелок и принимая пустую флягу.
Правда, она и сама в это больше не верила. Уж слишком безумным был блеск в глазах Антуана… И слишком обозлёнными оказались захватчики Стеинхольвега… Роза видела, что дела в центре обстоят совсем туго. И недалёк тот день, когда изголодавшихся защитников можно будет голыми руками брать…
Но пока ещё можно было сражаться – она собиралась сражаться. Однажды Роза уже постояла в стороне… И больше таких ошибок решила не допускать. Уж эту сволочь Антуана она точно пристрелит перед смертью…
Глава 22
Г. Стеинхольвег, расположение артиллеристов, Марчелика, всё ещё начало ночи 15 мая 1937 М.Х.
Артиллеристы укладывались спать. Экономя снаряды, они вот уже пятый день не стреляли ночью. Работали только при свете дня, когда укреплённый центр города был почти как на ладони. А когда сгущались сумерки – стрельба прекращалась. Сложно было корректировать огонь и направлять оружие, если уже не видно ничего.
Три орудия разместили на холме неподалёку от города. В охрану поставили шестерых кавалеристов, которые тут, в Марчелике, пересели на воллов. Изначально их было два десятка, но до Стеинхольвега дошло одиннадцать, а после первого штурма вообще осталось шестеро. Их лагерь располагался у подножия холма. Пока трое спали, ещё трое ходили вокруг, охраняя сон бойцов.
– Поздно, метен! – сочувственно сказал Дан. – Был бы посообразительнее, остался бы жив… И ребят своих уберёг бы. Наши все в порядке? Никто не ранен?
– Все! Раненых нет! У нас Ламмерта слегка зацепило! – раздались ответные крики.
– Собираем воллов и разбиваем лагерь! – приказал Дан. – Раненых перевязать, мёртвых похоронить!
– Так нет же мёртвых! – крикнула Мэнола.
Дан навёл револьвер на солдата, раненого в живот, и спустил курок, добив бедолагу.
– Теперь есть! – хмуро сообщил он.
Собрав воллов, касадоры отогнали фургон в сторону от дороги и стащили солдат к временному лагерю. Обрив от колючек четыре крупных кактуса, пленников привязали к ним. Солдат с пробитым плечом тихо стонал, а остальные молчали, свесив головы – ещё не пришли в себя.
– Помогите… – попросил раненый.
– Хочешь отправиться за своим командиром? – удивился сидевший в охране Алекс.
– Плечо… Больно…
– Дан! – крикнул Алекс. – Тут пленный жалуется, что ему больно!
– Я сейчас возьму бечёвку покрепче и оторву ему яйца! Узнает, что такое боль, придурок!.. – мрачно отозвался Дан.
– Всё слышал? – спросил Алекс у пленника.
– Я просто выполнял приказ… Просто солдат! – тоскливо ответил тот.
– Дурак ты просто! – ответил Алекс и отвернулся, скрывая жалость в глазах.
Спустя два часа все пленники очнулись. Только раненый в плечо потерял сознание. Он ещё час стонал, умолял, просил, а потом замолчал. Сказывалась и жара, и потеря крови. Подошедшие Дан и Иоганн равнодушно посмотрели на него и подошли к другому солдату.
– Как тебя зовут? – поинтересовался Дан.
– Кевин, метен! – ответил тот, вжимаясь в кактус.
– Кевин… И что ты тут делаешь, Кевин? – Дан присел напротив и участливо посмотрел на пленника.
– Я служу….
Кулак Иоганна врезался ему в скулу.
– Неверный ответ, – проговорил Дан. – Я не люблю говорить… Лишний раз. Поэтому объясняю один раз: если я спрашиваю, что ты тут делаешь, вы рассказываете мне всё. Сразу. Сами. И начинать надо не от сотворения мира, а от того момента, как вы пришли сюда. Всё ясно?
Пленники промолчали, и только Кевин, увидев занесённый кулак, быстро затараторил:
– Да! Всё ясно, метен! Мы тут в дозоре, метен! Нас командир послал, метен!
– Молодец! – похвалил Дан. – А теперь следующий вопрос…
Спустя ещё пару часов отряд снова взобрался в сёдла. Пленники бились в путах на земле, но ничего не могли поделать. Их очень надёжно связали. Кевин плакал и умолял его отпустить, но касадоры были глухи к мольбам.
И только в последний момент Дан повернулся, чтобы сказать:
– Вы пришли на центральные равнины Марчелики! Вас сюда никто не звал, но вас и не гнали. Вы пришли и убили мирных жителей: женщин и детей. Если такое делает касадор, он едет за воллом в петле. Я не вижу причин, по которым вас надо жалеть!
– Метен! Мы же солдаты! Мы выполняем приказ! – изогнувшись, один из солдат моляще посмотрел на касадора.
– Мы тоже своего рода солдаты, придурок! – ответил Дан. – Но мы не прикрываемся приказами. Мы отвечаем за свои поступки… Давай, Ночка! Н-но!..
И отряд пустился в путь, а за ним, по земле, тащились пленники. Трое из них ещё некоторое время кричали, умоляли, проклинали, но не дождались ни жалости, ни милосердия. А четвёртый солдат молчал – он так и не пришёл в себя. Он даже умер, не открывая глаз. Впрочем, его соратники вскоре последовали за ним. Их трупы так и остались лежать посреди равнин – на поживу стервятникам…
Мир касадоров суров, и законы у них суровые. И касадоры не воюют с женщинами и детьми – это закон. А за его нарушение они карают и своих, и чужих – одинаково сурово. Осадившие Стеинхольвег солдаты уже были обречены, но ещё не знали об этом. Они азартно стреляли из орудий по укреплённой части города, где прятались мирные жители. И искренне верили, что ещё несколько дней, и город будет взят. А смерть уже неслась к ним по пыльным дорогам, готовая обрушиться в ночи на их лагерь…
И счастье было тому, кто успеет умереть в бою.
Г. Стеинхольвег, Марчелика, начало ночи 15 мая 1937 М.Х.
Антуан, поморщившись, присел за стол. Хоть новый командир сотни и принял чудодейственный настой Эрфы, но плечо ещё болело. Тот гад, выстреливший в него, умудрился засадить пулю так, что сустав был расколот вдребезги. Антуана до сих пор трясло при воспоминании, как над ним колдовал полковой лекарь. Столько боли в своей жизни он ещё не испытывал…
К счастью, всё было в прошлом. Антуан шёл на поправку, а последний оплот проклятого Стеинхольвега скоро должен был пасть. Дома в укреплённом центре и так уже не особо выступали над землёй: армейская артиллерия работала на славу. А местные жители прятались, по всей видимости, в подвалах, которые не везде имелись.
– Ну что, фортисы… Что хорошего скажете? – поинтересовался Антуан у шести выживших десятников.
Первый штурм оказался на редкость неудачным и кровавым. Колонна солдат добралась до баррикады, которая перегораживала вход в центр – и попыталась с наскоку ворваться внутрь.
В ответ жители Стеинхольвега открыли такой ураганный огонь, что половина сотни там и полегла… Может быть, часть защитников города и не могла похвастаться меткостью, но при таком количестве стволов завеса из пуль была непроницаема для пехоты.
От всего состава сотни осталось пять десятков человек. На всём пути сюда, в город Стеинхольвег, солдаты не раз брали штурмом мелкие поселения. Но нигде они не встречали такого ожесточённого сопротивления…
И даже Антуан, ослеплённый ненавистью, вынужден был признать: они как будто из одной страны шагнули в другую. Там, на побережье, жили обычные люди: местами смелые, местами подлые, местами честные, а местами хитрые.
А тут, на центральных равнинах Марчелики, жили бойцы. Тоже местами смелые. И другими местами – тоже смелые. А в довесок ещё и решительные, и упорные… Нет, конечно, они тоже испытывали боль и страх. И плакали под пытками, и просили их не убивать. Но почему-то начинали не через несколько минут, как нормальные люди – а лишь через пару-тройку часов.
А до того офицеры, допрашивающие пленных, смотрели в их полные ненависти глаза. И эта ненависть никуда не уходила. Как не ушла она и у служанки, которую побоями заставили прислуживать офицерам…
– Эй ты… Как тебя… Роза! Тащи вино! – приказал Антуан и заслужил очередной полный ненависти взгляд.
«Никого тут не пощажу! Нелюди какие-то… Всех убить надо перед уходом!» – подумал он.
«Но ты же обещал пощадить!» – взмолился внутри тихий голос совести, но Антуан даже отвечать не стал: просто заткнул его подальше.
– Хорошего мало, фортис! – начал доклад один из десятников. – Снаряды почти закончились. Патронов – треть от первоначального запаса. Ну хоть еды мы тут набрали…
– Вы же взяли оружейный магазин! – вспомнил Антуан. – Почему не хватает патронов?
– В основном, там старые калибры были. И оружие такое же, – признался десятник. – Можно, конечно, даже из этого стрелять. Но наши ребята к такому оружию не привыкли. А местные – отлично им пользуются…
– Чушь! Возьмите оружие, и пусть учатся! – рявкнул Антуан, морщась от боли в плече. – Мы должны взять этот чёртов город. Если понадобится, сравняйте весь центр с землёй, но подавите сопротивление!..
– Да, фортис, – десятник кивнул, но командир уже не хотел ни с кем общаться.
Плечо снова разболелось, а рука еле двигалась. Отослав десятников, Антуан ещё какое-то время сидел, накачиваясь вином, а потом нетвёрдой походкой отправился к кровати. Боль наконец-то отпустила свои цепкие когти, и самое время было попытаться уснуть.
«Или… Может… – Антуан поглядел на пышную высокую Розу, а та испуганно вжалась в стену. – Нет, пожалуй, не сегодня…».
– Отдыхай, сучка… Сегодня тебе повезло! – бросил он, укладываясь на кровать.
И вскоре уже спал.
А Роза стояла у стены, глотая слёзы облегчения. Ей повезло и не повезло в одно и то же время. Командир солдат положил на неё глаз и пользовался, когда возникало желание – и в этом было её невезение… К счастью, из-за ранения такое желание было у него всего пару раз. И за это стоило сказать Сычу «спасибо» от всей души. Ну и ещё снотворному сбору, который она добавляла Антуану в вино…
Осторожно открыв небольшой тайник, женщина вытащила узелок. Внутри был кусок хлеба, пара запечённых грибов и маленькая фляга с водой, сдобренной вином – вот и всё, что ей удалось сэкономить за день. На цыпочках Роза прошла к той кровати, на которой храпел командир, осторожно легла на пол, пролезла под неё…
Если бы кто-нибудь из солдат или сам Антуан увидел, что было дальше, то сильно бы удивился. А потом Розу бы обязательно повесили. Потому что уже который день, выполняя приказ командира, солдаты прочёсывали город – в поисках того, кто прострелил Антуану плечо. И громогласно объявляли, что тому, кто спрячет и не выдаст этого негодяя, грозит смертная казнь.
А Сыч всё это время сидел в маленьком погребе под домом. И вход в погреб находился под той самой кроватью, где сейчас спал Антуан. Конечно, дом у Розы был не слишком представительным, но оказался уж очень удобным для расположения штаба. И почти весь день тут крутились солдаты и офицеры.
И каждый день Роза собирала еду Сычу, отрывая кусок от себя. А ночью, когда командир солдат засыпал, тихонько лезла под кровать, чтобы покормить мужчину. Несколько секунд, пара слов – вот и всё общение…
– Сыч, ты жив? – спросила женщина в щель приоткрытого люка.
– Жив… Пока ещё… – слабо ответил тот.
– Держи еду… Прости. Всё, что было! – женщина протянула узелок.
– Спасибо, Роза! – поблагодарил тот. – Без тебя я бы загнулся тут от голода.
– Не говори так… Всё будет хорошо!.. – прошептала Роза, передавая узелок и принимая пустую флягу.
Правда, она и сама в это больше не верила. Уж слишком безумным был блеск в глазах Антуана… И слишком обозлёнными оказались захватчики Стеинхольвега… Роза видела, что дела в центре обстоят совсем туго. И недалёк тот день, когда изголодавшихся защитников можно будет голыми руками брать…
Но пока ещё можно было сражаться – она собиралась сражаться. Однажды Роза уже постояла в стороне… И больше таких ошибок решила не допускать. Уж эту сволочь Антуана она точно пристрелит перед смертью…
Глава 22
Г. Стеинхольвег, расположение артиллеристов, Марчелика, всё ещё начало ночи 15 мая 1937 М.Х.
Артиллеристы укладывались спать. Экономя снаряды, они вот уже пятый день не стреляли ночью. Работали только при свете дня, когда укреплённый центр города был почти как на ладони. А когда сгущались сумерки – стрельба прекращалась. Сложно было корректировать огонь и направлять оружие, если уже не видно ничего.
Три орудия разместили на холме неподалёку от города. В охрану поставили шестерых кавалеристов, которые тут, в Марчелике, пересели на воллов. Изначально их было два десятка, но до Стеинхольвега дошло одиннадцать, а после первого штурма вообще осталось шестеро. Их лагерь располагался у подножия холма. Пока трое спали, ещё трое ходили вокруг, охраняя сон бойцов.