Облачные дороги

– А твое присутствие в особенности обязательно.

Цветика пожелала, чтобы Лун сразу же пошел с ней. Вероятно, она думала, что во всеобщей суматохе он может попытаться сбежать. И была права, но поскольку она схватила его за руку и сразу же вытащила из коридора на главную лестницу, возможности незаметно улизнуть у него не осталось.

Раксура спешили вернуться с полей, с террас и из открытых двориков. Толпа росла, и они поднимались по ступеням все выше и выше. Лун еще не бывал в пирамиде так высоко. Ступени здесь стали больше, и арборы взбирались по ним с трудом. Лун нашел в этом лишь еще одно подтверждение тому, что построившие это место земные создания считали себя гораздо выше, чем были на самом деле. Некоторые арборы перевоплотились и поползли по стенам, цепляясь когтями за рельефы и щели в камнях. Цветика осталась в земном облике, и Лун подал ей руку, чтобы помочь карабкаться.

– Спасибо, – сказала она, немного запыхавшись, и мельком взглянула на него, приподняв брови: – Тебе не нужно волноваться.

Лун думал, что сохраняет бесстрастное выражение лица, но, видимо, это было не так. И он не один волновался – ее руки были холодными как лед.

– В отличие от тебя?

Она улыбнулась, поджав губы:

– В отличие от меня.

Лестница снова повернула, приведя их на широкую площадку, и Лун с удивлением увидел, что там их ждал Утес. Когда они поравнялись с ним, Утес наклонился, взял Цветику за вторую руку, и вместе с Луном они втянули ее на последнюю ступень.

– Терпеть не могу это место, – пробурчал Утес.

– Да неужели? – с притворным удивлением сказала Цветика. – И ты все это время молчал?

– Почему тебе здесь не нравится? – спросил Лун, желая хоть как-то отвлечься. С площадки был лишь один выход – арка, которая вела в узкий коридор, освещенный зачарованным мхом. Арборы столпились там, шепотом разговаривая и беспокойно толкая друг друга. По крайней мере, ощущение тесноты было не таким сильным из-за потолка высотой почти в три роста Луна.

Утес негромко зарычал себе под нос, заставив нескольких арборов осторожно отодвинуться от него.

– Это место – мертвая оболочка. Оно не подходит раксура.

– И кроме тебя, никто не знает, что это значит, – сказала Цветика таким тоном, словно уже много раз слышала эти слова. Она повернулась и повела их по проходу.

– В этом-то и беда, – сказал Утес ей вслед.

Когда Лун последовал за ней, Утес поймал его за руку. И без того напряженный до предела Лун вздрогнул и отшатнулся от него, едва не врезавшись в стену. Пропуская вперед арборов, Утес негромко сказал ему:

– Жемчужина стара, а еще она больна и упряма.

Лун кивнул, думая, что на самом деле Утес хочет сказать: «Не паникуй».

Цветика ждала их в конце коридора, который вел в большой зал. Она стояла в сторонке, давая другим пройти внутрь.

– То, как все пройдет, зависит от множества обстоятельств, на которые мы не в силах повлиять, – негромко сказала она, когда Лун и Утес подошли к ней.

Утес согласно хмыкнул и прошел мимо нее в зал. Лун в последний раз подавил в себе желание сбежать и последовал за ним. Арборы расступились, давая им дорогу.

Зал был огромным и больше походил на пещеру. В нем совсем не было окон, если не считать одного отверстия посреди крыши. Когда-то давно, когда эту пирамиду только построили, здесь мог находиться тронный зал или зал таинств какого-нибудь храма. В открытое отверстие проползли лианы, но они были обесцвечены наросшим белым мхом.

Все присутствующие были в земном облике, и арборы все еще продолжали стекаться внутрь, заполняя пространство у двери. Окрыленные уже были здесь – они стояли на двух каменных карнизах над дверью и справа от нее. Их было легко отличить от арборов: все высокие, женщины – худые, с маленькой грудью, мужчины – поджарые.

«Это что, все воины?» – немного потрясенно подумал Лун. Утес говорил, что в колонии не хватало окрыленных, но их было на две трети меньше арборов. А ведь сюда смогли прийти далеко не все солдаты, учителя и охотники.

Лун увидел на карнизе рядом с другими воинами Елею – она беспокойно шагала из стороны в сторону. Многие воины смотрели на него, а пристальный, злобный взгляд одного темноволосого мужчины показался Луну знакомым. Видимо, так выглядел Поток в земном облике, и Лун был готов поклясться, что рядом с ним стоял Дрейф.

Звон остался на полу с арборами. Он стоял чуть поодаль, у стены, рядом с Тычинкой и Бубенчиком. Его было легко заметить, потому что он почти на голову возвышался над окружающими. Заметив Цветику, Звон направился к ней, расталкивая других и не обращая внимания на их недовольные возгласы.

Все в зале замолкли, ропот голосов стих. Лун обвел взглядом тени, пытаясь понять, что привлекло внимание остальных. Запахи ни о чем ему не сказали, поскольку в зале пахло лишь взволнованными раксура.

Затем по каменной площадке, находившейся в задней части зала, двинулась тень. Она скользнула по ступеням на пол, а потом из нее на свет вышла высокая женщина.

Ее золотистая чешуя сверкала, а поверх нее бежал паутинный узор глубочайшего темно-синего цвета. Гребенчатая грива на ее голове была похожа на взрыв солнечных лучей, и такие же гребни виднелись на кончиках ее сложенных крыльев и на треугольнике на конце хвоста. Она была на голову выше самого высокого окрыленного, и из одежды на ней было лишь украшение – широкое ожерелье, золотые цепи которого соединяли между собой полированные синие камни. Когда она вышла на середину зала, воздух сгустился. По собравшимся словно прошла волна, и все раксура неосознанно качнулись к ней. В тот миг Лун впервые осознал, почему Утес говорил, что королевы имеют власть над всеми ними, – почувствовав внутри себя такое же влечение, он похолодел.

«Я не один из них. Я не должен здесь находиться».

Голосом мягким и глубоким, словно ночь, королева произнесла:

– Где он?

У Луна перехватило дыхание.

«Ухожу», – подумал он, поворачиваясь к выходу. Он бы смог сбежать, но Утес, прыткий даже в земном облике, поймал его за запястье.

Чтобы его не выволокли вперед, как преступника, Лун не стал сопротивляться. Он позволил Утесу вывести его перед собравшимися, на пустую площадку прямо перед Жемчужиной. Когда Утес отпустил его, Лун попытался перевоплотиться, собираясь вылететь прямо в дыру в потолке.

Ничего не произошло.


У Луна во рту пересохло. Значит, Утес не преувеличивал – королева могла удерживать их в земном облике. Он подумал, делает ли она это со всеми или же только с ним.

Голос Утеса прозвучал спокойно и бесстрастно:

– Жемчужина, это Лун.

Одной обманчиво тонкой рукой она поманила его вперед. Ее когти были длиннее его собственных, и каждый палец украшали кольца – толстые золотые полосы, сплетавшиеся с медью и серебром.

Лишь когда она тыльной стороной запястья коснулась его щеки, Лун понял, что сделал два шага и оказался совсем рядом с ней. Она провела руками по его волосам, касаясь совсем легко, чтобы не ранить когтями, и положила ладонь ему на затылок, притянув еще ближе к себе.

Лун заглянул в ее глаза – полуприкрытые, цвета моря, бездонные, они словно затягивали его. Ее запах был насыщенным и терпким, но в нем ощущался след горечи, едва заметный, чтобы его распознать. Из-за него Лун вдруг резко пришел в себя и попытался отшатнуться от нее. Но внезапно его всего охватил жар, и его тело расслабилось.

То, что королева могла удерживать всех в земном облике, означало, что она была связана с ними какими-то узами – то ли разума, то ли души, то ли какими-то еще, – и Луну следовало понять это раньше. А еще ему следовало понять, что связь эта была обоюдной. В тот миг ему казалось, что он стал частью всех раксура в зале, и он наклонился к ней.

Затем, словно она нарочно ждала того мига, когда он перестанет сопротивляться, Жемчужина сказала:

– Ничего лучше ты найти не смог.

Ее вкрадчивый голос звучал спокойно, ни капли не меняясь. Лун моргнул, настолько завороженный ее чарами, что несколько мгновений не мог понять сказанное. Казалось, что все в зале затаили дыхание.

Таким же тоном она продолжила:

– Безродный одиночка.

Понимание обрушилось на него, как пощечина. Лун отшатнулся, но она лишь вцепилась в него крепче, впиваясь когтями в кожу. Он вывернулся из ее хватки, и когти располосовали ему кожу на загривке и зацепили край рубахи. Он отскочил на несколько шагов, оказавшись вне ее досягаемости, и оскалился.

Она приподняла верхнюю губу, обнажив клыки, и резко взмахнула хвостом. Собравшиеся воины, стоявшие на карнизе, разом зарычали, словно это он оскорбил ее.

Лун резко развернулся и зашипел на них, взбешенный, униженный и готовый сражаться со всеми, кто находился в зале. Рычание стихло, и воины беспокойно замялись. Судя по всему, никто не хотел драться, по крайней мере, пока они не могли сменить земное обличье на другое.

– Я привел его не для тебя, – сказал Утес. Его голос прозвучал в тишине сухо и язвительно.

Слова Утеса развеяли чары. Лун резко набрал в грудь воздуха, стараясь прояснить мысли и заставить себя думать. Он больше не чувствовал притяжения к Жемчужине и ту связь с остальными. Хотя он ощущал ее всего лишь миг, она оставила в его груди пустоту, словно оттуда что-то вырвали. Это было жестоко – заманить его, позволить ему испытать подобное единство лишь для того, чтобы затем лишить этого.

Жемчужина прошлась из стороны в сторону. Ее хвост все еще гневно хлестал из стороны в сторону, а грива колыхалась от возбуждения. Голос королевы похолодел, когда она обратилась к Утесу:

– Одиночки не просто так живут одни.

Утес равнодушно и хладнокровно смотрел на нее.

– Он стал одиночкой не по своему желанию. Я уже рассказывал тебе, как нашел его.

– И ты знаешь это только с его слов. – Жемчужина остановилась, встав к Утесу вполоборота, так, что он видел лишь ее профиль. Она словно не хотела стоять с ним лицом к лицу. – Что ты дал ему за то, чтобы он пришел сюда?

Еще одна пощечина. Лун стиснул зубы, отводя глаза. В его мыслях промелькнуло все, что он взял у них: еда, одежда, что была на нем, и даже защита Утеса, пока он был отравлен. Он принял все это, думая, что станет их воином; Жемчужина должна была это знать. Она хотела прогнать его, и он знал почему.

То, что Лун пришел сюда в качестве возможного консорта Нефриты, давало юной королеве больше власти, отнимая ее при этом у Жемчужины. Лун негромко зашипел. Если Жемчужина хочет выжить его отсюда, ей придется хорошенько постараться.

Словно призванный его мыслями, раздался другой голос, резкий и ироничный:

– Я оставляла ему дары. Он ни один не принял. – Воины на карнизе резко расступились, давая дорогу светло-голубой девушке, единственной раксура в зале, которая не приняла облик земного создания. Она соскочила с карниза и изящно приземлилась на плиты. Она была ниже Жемчужины, такого же роста, как и другие воины. Серебристо-серый узор, украшавший ее чешую, был не таким замысловатым, как темно-синий рисунок на теле Жемчужины, а шипастые гребни ее гривы были не такими вычурными. Она носила украшения из серебра: кольца, браслеты на плечах и запястьях и пояс, сидевший у нее на бедрах, с полированными овальными аметистами и опалами. Лун видел ее лишь дважды и мельком, но сразу понял, что это Нефрита.

Широкими шагами она вышла вперед, едва сдерживая свое раздражение и не сводя глаз с Жемчужины.

– Он принял у арборов лишь те вещи, которые они бы из гостеприимства предложили любому гостю. – Ее голос ожесточился, и она рыкнула: – Почему бы тебе не попытать свои когти на мне?

Жемчужина отвернулась от нее, презрительно кривя рот:

– Ты еще дитя. У тебя нет обязанностей перед нашим двором, и ты не пыталась их на себя взять.

Нефрита невесело рассмеялась:

– Ты так говоришь, будто хочешь этого.

Утес прервал их:

– Мы собрались здесь не для этого. Арборы хотят отправиться в другую колонию. Наши рода вымирают здесь, и ты знаешь это не хуже всех нас. Все консорты моего рода мертвы, Дождь мертв, и твой последний выводок не дожил даже до…

Жемчужина резко повернулась к нему, шипя:

– Не нужно напоминать мне об этом!

Спокойно, не тронутый ее гневом, Утес сказал:

– Тогда что тебе нужно?