Норвуд

Не совсем понятно, что имел в виду интерфектор, но, судя по тому, как он пытался разговорами оттянуть момент, когда придется выпить зелье, – последствия действительно могли быть очень серьезными.

– А что произойдет, если я, например, выпью скверну без добавления крови? – Мне не удалось сдержать любопытство, хотя, кажется, ответ и так был известен.

– Превратишься в порождение зла, конечно, – с тяжелым вздохом подтвердил мои догадки мужчина. – Станешь, как мой сын, – а я пойду за тобой по следу из трупов…

Наверное, не стоило этого спрашивать, чтобы лишний раз не напоминать моему товарищу о беде, произошедшей с его ребенком.

– А когда мы будем это пить, господин Глен? – Я указал на бутылочку, стоявшую на полу. – Оно еще не готово?

Интерфектор тяжело встал на ноги, поднял зелье и посмотрел мне прямо в глаза.

– Нет, Норвуд, все уже готово… – произнес он. – Но пить зелье буду только я, извини.

В это же мгновение Френсис сделала пальцами какой-то быстрый жест, словно перебирала что-то невидимое, и негромко сказала:

– Замри!

В первый миг от неожиданности я не успел ничего сообразить и, наверное, замер бы и просто так, не будь это даже приказом Опаленной.

Однако еще через мгновение, попытавшись обратиться с вопросом к господину Глену, я понял, что не могу ни пошевелиться, ни сказать хотя бы одно слово. Ладно хоть дышалось без проблем.

Накатила обида. В театральном зале стало как будто чуточку темнее, но оказалось, что затрудняют обзор всего лишь выступившие слезы. Хотелось разораться, затопать со всей силы, но ничего такого я сделать не мог. И от этого было еще хуже.

– Извини меня, Норвуд Грейс. – Интерфектор произнес те же слова, что и его сын, перед тем как впился в мою шею клыками. – Я не должен подвергать тебя такому риску… Ты мне сильно помог, но дальше я вынужден пойти без тебя.

Мне хотелось презрительно спросить у предателей, когда они успели сговориться за моей спиной, но так как я не мог произнести ни слова, пришлось подумать самому. Единственный вариант – момент, когда интерфектор поручил мне выйти наружу, чтобы зажечь фонарь…

Бернард Глен тем временем, запрокинув голову, медленно вливал в себя вновь почерневшую жидкость. Похоже, приятного в этом ничего не было, потому как он давился и зелье, стекая по его седой бороде, падало на пол.

Темные капли, покрывшись маслянистой пленкой, блестели в свете фонаря.

– Нужно положить его на пол. – Интерфектор вытер лицо, размазав черноту. – А то еще упадет… Сколько он так простоит?

– Не знаю, – негромко сказала Опаленная. – Его кусал упырь…

– Дважды, – тут же добавил Бернард Глен.

Девушка с изумлением посмотрела на меня.

– Тогда вряд ли больше нескольких часов, – сообщила она после некоторых раздумий.

– Этого хватит. – Интерфектор аккуратно подхватил меня и уложил на бок.

Потом, не сказав больше ни слова, он подхватил арбалет, снял с моего пояса сумку с болтами и направился к выходу. Мне были видны только подошвы его сапог.

– Не обижайся, малыш. – В поле зрения появились башмаки Опаленной. – На этот раз представление тебе не посмотреть…

Одна из створок негромко хлопнула, сообщая, что предатели покинули театр и я остался наедине с телами мертвяков. Злость больше не жгла грудь, слезы перестали бежать из глаз – теперь балом правила тоска. Тоска и обида.

Я понимал, что господин Глен руководствовался только самыми лучшими побуждениями, но простить это предательство все равно не получалось. Кажется, теперь я знал, что чувствовала Соль, когда мы оставляли ее за городскими воротами.

В голове пустота. Возможно, мне стоило бы попытаться что-то сделать, но как противостоять приказу Опаленной?

Попробовав пошевелить рукой, понял – никак. Стало только хуже – ощущение такое, будто пытаешься дотянуться до зудящего места и не можешь.

В общем, я поддался отчаянию и, уже ни о чем не думая, глядел прямо перед собой. Глядел, пока не услышал писк.

Тоненький, почти неслышный, он предшествовал другому звуку – поскребыванию маленьких коготков.

Еще миг, и писк повторился, но на этот раз с другой стороны. Похоже, далеко не все крысы покинули город – некоторые решили переждать беду в театре.

Я почувствовал, как у меня похолодели ноги. Приходилось часто слышать, как эти мелкие зверьки отгрызали детишкам пальцы и носы, но взрослых такое обычно не касалось. Однако сейчас я мало чем отличался от спеленатого младенца и, возможно, был даже более беззащитен.

Попытался двинуть хотя бы мизинцем, но не смог – я оказался заперт в собственном теле, и мне оставалось только лить слезы. Они почему-то бежали без каких-либо ограничений.

Новый писк и новый скрежет коготков по камням. Надеюсь, крысы будут некоторое время присматриваться ко мне, и, когда решатся напасть, я уже смогу хоть как-то двигаться.

Но надежды не оправдались – грызуны не стали ждать.

Вот одна из этих тварей пробежала мимо, задев хвостом по лицу, другая коснулась боком руки, а третья просто впилась в лодыжку, обнажившуюся, когда интерфектор опустил меня на пол.

Было больно. Очень! Но страх оказался гораздо сильнее… Крысы – это бич городов. Они переносят болезни, портят припасы, и любой горожанин их ненавидит. Не стал исключением и я, но теперь к ненависти прибавился ужас – если этих созданий здесь много, они запросто обглодают мне лицо, пока я несколько часов буду лежать в полной неподвижности.

Еще один укус и новая вспышка боли.


Нужно что-то делать, погибнуть вот так очень глупо! Попытался пошевелиться, но вновь безрезультатно.

Укус, и я почувствовал, как по ногам потекли тонкие струйки крови. Похоже, это раззадорило грызунов – их зубки стали впиваться в меня все чаще и чаще. Какая-то хватанула за палец, и к ней сразу же присоединилась еще одна. Мгновение – и темное тельце оказалось прямо перед лицом.

Крыса подергивала маленьким носом и глядела на меня своими пустыми глазенками. Миг, и ее лапки уже на лице, а сама тварь кусает за мочку уха.

– Нет! – Я заорал от обжигающей боли, и зверьки бросились в разные стороны, правда, уже через несколько мгновений начали возвращаться.

Но теперь у меня появился шанс.

Закричав, я как будто сдвинул с места тяжеленный камень— толкать его дальше все равно непросто, но теперь хотя бы возможно! Почти сразу я смог пошевелить рукой, потом ногой и уже было подумал, что теперь крысы не отважатся нападать, но новый укус развеял эти надежды.

Я пополз вперед. Не знаю, зачем, но и оставаться на месте не имело никакого смысла. Руки были будто сделаны из камня, а к ногам привязаны мешки с мукой, но я все равно пытался двигаться.

Мне удалось преодолеть несколько шагов, но крысы не оставляли меня в покое – укусы следовали один за другим.

Черная маслянистая капля на полу – остатки зелья, которое выпил интерфектор. Какую-то часть он размазал сапогом, когда уходил, но кое-что осталось. Не знаю, поможет ли снадобье, но выбора нет. Я не хочу, чтобы меня сожрали крысы!

Горечь. Тягучая и густая горечь обволокла рот, когда я втянул одну из оставшихся капель. На этот раз эффект не заставил себя долго ждать – я почувствовал, что приказ Опаленной больше не действует, и вскочил на ноги. Нескольких крыс мне удалось придавить к полу так, что послышался хруст костей.

Какой приятный звук… Мне хотелось переловить всех этих тварей и открутить голову каждой, наслаждаясь скрипом позвонков. Перед глазами пошли какие-то пятна – они кружились, складываясь в невозможные узоры. Я видел события, которые никогда не произойдут, и те, которые могли случиться хоть сейчас, – горящие поселения и каменные лавины, сметающие города, одинокая девушка, томящаяся в застенках, и она же, мстящая врагам за неслучившиеся беды. Я не знал, что сон, а что явь. Не знал, чему можно верить, а что – лишь обрывки событий и образы из других жизней и других миров.

Все кончилось быстро. Какой-то короткий миг, и я осознал, что стою в театре. Не ушло только одно – желание убивать. И теперь крыс было недостаточно – мне удалось поймать нескольких, но их смерть больше не приносила удовольствия. Я опустился на пол, чтобы найти еще остатки зелья, но смог обнаружить только несколько капель. Все, кроме одной, тут же оказались у меня во рту. Однако теперь никаких видений не было – только усилившаяся жажда отнять чью-нибудь жизнь.

Не знаю, почему я не выпил последнюю каплю чудесного снадобья, но это показалось мне правильным. Я понимал, что теперь надо мной нет ничьей власти – ведь в мире только один властелин и его зовут Норвуд Грейс.

Ни у кого не хватит сил поработить мою волю – я ощущал необычайную чистоту в голове.

Ни у кого не хватит сил одолеть меня в схватке – мышцы стали упругими, восприятие обострилось, кажется, я видел, как муха машет своими прозрачными крылышками.

Я мог на лету поймать стрелу. Я мог словом остановить коня. Я мог все.

Среди кучи хлама мне удалось найти небольшую соломинку и с ее помощью поместить оставшуюся черную каплю в пузырек, выкинутый интерфектором. Мне очень хотелось втянуть эту последнюю частичку силы в себя, но я сдержался. Чувствовал – так будет правильно. А мой отец всегда говорил, что надо доверять интуиции…

Мой отец. Что бы он сказал, услышав от меня о желании убивать? Не думаю, что одобрил бы такие устремления. Тем более жажду бессмысленного убийства, убийства без цели… Но и противостоять этому желанию никак не получалось – оно грызло меня изнутри, разгораясь, словно пожар. Пожар, который можно залить только одним – кровью.

И пусть это будет кровь врагов, которые разрушили мой родной город, а сейчас пытают бывшего наставника.

Однако прежде чем отправиться к ним, нужно позвать кое-кого на помощь. Теперь я, кажется, понял, зачем мне может понадобиться последняя капля.

Господин Глен и Опаленная чем-то подперли снаружи дверь – видимо, чтобы какой-нибудь мертвяк случайно не наткнулся на мое беззащитное тело. Трогательная забота!

Конечно, хиленький завал не мог меня задержать – один крепкий удар ногой, створка поддалась, и я оказался на улице. Солнце над крышами домов будто увеличилось вдвое, а легкий ветерок приносил с собой столько ароматов, что слегка закружилась голова.

Еще в детстве мой приятель Эббот стащил откуда-то кувшинчик с брагой. Она оказалась отвратительной на вкус, но после нее первое время ощущения были схожими. Все запахи будто приобрели цвет, а цвета стали насыщенными, словно специи с востока. Жаль, что длилось это недолго – за мгновениями восторга последовали не самые лучшие ощущения, но за все надо платить.

Только за нынешнее могущество расплачиваться не придется – оно со мной навсегда.

Я пока не решил, как следует поступить с предателями – убить или все же сохранить им жизни. Думать об этом сейчас совершенно не хотелось. Хотелось другого – бежать.

И я помчался или, точнее, полетел, быстро перебирая ногами. Ветер шевелил волосы, дома по сторонам улиц превратились в пятна, а мертвяки не успевали ничего понять и только-только начинали шевелиться, когда я был уже далеко.

Хотелось проверить свои новые способности, и я остановился возле одинокого покойника. При жизни он был подмастерьем у лавочника, и в юности мы даже дрались несколько раз, не помню уже из-за чего.

Наверное, нужно делать руками какие-то знаки, как это делала Опаленная, но они не были мне известны, и поэтому, когда мертвяк двинулся навстречу, я просто крикнул:

– Стой!

Несмотря на всю бушевавшую во мне силу, почему-то ничего не произошло, и бывший подмастерье лавочника продолжал переть на меня как ни в чем не бывало.

Кажется, сам воздух вокруг покраснел от моей ярости.

– Стой! – Теперь я завопил так, что заболели связки.

И это подействовало – мертвяк остановился и уставился на меня своими блеклыми глазами. Так и знал, что не нужны мне никакие жесты или знаки – справлюсь и без них.

Интереса к покойнику я больше не испытывал и поэтому просто побежал дальше. Огибая препятствия и уклоняясь от рук порождений зла, я очень скоро добрался туда, куда хотел. Туда, где все началось.

Особняк бургомистра был точно таким же, каким мы его оставили. Огонь до него не добрался, а имевшиеся там богатства мертвякам не нужны.

Сам городской управитель, из спины которого торчал стилет, все так же лежал, уткнувшись лицом в траву, и легонько подергивал конечностями.

– Господин бургомистр. – Я уперся ступней в плечо толстяка и перевернул его на бок. – Попробуйте-ка это снадобье…