Ноги из глины
Часть 22 из 74 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
«Так нечестно, – подумал Ваймс, когда Посети ушел. – Во вверенном мне городе на месте преступления остается записка, и хватает ли ей совести для того, чтобы оказаться угрозой расправы? Нет. Отчаянной предсмертной попыткой записать имя убийцы? Нет. Это просто какие-то душеспасительные вирши. Какой прок от улик, если они еще таинственнее, чем сама тайна?»
Он что-то черкнул на переводе, сделанном констеблем, и кинул бумажку в лоток для писем.
Ангва слишком поздно вспомнила, почему в эти дни старалась держаться подальше от боен.
Она в любой момент могла перекинуться в волка, стоило только захотеть. Люди обычно забывали об этой особенности вервольфов. Зато помнили другую важную вещь. Сопротивляться полной луне было невозможно: ее лучи проникали внутрь и ударяли по всем рычагам, даже если сама Ангва предпочла бы их не трогать. До полнолуния оставалась всего пара дней, и божественный запах животных в загонах и крови с боен бросал нешуточный вызов ее вегетарианству. Ангва чувствовала, как ею овладевает предлунный синдром.
Она зыркнула на здание, маячившее впереди мрачной тенью.
– Давай зайдем через задний вход, – сказала она. – И на этот раз сама постучи.
– Сама? Но на меня даже внимания не обратят! – возразила Шельма.
– Покажешь значок и скажешь, что ты из Стражи.
– Меня не послушают! Надо мной посмеются!
– С чего-то же надо начинать. Давай, вперед.
Дверь открыл тучный мужчина в окровавленном фартуке. Он был порядком ошарашен, когда одна гномья рука ухватила его за пояс, другая сунула ему в лицо значок, а гномий голос где-то в районе пупа произнес:
– Мы из Стражи, ясно тебе? А ну впусти нас, иначе выпустим тебе кишки!
– Неплохо для начала, – пробормотала Ангва. Она приподняла Шельму, отставила в сторону и лучезарно улыбнулась мяснику.
– Господин Крюк, мы бы хотели поговорить с вашим работником. Господином Дорфлом.
Мясник еще не вполне оправился после нападения Шельмы, но сумел взять себя в руки.
– С господином Дорфлом? Что он на этот раз натворил?
– Мы просто хотим с ним побеседовать. Могли бы мы войти?
Крюк покосился на Шельму, которая вся дрожала от перевозбуждения.
– А что, у меня есть выбор? – спросил он.
– Ну, в известных пределах, – ответила Ангва.
Она пыталась дышать ртом, чтобы не чуять соблазнительные миазмы крови. Здесь был даже колбасный цех, где в ход шли такие части животных, на какие в ином случае никто и смотреть бы не стал, не то что есть. Человеческий желудок Ангвы скручивало от запахов с бойни, но другая ее часть, спрятанная глубоко внутри, сделала стойку и пускала слюни, вдыхая смесь ароматов: тут и свинина, и говядина, и ягнятина, и баранина, и…
– Крысы? – спросила она и принюхалась. – Не знала, что вы и гномам поставляете мясо, господин Крюк.
Крюк неожиданно превратился в человека, всем своим видом выражающего готовность помочь следствию.
– Дорфл! А ну иди сюда!
Послышались шаги, и из-за подвешенных на крюки туш вышла крупная фигура.
Многие недолюбливали нежить. Командор Ваймс, например, чувствовал себя не в своей тарелке рядом с умертвиями, хотя в последнее время попривык. И все-таки всем существам нужно хоть перед кем-то ощущать свое превосходство. Живые ненавидели нежить, а те, в свою очередь, – Ангва почувствовала, как у нее сжимаются кулаки, – терпеть не могли неживших.
Голем по имени Дорфл при ходьбе слегка кренился: одна нога у него была немного короче другой. Одежды он не носил, потому что прятать под ней было нечего, и Ангва могла разглядеть все заплатки из глины, испещрившие его тело за долгие годы. Этих пятен было так много, что она задумалась, сколько же голему лет. Изначально его создатели кое-как попытались сымитировать человеческую мускулатуру, но бесчисленные починки свели эти усилия на нет. Голем походил на те самые горшки, о которых так презрительно отзывался Вулкан: люди, которые их лепят, убеждены, что ручная работа непременно должна выглядеть ручной, и считают отпечатки пальцев на стенках признаком аутентичности.
Ручная работа, вот именно. Этот голем тоже был ручной работы. Правда, по прошествии лет можно было уже сказать, что он вылепил себя сам из того, что было, заплатка за заплаткой. Треугольные глаза слабо светились. Зрачков в них не было – только приглушенный красный огонь.
В руке он держал длинный тяжелый тесак. Шельма уставилась на лезвие с ужасом и восхищением.
Другая рука сжимала веревку, на которой голем вел крупного, лохматого и очень вонючего козла.
– Чем ты там занят, Дорфл?
Голем кивнул на козла.
– Кормишь нашего провокатора?
Голем снова кивнул.
– Вас, наверное, ждут дела, господин Крюк? – спросила Ангва.
– Нет, я…
– Вас наверняка ждут дела, господин Крюк, – повторила она с нажимом.
– Э? А. Гм. Да. Хорошо. Пойду проверю, как там котлы с требухой…
Уходя, мясник задержался, чтобы помахать пальцем у Дорфла перед носом – вернее, там, где у него мог бы быть нос.
– Если ты где-то набедокурил… – начал он.
– Кажется, эти котлы действительно стоит проверить, – резко сказала Ангва.
Мясник спешно ретировался.
Во дворе было тихо. Только из-за забора доносились отголоски городского шума, да с другого конца бойни иногда долетало до них тревожное овечье блеянье. Дорфл стоял как вкопанный, сжимая в руке тесак и опустив глаза.
– Это что, тролль, которого пытались превратить в человека? – прошептала Шельма. – Ты только посмотри на его глаза!
– Это не тролль, – сказала Ангва. – Это голем. Машина из глины.
– А выглядит как человек!
– Потому что это машина, которую сделали, чтобы она выглядела как человек.
Она зашла голему за спину.
– Я хочу прочитать твою шхему, Дорфл, – сказала она.
Голем отпустил козла, поднял тесак и с размаху вогнал его в колоду для рубки мяса, что стояла рядом с Шельмой. Гномка отскочила. Потом голем взял табличку, которая свисала у него с плеча на веревочке, отцепил карандаш и написал:
ДА.
Ангва потянулась к его голове, и Шельма заметила, что лоб голема пересекает тонкая линия. К ее ужасу, в следующий миг его макушка откинулась, словно крышка. Ангва невозмутимо запустила руку внутрь и вытащила пожелтевший свиток.
Голем застыл. Глаза у него погасли.
Ангва развернула бумажку.
– Какие-то священные тексты, – сказала она. – Как всегда. Что-то из старой мертвой религии.
– Ты его убила?
– Нет. Нельзя отнять то, чего нет.
Она положила свиток назад и со щелчком водворила полголовы на место.
Голем снова зашевелился. Его глаза зажглись.
Шельма, которая все это время стояла не дыша, шумно выдохнула.
– Что ты сделала? – выдавила она.
– Скажи ей, Дорфл, – велела Ангва.
Карандаш в толстых пальцах голема заплясал по табличке.
Я ГОЛЕМ. МЕНЯ СЛЕПИЛИ ИЗ ГЛИНЫ. МОЯ ЖИЗНЬ ЗАКЛЮЧЕНА В СЛОВАХ. ЧЕРЕЗ УКАЗАНИЯ, ЧТО ВЛОЖЕНЫ МНЕ В ГОЛОВУ, Я ОБРЕТАЮ ЖИЗНЬ. МОЯ ЖИЗНЬ – РАБОТА. Я ПОВИНУЮСЬ ВСЕМ ПРИКАЗАМ. Я НЕ ЗНАЮ УСТАЛОСТИ.
– Что за указания?
ОСОБЫЕ ТЕКСТЫ. СРЕДОТОЧИЕ ВЕРЫ. ГОЛЕМ ДОЛЖЕН РАБОТАТЬ. ГОЛЕМУ НУЖЕН ХОЗЯИН.
Козел улегся рядом с големом и принялся жевать жвачку.
– Произошло два убийства, – сказала Ангва. – Я почти уверена, что одно из них совершил голем, а может, и два. Можешь что-нибудь нам об этом рассказать?
– Слушай, погоди, – вмешалась Шельма. – Ты хочешь сказать, что эта… эта штука приводится в действие словами? То есть… он сам только что это сказал.
– А что такого? У слов есть власть. Это всем известно, – ответила Ангва. – На свете больше големов, чем кажется. Они теперь вышли из моды, но сами никуда не делись. Они могут работать под водой, или в полной темноте, или по колено в ядовитой жиже. Годами. Они не нуждаются в еде и отдыхе. Они…
– Но это же рабство! – воскликнула Шельма.
– Нет, конечно. С таким же успехом можно поработить дверную ручку. Так что, Дорфл, тебе есть что сказать?
Шельма то и дело посматривала на тесак, торчащий из колоды. Слова вроде «длинный», «тяжелый» и «острый» не выходили у нее из головы – они засели там не менее крепко, чем слова в глиняном черепе голема.
Дорфл молчал.
– Как долго ты тут работаешь?
Он что-то черкнул на переводе, сделанном констеблем, и кинул бумажку в лоток для писем.
Ангва слишком поздно вспомнила, почему в эти дни старалась держаться подальше от боен.
Она в любой момент могла перекинуться в волка, стоило только захотеть. Люди обычно забывали об этой особенности вервольфов. Зато помнили другую важную вещь. Сопротивляться полной луне было невозможно: ее лучи проникали внутрь и ударяли по всем рычагам, даже если сама Ангва предпочла бы их не трогать. До полнолуния оставалась всего пара дней, и божественный запах животных в загонах и крови с боен бросал нешуточный вызов ее вегетарианству. Ангва чувствовала, как ею овладевает предлунный синдром.
Она зыркнула на здание, маячившее впереди мрачной тенью.
– Давай зайдем через задний вход, – сказала она. – И на этот раз сама постучи.
– Сама? Но на меня даже внимания не обратят! – возразила Шельма.
– Покажешь значок и скажешь, что ты из Стражи.
– Меня не послушают! Надо мной посмеются!
– С чего-то же надо начинать. Давай, вперед.
Дверь открыл тучный мужчина в окровавленном фартуке. Он был порядком ошарашен, когда одна гномья рука ухватила его за пояс, другая сунула ему в лицо значок, а гномий голос где-то в районе пупа произнес:
– Мы из Стражи, ясно тебе? А ну впусти нас, иначе выпустим тебе кишки!
– Неплохо для начала, – пробормотала Ангва. Она приподняла Шельму, отставила в сторону и лучезарно улыбнулась мяснику.
– Господин Крюк, мы бы хотели поговорить с вашим работником. Господином Дорфлом.
Мясник еще не вполне оправился после нападения Шельмы, но сумел взять себя в руки.
– С господином Дорфлом? Что он на этот раз натворил?
– Мы просто хотим с ним побеседовать. Могли бы мы войти?
Крюк покосился на Шельму, которая вся дрожала от перевозбуждения.
– А что, у меня есть выбор? – спросил он.
– Ну, в известных пределах, – ответила Ангва.
Она пыталась дышать ртом, чтобы не чуять соблазнительные миазмы крови. Здесь был даже колбасный цех, где в ход шли такие части животных, на какие в ином случае никто и смотреть бы не стал, не то что есть. Человеческий желудок Ангвы скручивало от запахов с бойни, но другая ее часть, спрятанная глубоко внутри, сделала стойку и пускала слюни, вдыхая смесь ароматов: тут и свинина, и говядина, и ягнятина, и баранина, и…
– Крысы? – спросила она и принюхалась. – Не знала, что вы и гномам поставляете мясо, господин Крюк.
Крюк неожиданно превратился в человека, всем своим видом выражающего готовность помочь следствию.
– Дорфл! А ну иди сюда!
Послышались шаги, и из-за подвешенных на крюки туш вышла крупная фигура.
Многие недолюбливали нежить. Командор Ваймс, например, чувствовал себя не в своей тарелке рядом с умертвиями, хотя в последнее время попривык. И все-таки всем существам нужно хоть перед кем-то ощущать свое превосходство. Живые ненавидели нежить, а те, в свою очередь, – Ангва почувствовала, как у нее сжимаются кулаки, – терпеть не могли неживших.
Голем по имени Дорфл при ходьбе слегка кренился: одна нога у него была немного короче другой. Одежды он не носил, потому что прятать под ней было нечего, и Ангва могла разглядеть все заплатки из глины, испещрившие его тело за долгие годы. Этих пятен было так много, что она задумалась, сколько же голему лет. Изначально его создатели кое-как попытались сымитировать человеческую мускулатуру, но бесчисленные починки свели эти усилия на нет. Голем походил на те самые горшки, о которых так презрительно отзывался Вулкан: люди, которые их лепят, убеждены, что ручная работа непременно должна выглядеть ручной, и считают отпечатки пальцев на стенках признаком аутентичности.
Ручная работа, вот именно. Этот голем тоже был ручной работы. Правда, по прошествии лет можно было уже сказать, что он вылепил себя сам из того, что было, заплатка за заплаткой. Треугольные глаза слабо светились. Зрачков в них не было – только приглушенный красный огонь.
В руке он держал длинный тяжелый тесак. Шельма уставилась на лезвие с ужасом и восхищением.
Другая рука сжимала веревку, на которой голем вел крупного, лохматого и очень вонючего козла.
– Чем ты там занят, Дорфл?
Голем кивнул на козла.
– Кормишь нашего провокатора?
Голем снова кивнул.
– Вас, наверное, ждут дела, господин Крюк? – спросила Ангва.
– Нет, я…
– Вас наверняка ждут дела, господин Крюк, – повторила она с нажимом.
– Э? А. Гм. Да. Хорошо. Пойду проверю, как там котлы с требухой…
Уходя, мясник задержался, чтобы помахать пальцем у Дорфла перед носом – вернее, там, где у него мог бы быть нос.
– Если ты где-то набедокурил… – начал он.
– Кажется, эти котлы действительно стоит проверить, – резко сказала Ангва.
Мясник спешно ретировался.
Во дворе было тихо. Только из-за забора доносились отголоски городского шума, да с другого конца бойни иногда долетало до них тревожное овечье блеянье. Дорфл стоял как вкопанный, сжимая в руке тесак и опустив глаза.
– Это что, тролль, которого пытались превратить в человека? – прошептала Шельма. – Ты только посмотри на его глаза!
– Это не тролль, – сказала Ангва. – Это голем. Машина из глины.
– А выглядит как человек!
– Потому что это машина, которую сделали, чтобы она выглядела как человек.
Она зашла голему за спину.
– Я хочу прочитать твою шхему, Дорфл, – сказала она.
Голем отпустил козла, поднял тесак и с размаху вогнал его в колоду для рубки мяса, что стояла рядом с Шельмой. Гномка отскочила. Потом голем взял табличку, которая свисала у него с плеча на веревочке, отцепил карандаш и написал:
ДА.
Ангва потянулась к его голове, и Шельма заметила, что лоб голема пересекает тонкая линия. К ее ужасу, в следующий миг его макушка откинулась, словно крышка. Ангва невозмутимо запустила руку внутрь и вытащила пожелтевший свиток.
Голем застыл. Глаза у него погасли.
Ангва развернула бумажку.
– Какие-то священные тексты, – сказала она. – Как всегда. Что-то из старой мертвой религии.
– Ты его убила?
– Нет. Нельзя отнять то, чего нет.
Она положила свиток назад и со щелчком водворила полголовы на место.
Голем снова зашевелился. Его глаза зажглись.
Шельма, которая все это время стояла не дыша, шумно выдохнула.
– Что ты сделала? – выдавила она.
– Скажи ей, Дорфл, – велела Ангва.
Карандаш в толстых пальцах голема заплясал по табличке.
Я ГОЛЕМ. МЕНЯ СЛЕПИЛИ ИЗ ГЛИНЫ. МОЯ ЖИЗНЬ ЗАКЛЮЧЕНА В СЛОВАХ. ЧЕРЕЗ УКАЗАНИЯ, ЧТО ВЛОЖЕНЫ МНЕ В ГОЛОВУ, Я ОБРЕТАЮ ЖИЗНЬ. МОЯ ЖИЗНЬ – РАБОТА. Я ПОВИНУЮСЬ ВСЕМ ПРИКАЗАМ. Я НЕ ЗНАЮ УСТАЛОСТИ.
– Что за указания?
ОСОБЫЕ ТЕКСТЫ. СРЕДОТОЧИЕ ВЕРЫ. ГОЛЕМ ДОЛЖЕН РАБОТАТЬ. ГОЛЕМУ НУЖЕН ХОЗЯИН.
Козел улегся рядом с големом и принялся жевать жвачку.
– Произошло два убийства, – сказала Ангва. – Я почти уверена, что одно из них совершил голем, а может, и два. Можешь что-нибудь нам об этом рассказать?
– Слушай, погоди, – вмешалась Шельма. – Ты хочешь сказать, что эта… эта штука приводится в действие словами? То есть… он сам только что это сказал.
– А что такого? У слов есть власть. Это всем известно, – ответила Ангва. – На свете больше големов, чем кажется. Они теперь вышли из моды, но сами никуда не делись. Они могут работать под водой, или в полной темноте, или по колено в ядовитой жиже. Годами. Они не нуждаются в еде и отдыхе. Они…
– Но это же рабство! – воскликнула Шельма.
– Нет, конечно. С таким же успехом можно поработить дверную ручку. Так что, Дорфл, тебе есть что сказать?
Шельма то и дело посматривала на тесак, торчащий из колоды. Слова вроде «длинный», «тяжелый» и «острый» не выходили у нее из головы – они засели там не менее крепко, чем слова в глиняном черепе голема.
Дорфл молчал.
– Как долго ты тут работаешь?