Ночные твари

— Если хочешь, я могу пойти заниматься в кафе.

Встав из-за стола, Ярдли собрала посуду.

— Нет, не надо. Просто хотела тебя предупредить, чтобы ты не удивлялась.

— Да, я удивлена… По-моему, не видела ни одной твоей подруги. Кроме той дамы, с которой мы обедали несколько раз. Иды. Она мне нравилась. Что с ней стало?

— Вышла замуж и завела детей. Когда люди находятся на разных жизненных стадиях, им трудно поддерживать отношения.

— Значит, эта Энджи тоже прокурор?

— Нет.

— Адвокат?

Сложив посуду в раковину, Ярдли начала ее мыть.

— Нет, она… жертва в деле, которое я веду.

— Ты серьезно?

— Всё в порядке. Нет никаких правил, запрещающих дружить с тем, кому помогаешь.

— Просто это как-то странно… Обыкновенно ты подходишь к таким вещам очень осторожно.

Раздался стук в дверь. Тэра пошла открывать.

— Привет. Ты, должно быть, Тэра.

— Ага. А вы Энджи? Заходите.

— Я так рада наконец познакомиться с тобой… Твоя мама постоянно о тебе рассказывает.

— Хорошее?

— Да, конечно.

Ривер держала в одной руке бутылку вина, а в другой — пачку мороженого.

— Извини, никак не могла сделать выбор между вином и мороженым. Не знаю, что для тебя хуже.

— Определенно мороженое, — Ярдли улыбнулась. — Но мы оприходуем и то, и другое.

— Я присоединюсь к вам, — сказала Тэра. Ярдли вопросительно подняла брови, и она добавила: — Шучу. Если я буду нужна, я у себя в комнате. — Помедлила, всматриваясь в синяки у Ривер на лице и разрез на лбу, затем перевела взгляд на татуировку в виде руны у нее на плече. — Было приятно с вами познакомиться, Энджи.

— Взаимно. — Ривер поставила вино и мороженое на стол в кухне. — Я ее обожаю. Она просто бесподобна!

— Это так, — согласилась Ярдли, доставая из шкафчика два бокала. — К счастью, она несколько успокоилась по сравнению с тем, что было пару лет назад. Я помогала ей решить кое-какие проблемы, уходящие корнями в детство…

— Как?

— Когнитивная поведенческая терапия, — разлив вино, сказала Ярдли. — Я занималась клинической психологией. Хотя и предположить не могла, что мне придется применять полученные знания в отношении своего ребенка.

— Жизнь выписывает сумасшедшие повороты, правда? — Они чокнулись. — Но, по крайней мере, мы можем получать во время этого сумасшествия удовольствие, так?





* * *


После нескольких бокалов вина, половины мороженого и телешоу про женщину, готовую выйти замуж за того, кто выполнит все ее пожелания — например, прокатится в бочке со змеями или прошерстит канализационную трубу в поисках кольца, — Ярдли и Ривер сидели на балконе, созерцая ночное небо. Допивая вино, они слушали негромкую приятную музыку.

— Мне нравится здесь, на окраине, — сказала Ривер. — Тут стоит такая тишина, какой в городе не бывает. Там всегда шумно, даже в два-три часа ночи. Как ты думаешь, это может делать людей несчастными? Ну, если мы не созданы для того, чтобы постоянно слушать шум?

— Не знаю. В обществе беспрецедентный уровень беспокойства и подавленности. Возможно, это также нужно принимать в расчет.

Ривер всмотрелась ей в лицо.

— Ее больше нет.

— Чего?


— У тебя была складка на лбу, словно ты постоянно сосредоточена. Напряжена. Сейчас ее нет. Без нее твое лицо стало светлее.

Покраснев, Ярдли отвернулась.

— Тебе приходится носить маску, да? — продолжала Ривер. — Мой дядя служил в полиции. Я знаю, что это такое. Полицейские должны постоянно быть твердыми, не выказывать свои чувства. Прокуроры тоже такие?

— Бывают. Многие прокуроры-мужчины считают, что женщины чересчур эмоциональны, чтобы быть хорошими прокурорами. Как будто мужчины способны откладывать свои чувства в сторону, словно роботы.

— Полагаю, миллион лет войн опровергает эту теорию. — Ривер отпила глоток вина. — Можешь не говорить, но мне просто до смерти хочется спросить… каким он был?

Ярдли сразу поняла, кого она имеет в виду.

Сначала ее пугало то, что Ривер может спросить о самом жутком, что было в ее жизни, особенно если учесть, что они так мало знакомы, но затем она рассудила, что, наверное, это нормально. Ярдли не умела налаживать дружеские отношения, не знала, как это делать, но, возможно, именно в этом и заключается дружба: говорить о чем-то таком, о чем больше ни с кем не говоришь.

— Со мной Эдди был мягким и добрым. По несколько раз в неделю он оставлял мне записки на кухонном столе или на ночном столике в спальне. Не стихи там или что-то эдакое, а просто записки, в которых он давал знать, что думает обо мне.

Ривер покачала головой.

— Не могу даже представить себе, что ты почувствовала, когда все узнала. Какой поток дерьма! Честное слово, я поражена тем, что ты не просто держишься на ногах, а еще и помогаешь другим.

Откинув голову на спинку кресла, Ярдли устремила взор на звезды.

— Можно вопрос?

— Спрашивай.

— Когда мы только познакомились, ты сказала, что у меня вдребезги разбито сердце. Что ты имела в виду?

Ривер залпом допила вино, словно это была вода.

— Определенно, мои слова произвели на тебя впечатление, раз ты их запомнила… А ты как думаешь, что я имела в виду?

Ярдли уставилась на свой бокал, на отражающийся от него лунный свет.

— Я думаю, это относится к тем, кто больше никогда не сможет снова полюбить. Эти люди так сломлены, что не могут собрать воедино свое сердце, чтобы отдать его кому-то другому.

— Ты знаешь, что в санскрите есть слово для обозначения трещин, которые появляются со временем на чашках и тарелках? — улыбнулась Ривер. — Оно переводится как «неповторимая красота». Смысл его в том, что, вместо того чтобы пытаться заделать трещины, нужно ими восхищаться, потому что они делают посуду неповторимой. Может быть, и разбитое сердце — это нечто неповторимое, уникальное для каждого человека, и нужно пережить это, чтобы затем можно было восхищаться исцеленным сердцем…

Ярдли посмотрела на нее.

— Как тебе удается так держаться? Ты перенесла сильнейшую психологическую травму, но, похоже, неуязвима, и все беды просто отскакивают от тебя.

Печально усмехнувшись, Ривер прикоснулась к швам на лбу. Затем устремила взгляд в пустыню.

— Я не неуязвима. Напротив. Порой мне кажется, что я сделана из стекла. Эта… эта вещь, которая со мной случилась… Я не позволяю себе думать о ней. Когда она всплывает у меня в голове, гоню ее прочь. Пятнадцать лет занималась медитацией и йогой и знаю, как очистить сознание. Ни о чем не думать и сосредоточиться на собственном теле. — Она провела пальцем по краю бокала, не глядя на него. — Мне приходится заниматься этим каждую минуту каждого дня с тех самых пор, как агент Болдуин меня нашел.

Ярдли долго молчала.

— Извини.

Ривер кивнула.

— Я говорила с Закари и… тут что-то не так. Думаю, словами это выразить невозможно, но мы оба это чувствуем. Я это знаю. Не могу сказать, как будет дальше. Знаю, что по-другому, но насколько? Будет ли он смотреть на меня так же, как прежде? Будет ли злиться на себя за то, что не смог меня защитить?

— Мы порой забываем о том, что близкие жертв психологических травм сами переносят травмы. Возможно, будет лучше для вас обоих, если вы поговорите с психологом.

— Почему ты так настойчиво советуешь мне обратиться к психологу? Думаешь, что у меня разовьется какое-нибудь расстройство личности?

— Психологические травмы воздействуют на всех по-разному.

Шумно вздохнув, Ривер сказала:

— Ну, я скажу тебе вот что: все это определенно превращает наши отношения в туманную дымку.

Ярдли хихикнула. Ривер внимательно посмотрела на нее.

— Тебе следует чаще смеяться. На мой взгляд, ты делаешь это слишком редко.

— Временами кажется, что причин для смеха нет.

— Причины для смеха есть всегда, Джесс. Мы здесь для того, чтобы радоваться, а не чтобы платить по счетам до тех пор, пока не окажемся на кладбище.

Ярдли ничего не ответила. Эдди Кэл говорил ей практически то же самое, и от этого воспоминания по спине у нее пробежала холодная дрожь.

— Ммм… думаю, если ты собираешься еще немного задержаться, я принесу бутылку шардоне.