Ниже нуля

Я почти уверена, что он начинает думать, что я не пустая трата времени.

— Нет, он не работает постоянно. Как ты можешь судить?

Я делаю жест в сторону строк кода, и тыльная сторона моей руки касается чего — то твердого и теплого: плечо Йена. Мы сидим ближе, чем в кофейне, но не ближе, чем я чувствовала бы себя комфортно с одним из всегда неприятных, часто оскорбительных парней из моей когорты докторов наук. Думаю, мои скрещенные колени как бы прижимаются к его ноге, но не более того. Ничего страшного. — Это там, нет?

Раздел на C++. Это самый первый язык, который я выучила сама еще в школе, когда каждый поиск в Google 'Навыки + Необходимые + NASA' приводил к печальному результату 'Программирование'. Затем появился Python. Потом SQL. Затем HAL/S. Для каждого языка я начинала с убеждения, что грызть стекло, конечно, предпочтительнее. Затем, в какой — то момент, я начала думать в терминах функций, переменных, условных циклов. Немного позже чтение кода стало похоже на изучение этикетки на задней стенке флакона с кондиционером во время принятия душа: не особенно весело, но в целом легко. Видимо, у меня действительно есть некоторые таланты.

— Да. — Он все еще смотрит на меня. Не удивлен, точно. Но и не впечатлен. Может быть, заинтригован? — Да, это так.

Я опираюсь подбородком на ладонь и жую нижнюю губу, обдумывая код. — Это из — за ограниченного количества солнечной энергии?

— Да.

— И наверняка это предотвращает ошибки дрейфа гироскопа во время стационарного периода?

— Верно. — Он кивает, и я на мгновение отвлекаюсь на его линию челюсти. Или, может быть, это скулы. Они очерчены, угловаты так, что мне хочется иметь в кармане транспортир.

— Это не все автоматизировано, верно? Земной персонал может управлять инструментами?

— Могут, в зависимости от настроя.

— У бортового программного обеспечения есть особые требования?

— Наведение антенны относительно Земли, и… — Он останавливается. Его взгляд падает на мою пожеванную губу, затем быстро отводится. — Ты задаешь много вопросов.

Я наклоняю голову. — Плохие вопросы?

Молчание. — Нет. — Опять молчание, пока он изучает меня. — Замечательно хорошие вопросы.

— Могу я тогда задать еще несколько? — Я ухмыляюсь ему, стараясь быть нахальной, любопытно посмотреть, куда это нас приведет.

Он колеблется, прежде чем кивнуть. — Могу я тоже задать тебе несколько?

Я смеюсь. — Например? Хочешь, чтобы я перечислила характеристики бота, решающего лабиринты, которого я построила для вводного курса робототехники в колледже?

— Ты построила робота, решающего лабиринты?

— Ага. Четырехколесный, вездеходный, с модулем Bluetooth. На солнечных батареях. Ее звали Рути, и когда я выпустила ее на свободу в кукурузном лабиринте где — то недалеко от Атланты, она выбралась примерно за три минуты. Напугала детей до смерти.

Теперь он улыбается во весь рот. На его левой щеке появилась ямочка, и… ладно, хорошо: он агрессивно горяч. Несмотря на рыжие волосы, или благодаря им. — Она все еще у тебя?

— Нет. Чтобы отпраздновать, я напилась в баре, где не проверяли документы, и в итоге оставила ее в каком — то студенческом братстве Университета Джорджии. Я не хотела возвращаться, потому что там страшно, поэтому я отказалась от Рути и просто собирала электронный манипулятор для выпускного экзамена по робототехнике. — Я вздыхаю и смотрю вдаль. — Мне понадобится много терапии, прежде чем я смогу стать матерью.

Он хихикает. Звук низкий, теплый, возможно, даже вызывающий дрожь. Мне нужна секунда, чтобы перегруппироваться.

Я поняла — в какой — то момент нашей пятиминутной прогулки сюда, вероятно, когда он нахмурился, чтобы запугать охранника, который пропустил меня внутрь, несмотря на отсутствие у меня документов, — причину, по которой я не могу точно определить Йена. Он, очень просто, представляет собой невиданную доселе смесь миловидности и непреодолимой мужественности. У него сложная, многослойная атмосфера. В нем одновременно звучат слова: — Не зли меня, потому что я не выхожу из себя, — и: — Мэм, позвольте мне отнести для вас продукты.

Это не мое обычное занятие, совсем нет. Мне нравится флирт, мне нравится секс, мне нравится общаться с людьми, но я очень, очень разборчива в выборе партнеров. Не нужно многого, чтобы отвратить меня от кого — то, и я тяготею почти исключительно к жизнерадостным, спонтанным, любящим веселье типам. Мне нравятся экстраверты, которые любят пошутить и с которыми легко общаться, чем меньше напряженности, тем лучше. Йен кажется диаметральной противоположностью этому, и все же… И все же, даже я вижу, что в нем есть что — то фундаментально привлекательное. Попробовала бы я подцепить его в баре? Хм. Неясно.

Попытаюсь ли я подцепить его после окончания этого информационного интервью? Хм. Тоже неясно. Я знаю, что сказала, что не буду, но… все меняется.

— Хорошо. Теперь мой вопрос. Мара — Мара Флойд, твоя двоюродная сестра или что — то вроде того, сказала, что ты работал непосредственно в команде 'Кьюриосити'? — Он кивает. — Но тебе было сколько? Восемнадцать?

— Примерно в этом возрасте, да.

— Ты был стажером?

Он делает паузу, прежде чем покачать головой, но не уточняет.

— Так ты просто… случайно оказался в управлении полетами? Отдыхал со своими космическими братьями, пока они сажали свой ровер с дистанционным управлением на Марс?

Его губы дергаются. — Я был членом команды.

— Членом команды в восемнадцать лет? — Моя бровь приподнимается, и он отводит взгляд.

— Я… закончил школу раньше.

— Среднюю школу? Или колледж?

Молчание. — И то, и другое.

— Понятно.

Он коротко почесывает шею, и снова возникает ощущение, что он не совсем привык к тому, что ему задают вопросы о себе. Что большинство людей, взглянув на него, решают, что он слишком замкнут и отстранен, и отказываются от попыток понять его.


Я изучаю его, любопытная как никогда. — Итак… Ты был одним из тех детей, которые были очень развиты для своего возраста и пропустил полдюжины классов? А потом, в конце концов, вступил в ряды рабочей силы, будучи еще смехотворно молодым? — И, возможно, твое психосоциальное развитие все еще продолжалось, но ты никогда не общался в профессиональной или академической среде с людьми твоей возрастной группы, только с теми, кто намного старше тебя, которые, скорее всего, избегали тебя и были немного напуганы твоим интеллектом и успехом, что означало быть нечетным человеком на протяжении всего периода твоего становления и иметь 401(k) до первого свидания?

Его глаза расширяются. — Я… Да. Ты тоже была такой?

Я смеюсь. — О нет. Я была полной тупицей. И до сих пор ей остаюсь, по большей части. Я просто подумала, что это может быть хорошей догадкой. — Это тоже подходит под его образ. Он не выглядит неуверенным в себе, не совсем, но он осторожен. Замкнут.

Я откидываюсь на спинку стула, чувствуя волнение от того, что разгадала его загадку. Обычно я не настолько увлечена выяснением предыстории каждого, кого встречаю, но Йен просто интересен.

Нет. Он очарователен.

— Итак, как все прошло?

Он моргает. — Как что?

— Быть там с управлением полетом, когда Curiosity приземлился. Как это было?

Его выражение лица мгновенно меняется. — Это было… — Он смотрит вниз на свои ноги, как будто вспоминая. Он выглядит потрясенным.

— Так хорошо?

— Да. Это было… Да. — Он снова хихикает. Боже, это действительно звучит здорово.

— Это выглядело так. Из телевизора, я имею в виду.

— Ты смотрела его?

— Да. Я была на Восточном побережье, поэтому не спала допоздна и все такое. Смотрела на небо из окна своей спальни и немного поплакала.

Он кивает, и вдруг изучает меня. — Так вот почему ты учишься в аспирантуре? Ты хочешь работать над будущими марсоходами?

— Это было бы потрясающе. Но подойдет все, что связано с исследованием космоса.

— НАСА может очень пригодиться твое умение решать лабиринты. — У него снова появилась ямочка, и я смеюсь.

— Эй, я могу делать и другие вещи. Например… — Я указываю на третий монитор на столе, самый дальний от меня. На нем отображается часть кода, с которым Йен еще не ознакомил меня. — Хочешь, я помогу тебе отладить это? — Он бросает на меня растерянный взгляд. — Что? Это код. Всегда приятно иметь вторую пару глаз.

— Ты не должна…

— В пятой строке ошибка.

Он хмурится. Затем он сканирует код в течение секунды. Затем он поворачивается ко мне, к монитору и снова ко мне, еще больше нахмурившись. Я напрягаюсь, наполовину ожидая, что он начнет защищаться и отрицать ошибку. Я знакома с разрушающимся мужским эго, и я уверена, что именно так поступил бы любой из парней в моем аспирантском классе. Но Йен удивляет меня: он кивает, исправляет ошибку, на которую я указала, и выглядит не иначе как благодарным.

Ух ты. Мужчина — инженер, который не засранец. Планка довольно низкая, но, тем не менее, я впечатлена.

— Ты действительно готова пройтись со мной по остальной части кода? — осторожно спрашивает он, удивляя меня еще больше. Контраст между его мягким тоном и тем, насколько… насколько он большой и осторожный, почти заставляет меня улыбаться. — Это обходной путь для устранения двухсекундной задержки при наведении. Я собирался попросить одного из моих инженеров в Хьюстоне провести отладку, но…

— Я тебя поняла. — Я подкатываю свое кресло ближе к креслу Йена. Мое колено прижимается к его колену, и я почти автоматически отодвигаю его, но в долю секунды решаю оставить его там.

Своего рода эксперимент. Испытание.

Я жду, что он отодвинется, но вместо этого он изучает меня и говорит: — Это несколько сотен строк. Я должен был помочь тебе. Ты уверена…

— Все в порядке. Когда я буду писать отчет, я просто притворюсь, что задала тебе кучу вопросов о твоем путешествии, и придумаю ответы. — Просто чтобы подшутить над ним, я добавляю: — Не волнуйся, я упомяну, что хлопок не отбросил тебя назад на пути к НАСА. — Он хмурится, что вызывает у меня смех, и тогда я разбираю с ним код в течение пяти, десяти минут. Пятнадцати. Свет смягчается до оттенков позднего полудня, и проходит больше часа, пока мы находимся бок о бок, моргая на мониторах.

Честно говоря, это довольно простая отладка резиновой утки: он объясняет вслух, что он пытается сделать, что помогает ему проработать критические куски, а также найти лучшие способы сделать это. Но я довольно счастливый резиновый утенок. Мне нравится слушать его низкий, ровный голос. Мне нравится, что он, кажется, обдумывает каждую мою фразу и никогда ничего не отвергает прямо. Мне нравится, что когда он напряженно думает, он закрывает глаза, и его ресницы становятся пунцовыми полумесяцами на фоне его кожи. Мне нравится, что он создает тщательно отлаженный код без утечек памяти, и мне нравится, что, когда его бицепс касается моего плеча, я чувствую только твердое тепло. Мне нравятся его короткие, четкие функции, и то, как он пахнет чистотой, мужественностью и немного темнотой.

Ладно. Значит, он не в моем вкусе.

Но он мне нравится.

Не будет ли Мара возражать, если я бесстыдно предложу себя ее родственникам на информационном собеседовании, которое она любезно устроила? Обычно я бы просто согласилась, но эта дружба может быть немного обременительной. Впрочем, возможно, я могу с уверенностью предположить, что ей будет все равно, учитывая, что она, похоже, не знает, как именно она и Йен связаны.

К тому же, она щедрая душа. Она захочет, чтобы ее подруга и ее кузина — или — что — то — там еще переспали.

— Тебя случайно определили в команду по оценке высоты и положения? — спрашиваю я его, когда мы доходим до последних нескольких строк кода.

— Нет. — Он издал небольшой смешок. Его профиль — произведение почти совершенства, даже со сломанным носом. — Вообще — то, я пробил себе дорогу туда когтями.

— О?

Он сохраняет и закрывает нашу работу несколькими быстрыми нажатиями клавиш. — Что касается Curiosity, я присоединился к команде довольно поздно на стадии разработки и в основном сосредоточился на запуске.

— Тебе понравилось?