Николай Хмурый. Восточная война
Часть 21 из 35 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Его это немало напрягло. И он было уже собрался приказать матросам вооружаться, но произошел взрыв. В должной степени мощный.
Жахнуло где-то внутри корабля. Где-то в районе котельной. Так как корабль окутался паром и резко потерял ход. А потом начал быстро оседать, пока не осел на дно, затонув едва ли не по палубу. В процессе еще несколько раз взрываясь – это холодная вода подходила к котлам. На правом берегу же вновь появились всадники в черном. Держась в километре от корабля, потрясая оружием и что-то скандируя.
Остап мрачно посмотрел на капитана, вздохнул, попрощался и поплелся к шлюпкам. Взяв одну, его бойцы спустили ее на воду, и, выйдя на левый берег, они постарались скрыться в дюнах. Причем сам Остап нянчил все это время в руках какой-то саквояж, с которым не расставался ни на минуту. Даже стоя на мостике корабля…
Спустя семь часов. Лондон
– … таким образом Суэцкий канал оказался перекрыт. Наши специалисты осмотрели корабль. Был ли это внешний взрыв или внутренний – пока неясно. Котлы своими взрывами совершенно разрушили обшивку. Ничего толком сказать нельзя.
– Как быстро канал будет деблокирован?
– Минимум неделя. Но это очень оптимистичные прогнозы. Центральная часть корабля сильно разрушена. Много мешков с цементом повредилось. Из-за чего образовался большой конгломерат, который нужно ломать. Может быть, взрывать. Поэтому мы рекомендуем отправить эскадру вокруг Африки.
– Они уже миновали Мальту!
– Ждать в Порт-Саиде они могут дольше. Кроме того, мы точно не знаем, действительно ли это была мина. Если так, то злоумышленники могут повторить свою выходку.
– Этого Остапа бей Бендера нашли?
– Мы прошли по их следам. Там, судя по всему, их ждали всадники.
– Кто это? Махдиты? Бедуины?
– Выяснить, к сожалению, не удалось. Мы пытаемся.
– Что у этого бея было в саквояже?
– Мы не знаем.
– Черт побери! Вы хоть что-нибудь знаете?
– Остап как-то связан с японцами.
– ЧТО?!
– С ним был молчаливый японец. Капитан Джулио говорит, бывал в Японии и их язык легко узнает. Так вот этот японец был почти всегда рядом с Остапом и изредка говорил ему что-то на своем.
– Чушь! Вы что, не понимаете, что этот взрыв выгоден только русским?!
– Необязательно. Капитан считает, что этот проходимец – Остап – что-то украл у кого-то влиятельного. Что-то небольшое, но очень важное. Настолько важное, что он легко увеличил плату втрое ради того, чтобы Джулио не задавал лишних вопросов. Мы предполагаем, что это либо какие-то совершенно секретные документы, либо безумно дорогие драгоценности…
– Вы запросили у японцев?
– Разумеется. Посол Японии поклялся, что выяснит.
– Как это все не вовремя… – покачал головой премьер-министр. – Что там известно от этих обезьян? Еще не утонули окончательно?
– Они лишились почти всех легких сил, но добились кое-каких успехов. Эскадренный броненосец «Петропавловск» не утонул. Его сейчас чинят. Попадание в линкоры подтвердил наш наблюдатель на флагмане, но они словно их проигнорировали. Наверное, еще один сюрприз русских.
– Это ведь точно наши торпеды были? Может быть, японцы снарядили их жеваными газетами, а взрывчатое вещество куда-то еще дели?
– Взрывы по размеру водяного столба были неотличимы от тех, которые едва не утопили «Петропавловск». И, кстати, мы так и не знаем почему. Он смог удержаться на плаву после получения двух торпед в борт. По мнению экспертов, он должен был завалиться и утонуть в считаные минуты. Но он лишь опасно накренился и выбросился на мель. По данным японской разведки, под «Петропавловск» подвели пластырь, откачали воду, сняли с мели и сейчас чинят.
– Ну, конечно, чинят! Чем им еще заниматься на военно-морской базе! – раздраженно воскликнул премьер-министр. На что министр иностранных дел промолчал. Ему нечего было ответить. Николай Оттович фон Эссен хоть и не вынудил Хейхатиро Того на генеральное сражение, но добился занятия ключевой позиции, позволяющей удобно перерезать снабжение Маньчжурской армии. Не в бровь, так в глаз. – Как вы собираетесь обеспечить снабжение?
– Наши люди уже договорились с вдовствующей Императрицей Цыси. Джонки китайских рыбаков сделают свое дело.
– И много ими можно перевезти?
– Для патронов, снарядов и продовольствия их вполне достаточно. Более того, делать они это станут – не привлекая внимания. Вряд ли русские начнут каждого рыбака досматривать. Я уже отдал определенные распоряжения, чтобы из Вейхайвея начали поддерживать Маньчжурскую армию.
– Может быть, оформить и нашу Китайскую эскадру в лизинг?
– Я свяжусь с японцами и чилийцами незамедлительно…
Глава 6
1904 год, 12–14 июля, Фын-хуан-чен
После того как Эссен заблокировал поставки в Маньчжурскую армию японцев, Ренненкампф выждал месяц, давая супротивнику промариноваться в собственном соку. И начал давить.
Рано утром 12 июля дирижабль медленно загребал своими винтами, выходя на японские позиции. Восходящее солнце немного слепило. Поэтому командир этого воздушного корабля не сразу сообразил, что по нему стреляют.
Где-то что-то вдали едва слышно бахало. Ну мало ли? И это продолжалось до тех пор, пока 47-миллиметровая болванка не чиркнула фанерную обшивку по касательной. Однако все же ее повредив.
– Что происходит? – обеспокоился командир и заозирался.
Вжух.
Пролетела новая болванка чуть в стороне, но довольно близко. К счастью, не шрапнельная болванка, а бронебойная «чурка» от морской пушки Гочкиса.
– Набираем высоту. Открыть вентили! – рявкнул командир, и уже спустя несколько секунд дирижабль вздрогнул и, продолжая вибрировать, полез наверх.
Но было поздно.
Болванка из морской 47-миллиметровой пушки Гочкиса пробила обшивку насквозь. Фанеру. Материал баллона. Еще раз материал. И еще раз фанеру. Вылетела куда-то вверх и полетела дальше.
К счастью, инерционный взрыватель никак не отреагировал на столь незначительную помеху. Однако один баллон был пробит. И дирижабль резко просел по высоте, накренившись. Пришлось спешно стравливать водород из зеркально расположенного баллона, чтобы выровнять крен. А это еще сильнее уменьшило высоту полета. Что в немалой степени и помогло. Так как противник явно пристрелялся по идущему линейным курсом воздушному кораблю.
Снизившись и заложив вираж, выжимая из двигателей максимум, дирижабль стал уходить. Находиться под огнем ему совершенно не нравилось. Новых попаданий, к счастью, больше не было…
Николай Александрович очень ценил дирижабли, считая их одним из важнейших и перспективнейших видов дальнего транспорта. Но в военном плане придерживался скептических оценок из-за их размеров и неповоротливости. Они были слишком уязвимы, слишком дороги, а их аэродромное хозяйство слишком сложно, дорого и монументально. В военном плане они если и годились, то исключительно для ограниченного спектра задач. Однако он не считал нужным пока делать ставки на самолеты, тем более что подходящих двигателей для самолетов пока у него и не было. Пока не было.
Кроме того, он планировал разжечь дредноутную и дирижабельную лихорадки, которые полностью отвечали его интересам в будущей Мировой войне. Она будет. Она обязательно будет. Слишком много людей ее хотели. А значит, что? Правильно. Нужно стараться управлять ситуацией и готовить ее в том формате, в каком требовалось… ему требовалось. Ведь и линкоры, и дирижабли были крайне дороги и весьма уязвимы. И Николай Александрович это знал, но не спешил этим фактом делиться с окружающими, скорее, напротив. Поэтому он сильно расстроился, когда узнал, что японцы начали обстреливать его детище из малокалиберных морских пушек, поставленных на насыпь. Расстроился не потому, что мог дирижабль потерять, а потому, что сюрприз для «просвещенных соседей» мог не получиться…
«Атаковать ближайшей ночью, с максимальной высоты».
Отстучал Николай Александрович в телеграмме, в ответ на доклад об обстреле. Требовалось подчеркнуть сохранение боеспособности дирижабля даже после такого обстрела. И вообще – продолжать поддерживать легенду, раскармливая ее.
Приказ был выполнен в точности.
В ночь с 12 на 13 июля дирижабль LZ-03 уже в темноте поднялся в воздух, взяв только половину стандартной загрузки флешетт. И, выбравшись на максимальную для себя высоту, пошел на японские позиции.
Сориентировался по кострам, которые развели японцы на своих биваках. Вышел на противника, да не абы как, а с нужного ракурса.
– Давай, – скомандовал командир.
И начался «падеж» флешетт с пяти километров. Выше, как показали испытания, подниматься было крайне нежелательно без кислородного оборудования. А им дирижабль не оснащался. Над ним пока еще только работали, обдумывая вопросы эксплуатации высотных дирижаблей в будущую войну.
Свист от летящих флешетт поднялся знатный. Сбрасывали их очень неспешно и с перерывами. Поэтому «гудеть» получалось долго – практически до самого утра. То тут чуть-чуть просыпали. То там чуть-чуть насыпали. А большое рассеивание, что происходило во время сброса с такой большой высоты, обеспечивало очень неплохую равномерность «засева».
Убойность отдельной флешетты была неплохой. Эти стрелки массой в двадцать пять граммов набирали энергию за тысячу джоулей. Но плотность обстрела при столь значительной высоте была невысокой. Какой-то урон они, безусловно, нанесли. Но в целом вредили больше психологически – действуя на нервы и пугая. Резкий свист летящих флешетт. Отчетливые удары их в грунт. Вопли раненых, которых чуть зацепило, пробив навылет руку, ногу или еще что, не убивая сразу. Кто-то хрипел и булькал с пробитым легким. Истошно ржали лошади. Кричали люди. Беспорядочно и хаотично стреляли. Дирижабль было очень плохо видно ночью на фоне облаков. Поэтому стреляли куда попало. Лишь бы стрелять. И из винтовок. И из пушек.
Ближе к рассвету, сбросив последние флешетты, дирижабль ушел на базу. Завершать ремонт и заправляться новой партией флешетт.
А его эстафету приняла артиллерия, начавшая беспокоящий обстрел японских позиций. То тут что-то взорвется. То там. И не шрапнелью. Нет. Осколочно-фугасными снарядами. От них психологический эффект сильнее. Так весь день и простреляли. Ночью же полностью отремонтированный дирижабль снова вышел на охоту и повторил свои проказы. Донимая всю ночь беспокоящим сбросом флешетт, удивительно нервирующих противника.
И вот ранним утром 14 июля Ренненкампф начал общее наступление. Пехота двух дивизий вышла из своих укрытий и двинулась вперед. Молча. Без каких-либо криков или иных видов шума.
У японцев на передовой к тому моменту уже начались третьи сутки без сна в основной своей массе. Поэтому они слабо реагировали на все вокруг, чем Ренненкампф и старался воспользоваться, чего и добивался.
Русская пехота шла не в полный рост с бравурным видом. Нет. Совсем нет. Короткими перебежками, группами до отделения или даже звена. Пригнувшись. Рывок. И упали. Рывок. И залегли. Вместе с ними продвигалось и коллективное оружие прикрытия: ручные и станковые пулеметы, крепостные ружья да 37-миллиметровые станковые гранатометы. Тоже без лишнего шума и пыли. Больше волоком и на карачках. Тем более что для отвода глаз с началом продвижения пехоты полевая артиллерия вновь начала имитировать беспокоящий обстрел. Дескать, все как обычно.
Так или иначе, но японцы заметили приближение русских только тогда, когда они уже приблизились метров на сто – сто пятьдесят. Шум. Крики. Стрельба. Где-то в воздух. Где-то «в ту» сторону.
Непродолжительная заминка.
И начали работать на подавление пулеметы с гранатометами. А линейные бойцы ринулись вперед, действуя по отработанной уже звеньевой тактике. Один с гранатой на изготовку, двое его прикрывают. Бросок «гостинца» в траншею. И вперед. Вперед. Вперед. И с бруствера добивать переживших взрыв. Да и вообще во все тела по контрольному выстрелу. Чтобы не восстали эти «зомби» позже, в тылу…
В этот раз японцы не стали контратаковать.
Их боевой дух после трагедии под Ляо-Яном был надломлен. А ведь все развивалось очень похоже. Плюс страшное и изнуряющее действие обстрела, к которым они совершенно не привыкли. Особенно к флешеттам. Смерть с небес – страшная смерть. Ни укрыться. Ни спрятаться. Ни окопы, ни траншеи от нее не спасали. Да и по энергетике даже легкая флешетта, сбрасываемая с такой большой высоты, обладала намного большей энергией, чем картечь…
Маршал Нодзи хмурился, наблюдая за тем, как его люди относительно организованно отходят. Но ничего поделать с этим не мог. Он знал, что русские ждут контратаки на занятые ими траншеи. Но он не мог себе это позволить. Хотел, но не мог. Маршал был убежден – после тех потерь, что русские понесли под Ляо-Яном, он мог бы их опрокинуть, даже атаковав в лоб. Просто потому, что у него в моменте оказывалось непреодолимо больше солдат[77]. Но люди были к этому не готовы. Чего только ему стоило обеспечить порядок при этом наступлении! Обычный и незамысловатый порядок, вместо панического бегства, в которое его пехота порывалась сорваться то и дело.
– Эта война проиграна… – тихо произнес он, глядя на напряженные, испуганные лица солдат, что проходили мимо.
– Война всегда полна сюрпризов, – возразил генерал Ноги, что стоял рядом. – Да и на море не все еще решено.
– Русские заняли Хоккайдо. Русские высадились на Кюсю и заняли Сасебо. Русские уничтожили большую часть наших легких сил на море, а этот адмирал Того позорно бежал с поля боя, даже не вступая в сражение. И вы думаете, что не все еще потеряно?
Жахнуло где-то внутри корабля. Где-то в районе котельной. Так как корабль окутался паром и резко потерял ход. А потом начал быстро оседать, пока не осел на дно, затонув едва ли не по палубу. В процессе еще несколько раз взрываясь – это холодная вода подходила к котлам. На правом берегу же вновь появились всадники в черном. Держась в километре от корабля, потрясая оружием и что-то скандируя.
Остап мрачно посмотрел на капитана, вздохнул, попрощался и поплелся к шлюпкам. Взяв одну, его бойцы спустили ее на воду, и, выйдя на левый берег, они постарались скрыться в дюнах. Причем сам Остап нянчил все это время в руках какой-то саквояж, с которым не расставался ни на минуту. Даже стоя на мостике корабля…
Спустя семь часов. Лондон
– … таким образом Суэцкий канал оказался перекрыт. Наши специалисты осмотрели корабль. Был ли это внешний взрыв или внутренний – пока неясно. Котлы своими взрывами совершенно разрушили обшивку. Ничего толком сказать нельзя.
– Как быстро канал будет деблокирован?
– Минимум неделя. Но это очень оптимистичные прогнозы. Центральная часть корабля сильно разрушена. Много мешков с цементом повредилось. Из-за чего образовался большой конгломерат, который нужно ломать. Может быть, взрывать. Поэтому мы рекомендуем отправить эскадру вокруг Африки.
– Они уже миновали Мальту!
– Ждать в Порт-Саиде они могут дольше. Кроме того, мы точно не знаем, действительно ли это была мина. Если так, то злоумышленники могут повторить свою выходку.
– Этого Остапа бей Бендера нашли?
– Мы прошли по их следам. Там, судя по всему, их ждали всадники.
– Кто это? Махдиты? Бедуины?
– Выяснить, к сожалению, не удалось. Мы пытаемся.
– Что у этого бея было в саквояже?
– Мы не знаем.
– Черт побери! Вы хоть что-нибудь знаете?
– Остап как-то связан с японцами.
– ЧТО?!
– С ним был молчаливый японец. Капитан Джулио говорит, бывал в Японии и их язык легко узнает. Так вот этот японец был почти всегда рядом с Остапом и изредка говорил ему что-то на своем.
– Чушь! Вы что, не понимаете, что этот взрыв выгоден только русским?!
– Необязательно. Капитан считает, что этот проходимец – Остап – что-то украл у кого-то влиятельного. Что-то небольшое, но очень важное. Настолько важное, что он легко увеличил плату втрое ради того, чтобы Джулио не задавал лишних вопросов. Мы предполагаем, что это либо какие-то совершенно секретные документы, либо безумно дорогие драгоценности…
– Вы запросили у японцев?
– Разумеется. Посол Японии поклялся, что выяснит.
– Как это все не вовремя… – покачал головой премьер-министр. – Что там известно от этих обезьян? Еще не утонули окончательно?
– Они лишились почти всех легких сил, но добились кое-каких успехов. Эскадренный броненосец «Петропавловск» не утонул. Его сейчас чинят. Попадание в линкоры подтвердил наш наблюдатель на флагмане, но они словно их проигнорировали. Наверное, еще один сюрприз русских.
– Это ведь точно наши торпеды были? Может быть, японцы снарядили их жеваными газетами, а взрывчатое вещество куда-то еще дели?
– Взрывы по размеру водяного столба были неотличимы от тех, которые едва не утопили «Петропавловск». И, кстати, мы так и не знаем почему. Он смог удержаться на плаву после получения двух торпед в борт. По мнению экспертов, он должен был завалиться и утонуть в считаные минуты. Но он лишь опасно накренился и выбросился на мель. По данным японской разведки, под «Петропавловск» подвели пластырь, откачали воду, сняли с мели и сейчас чинят.
– Ну, конечно, чинят! Чем им еще заниматься на военно-морской базе! – раздраженно воскликнул премьер-министр. На что министр иностранных дел промолчал. Ему нечего было ответить. Николай Оттович фон Эссен хоть и не вынудил Хейхатиро Того на генеральное сражение, но добился занятия ключевой позиции, позволяющей удобно перерезать снабжение Маньчжурской армии. Не в бровь, так в глаз. – Как вы собираетесь обеспечить снабжение?
– Наши люди уже договорились с вдовствующей Императрицей Цыси. Джонки китайских рыбаков сделают свое дело.
– И много ими можно перевезти?
– Для патронов, снарядов и продовольствия их вполне достаточно. Более того, делать они это станут – не привлекая внимания. Вряд ли русские начнут каждого рыбака досматривать. Я уже отдал определенные распоряжения, чтобы из Вейхайвея начали поддерживать Маньчжурскую армию.
– Может быть, оформить и нашу Китайскую эскадру в лизинг?
– Я свяжусь с японцами и чилийцами незамедлительно…
Глава 6
1904 год, 12–14 июля, Фын-хуан-чен
После того как Эссен заблокировал поставки в Маньчжурскую армию японцев, Ренненкампф выждал месяц, давая супротивнику промариноваться в собственном соку. И начал давить.
Рано утром 12 июля дирижабль медленно загребал своими винтами, выходя на японские позиции. Восходящее солнце немного слепило. Поэтому командир этого воздушного корабля не сразу сообразил, что по нему стреляют.
Где-то что-то вдали едва слышно бахало. Ну мало ли? И это продолжалось до тех пор, пока 47-миллиметровая болванка не чиркнула фанерную обшивку по касательной. Однако все же ее повредив.
– Что происходит? – обеспокоился командир и заозирался.
Вжух.
Пролетела новая болванка чуть в стороне, но довольно близко. К счастью, не шрапнельная болванка, а бронебойная «чурка» от морской пушки Гочкиса.
– Набираем высоту. Открыть вентили! – рявкнул командир, и уже спустя несколько секунд дирижабль вздрогнул и, продолжая вибрировать, полез наверх.
Но было поздно.
Болванка из морской 47-миллиметровой пушки Гочкиса пробила обшивку насквозь. Фанеру. Материал баллона. Еще раз материал. И еще раз фанеру. Вылетела куда-то вверх и полетела дальше.
К счастью, инерционный взрыватель никак не отреагировал на столь незначительную помеху. Однако один баллон был пробит. И дирижабль резко просел по высоте, накренившись. Пришлось спешно стравливать водород из зеркально расположенного баллона, чтобы выровнять крен. А это еще сильнее уменьшило высоту полета. Что в немалой степени и помогло. Так как противник явно пристрелялся по идущему линейным курсом воздушному кораблю.
Снизившись и заложив вираж, выжимая из двигателей максимум, дирижабль стал уходить. Находиться под огнем ему совершенно не нравилось. Новых попаданий, к счастью, больше не было…
Николай Александрович очень ценил дирижабли, считая их одним из важнейших и перспективнейших видов дальнего транспорта. Но в военном плане придерживался скептических оценок из-за их размеров и неповоротливости. Они были слишком уязвимы, слишком дороги, а их аэродромное хозяйство слишком сложно, дорого и монументально. В военном плане они если и годились, то исключительно для ограниченного спектра задач. Однако он не считал нужным пока делать ставки на самолеты, тем более что подходящих двигателей для самолетов пока у него и не было. Пока не было.
Кроме того, он планировал разжечь дредноутную и дирижабельную лихорадки, которые полностью отвечали его интересам в будущей Мировой войне. Она будет. Она обязательно будет. Слишком много людей ее хотели. А значит, что? Правильно. Нужно стараться управлять ситуацией и готовить ее в том формате, в каком требовалось… ему требовалось. Ведь и линкоры, и дирижабли были крайне дороги и весьма уязвимы. И Николай Александрович это знал, но не спешил этим фактом делиться с окружающими, скорее, напротив. Поэтому он сильно расстроился, когда узнал, что японцы начали обстреливать его детище из малокалиберных морских пушек, поставленных на насыпь. Расстроился не потому, что мог дирижабль потерять, а потому, что сюрприз для «просвещенных соседей» мог не получиться…
«Атаковать ближайшей ночью, с максимальной высоты».
Отстучал Николай Александрович в телеграмме, в ответ на доклад об обстреле. Требовалось подчеркнуть сохранение боеспособности дирижабля даже после такого обстрела. И вообще – продолжать поддерживать легенду, раскармливая ее.
Приказ был выполнен в точности.
В ночь с 12 на 13 июля дирижабль LZ-03 уже в темноте поднялся в воздух, взяв только половину стандартной загрузки флешетт. И, выбравшись на максимальную для себя высоту, пошел на японские позиции.
Сориентировался по кострам, которые развели японцы на своих биваках. Вышел на противника, да не абы как, а с нужного ракурса.
– Давай, – скомандовал командир.
И начался «падеж» флешетт с пяти километров. Выше, как показали испытания, подниматься было крайне нежелательно без кислородного оборудования. А им дирижабль не оснащался. Над ним пока еще только работали, обдумывая вопросы эксплуатации высотных дирижаблей в будущую войну.
Свист от летящих флешетт поднялся знатный. Сбрасывали их очень неспешно и с перерывами. Поэтому «гудеть» получалось долго – практически до самого утра. То тут чуть-чуть просыпали. То там чуть-чуть насыпали. А большое рассеивание, что происходило во время сброса с такой большой высоты, обеспечивало очень неплохую равномерность «засева».
Убойность отдельной флешетты была неплохой. Эти стрелки массой в двадцать пять граммов набирали энергию за тысячу джоулей. Но плотность обстрела при столь значительной высоте была невысокой. Какой-то урон они, безусловно, нанесли. Но в целом вредили больше психологически – действуя на нервы и пугая. Резкий свист летящих флешетт. Отчетливые удары их в грунт. Вопли раненых, которых чуть зацепило, пробив навылет руку, ногу или еще что, не убивая сразу. Кто-то хрипел и булькал с пробитым легким. Истошно ржали лошади. Кричали люди. Беспорядочно и хаотично стреляли. Дирижабль было очень плохо видно ночью на фоне облаков. Поэтому стреляли куда попало. Лишь бы стрелять. И из винтовок. И из пушек.
Ближе к рассвету, сбросив последние флешетты, дирижабль ушел на базу. Завершать ремонт и заправляться новой партией флешетт.
А его эстафету приняла артиллерия, начавшая беспокоящий обстрел японских позиций. То тут что-то взорвется. То там. И не шрапнелью. Нет. Осколочно-фугасными снарядами. От них психологический эффект сильнее. Так весь день и простреляли. Ночью же полностью отремонтированный дирижабль снова вышел на охоту и повторил свои проказы. Донимая всю ночь беспокоящим сбросом флешетт, удивительно нервирующих противника.
И вот ранним утром 14 июля Ренненкампф начал общее наступление. Пехота двух дивизий вышла из своих укрытий и двинулась вперед. Молча. Без каких-либо криков или иных видов шума.
У японцев на передовой к тому моменту уже начались третьи сутки без сна в основной своей массе. Поэтому они слабо реагировали на все вокруг, чем Ренненкампф и старался воспользоваться, чего и добивался.
Русская пехота шла не в полный рост с бравурным видом. Нет. Совсем нет. Короткими перебежками, группами до отделения или даже звена. Пригнувшись. Рывок. И упали. Рывок. И залегли. Вместе с ними продвигалось и коллективное оружие прикрытия: ручные и станковые пулеметы, крепостные ружья да 37-миллиметровые станковые гранатометы. Тоже без лишнего шума и пыли. Больше волоком и на карачках. Тем более что для отвода глаз с началом продвижения пехоты полевая артиллерия вновь начала имитировать беспокоящий обстрел. Дескать, все как обычно.
Так или иначе, но японцы заметили приближение русских только тогда, когда они уже приблизились метров на сто – сто пятьдесят. Шум. Крики. Стрельба. Где-то в воздух. Где-то «в ту» сторону.
Непродолжительная заминка.
И начали работать на подавление пулеметы с гранатометами. А линейные бойцы ринулись вперед, действуя по отработанной уже звеньевой тактике. Один с гранатой на изготовку, двое его прикрывают. Бросок «гостинца» в траншею. И вперед. Вперед. Вперед. И с бруствера добивать переживших взрыв. Да и вообще во все тела по контрольному выстрелу. Чтобы не восстали эти «зомби» позже, в тылу…
В этот раз японцы не стали контратаковать.
Их боевой дух после трагедии под Ляо-Яном был надломлен. А ведь все развивалось очень похоже. Плюс страшное и изнуряющее действие обстрела, к которым они совершенно не привыкли. Особенно к флешеттам. Смерть с небес – страшная смерть. Ни укрыться. Ни спрятаться. Ни окопы, ни траншеи от нее не спасали. Да и по энергетике даже легкая флешетта, сбрасываемая с такой большой высоты, обладала намного большей энергией, чем картечь…
Маршал Нодзи хмурился, наблюдая за тем, как его люди относительно организованно отходят. Но ничего поделать с этим не мог. Он знал, что русские ждут контратаки на занятые ими траншеи. Но он не мог себе это позволить. Хотел, но не мог. Маршал был убежден – после тех потерь, что русские понесли под Ляо-Яном, он мог бы их опрокинуть, даже атаковав в лоб. Просто потому, что у него в моменте оказывалось непреодолимо больше солдат[77]. Но люди были к этому не готовы. Чего только ему стоило обеспечить порядок при этом наступлении! Обычный и незамысловатый порядок, вместо панического бегства, в которое его пехота порывалась сорваться то и дело.
– Эта война проиграна… – тихо произнес он, глядя на напряженные, испуганные лица солдат, что проходили мимо.
– Война всегда полна сюрпризов, – возразил генерал Ноги, что стоял рядом. – Да и на море не все еще решено.
– Русские заняли Хоккайдо. Русские высадились на Кюсю и заняли Сасебо. Русские уничтожили большую часть наших легких сил на море, а этот адмирал Того позорно бежал с поля боя, даже не вступая в сражение. И вы думаете, что не все еще потеряно?