Незримые

– Все я поняла! – огрызнулась Одесса. – Соломон пытался меня предупредить. Сказал, что вы не позволите никому и ничему встать у вас на пути. Он видел, что ему грозит, но из-за слабого здоровья не смог воспрепятствовать. Зарубите себе на носу: я не дам ему погибнуть. Вы обязаны его спасти. Обязаны!

– Как будто у меня есть выбор! – рявкнул Блэквуд.

Одесса спасовала перед его гневом и умолкла, не в силах оторвать взгляд от попутчика, гадая, какое чудовище таится под маской человека.

«Фантом» исполнил крутой вираж, огибая две машины, столкнувшиеся лоб в лоб; у одной загорелся двигатель.

– Он едет к мосту Куинсборо! – сообразил мистер Ласк.

С отрывом в квартал они преследовали угонщика вплоть до верхнего яруса моста, ограниченного двумя транспортными полосами. Впереди исступленно мигали синие маячки. «Роллс-ройс» метался из стороны в сторону, огибая вырастающие на пути преграды, и, оставив позади остров Рузвельта, свернул на Манхэттен.

Одесса вжалась в дверцу, когда «фантом» вихрем пронесся по мосту, выскочил на Вторую авеню и через квартал на запад круто взял влево, по направлению к Третьей авеню с односторонним движением.

Они мчались по встречной, по всем пяти полосам широкой магистрали, добавляя новые аварии к уже учиненными Пустотой. Кварталов через десять угонщик подрезал грузовик и скрылся то ли на Сорок шестой, то ли на Сорок пятой улице.

Ласк выкрутил полированный руль, чтобы не протаранить перекрывший дорогу грузовик; маневр отнял у них драгоценные секунды. Когда «фантом» наконец вписался в поворот, угонщика и след простыл, хотя по нагромождению аварий отследить его по-прежнему не составляло труда.

Автомобиль исполнил очередной вираж, на сей раз влево, и резко затормозил. Одесса, привыкшая ориентироваться на синие маячки, даже растерялась, но потом заметила на обочине угнанную машину: дверцы и задний бампер усеивали вмятины, решетка радиатора погнулась, из-под помятого капота валил дым. Первая мысль – из-за перегрева отказал двигатель, но завывающая сирена и мерцание мигалки свидетельствовали об обратном.

Пустота достиг пункта назначения.

Блэквуд в мгновение ока очутился на тротуаре. Прихватив сумку, Одесса последовала за ним и устремила взгляд в сумеречное небо. Вдалеке угадывалось здание Центрального вокзала, расположенное чуть ли не поперек дороги – локация совершенно нехарактерная для деловой части Манхэттена. Ближайшую к нему постройку, предназначенную для полномасштабной реставрации, окружал забор, почти все двадцать этажей были заставлены строительными лесами и обтянуты защитной сеткой. Сейчас здание выглядело заброшенным, верхние окна зияли пустыми глазницами, никакие работы не велись. Предупредительный знак гласил: «Посторонним вход воспрещен. Стройка приостановлена распоряжением городского комитета Нью-Йорка».

– Что это за место? – осведомился Блэквуд.

– Вероятно, у них кончилось финансирование, – пробормотала Одесса, разглядывая фасад из песчаника; непосредственное соседство с вокзалом освежило ее память. – Погодите! Это университетский клуб. Его планировали переделать в гостиницу, но потом проект закрыли. С месяц назад там обнаружили страшную находку, в результате разразился скандал. В подвале, на глубине тридцати футов, экскаватор вырыл останки столетней давности. Когда-то здесь находилось кладбище для рабов.

Блэквуд изумленно уставился на нее:

– Рабов?

– Из-за них реконструкцию и заморозили. Иски летят со всех сторон. Может, все ограничится перезахоронением или мемориальной доской, либо затея с гостиницей накроется медным тазом.

Блэквуд по-прежнему не сводил с нее глаз. Очевидно, словосочетание «кладбище рабов» имело для него особый, потаенный смысл.



– В чем дело? – испугалась Одесса.

Лицо англичанина приняло обычное непроницаемое выражение.

– Дьявольщина, – прошипел он, торопливо извлекая из кармана сверток с инструментами. – Мистер Ласк?

Толстяк, по-прежнему сидевший за рулем «фантома», потыкал в клавиши сотового и поднес трубку к уху:

– Я сообщу ему адрес.

– Кому? – растерялась Одесса. – Чей адрес?

Не дождавшись ответа, она обернулась, но Блэквуд уже исчез.



Одесса услышала, как затрясся брезентовый забор охраны, и поняла, что Блэквуд перелез через него. Разъяренная, Одесса отыскала опорную стойку – не такую шаткую, как основная конструкция заграждения, – и сдернула с нее брезент. Забор венчали два ряда колючей проволоки, обращенные острыми концами во двор. Убедившись, что телефон лежит в застегнутом кармане, Одесса вскарабкалась наверх и спрыгнула; шипы пропороли рукав, по счастью не задев кожу.

Перед входом в здание темнел пятачок потрескавшегося асфальта. Закрывавшая дверной проем пленка хлопала на ветру. Одесса поднырнула под полиэтилен и уткнулась в дверь, украшенную очередным предупредительным знаком. К счастью, в ближайшем окне отсутствовал стеклопакет, и Одесса беспрепятственно проникла внутрь.

Блэквуда нигде не было видно, однако позвать его она не рискнула. Вниз тянулась широкая каменная лестница, примерно посередине она разветвлялась надвое и вела обратно наверх. Добравшись до нижней площадки, Одесса включила на телефоне фонарик и занялась поиском новых ступеней. Современный Манхэттен зиждился на фундаменте минувших эпох. Одесса отлично помнила универсальный принцип манхэттенской свалки: копнешь на десять футов и окажешься в начале двадцатого столетия, где сохранились бетонные обломки рубежа веков; футов через пять добро пожаловать в год 1800-й, где стены возводились из кирпича и еще можно отыскать керамические черепки вкупе с домашней утварью; копнешь футов на двадцать – двадцать пять, вот еще минус сотня лет.

Ступени кончились, а Блэквуд так и не появился. Луч света выхватил в деревянном полу отверстие с приставленной стремянкой. Подсвечивая себе фонариком, Одесса полезла в подвал.

– Немедленно выключите! – донеслось снизу.

Преодолев последние перекладины, Одесса почувствовала под ногами неровный каменистый пол.

Блэквуд заслонился ладонью:

– Действовать нужно втемную. Глаза только-только привыкли к мраку, как нагрянули вы и все испортили.

Одесса погасила фонарик и убрала телефон в карман, практически лишив себя обзора. Ориентируясь на Блэквуда, она брела за ним по пятам. Похоже, англичанин напал на след.

– Это как-то связано с осквернением могил? – шепнула Одесса.

– Кладбище рабов – сакральная территория, сосредоточение боли и горя. Невинные души служат вместилищем земных страданий, заточенных на многие века. Если они вырвутся на свободу, город погрязнет в хаосе и разрушении.


Обогнув нагромождение строительного инвентаря, Блэквуд помедлил у расчищенной сваи. Порядком освоившаяся в темноте, Одесса различила вырезанный в камне символ. Но не стандартный знак направления, нет. Сигил.

Блэквуд застыл, всматриваясь в кромешный мрак подвала. Потом забормотал на латыни. Очередное заклинание защиты, догадалась Одесса. Закончив бормотать, он повернулся к ней:

– Уходите.

– С какой стати?

– Дальше вам нельзя.

– Сначала втянули меня, а теперь прогоняете?

– Помочь вы не сможете, только подставите меня под удар.

– Подставлю?! Вас?! – возмутилась Одесса, но Блэквуд молча смотрел перед собой. – Без меня вам не сладить с Соломоном. – Внезапно ее осенило. – Вы нарочно отсылаете меня из-за случившегося с Эрлом?

Блэквуд не ответил.

– Послушайте, – увещевала Одесса, – возможно, проку от меня мало, но нельзя же позволить Пустоте проникнуть в вас. Вы ведь бессмертный, не забывайте… ну или неуязвимый. В таком теле Пустота устроит ад на земле, предварительно вызволив своих собратьев. Вы для них просто идеальная мишень.

– Вот почему я должен этому воспрепятствовать.

– Вы хоть понимаете, что идете прямиком в ловушку? – выпалила Одесса.

– Разумеется.

– Но зачем лезть на рожон? И непременно одному?

– Помимо Пустоты, есть еще кое-кто, – нехотя пояснил Блэквуд. – Враг, которому я должен противостоять. Как неоднократно противостоял в прошлом.

Одесса разинула рот. Два демона?

– И кто этот враг?

Блэквуд одернул пиджак.

– Моя жена, – произнес он и скрылся в темном подземелье.

Ошарашенная его ответом, Одесса застыла, не зная, что предпринять. Конечно, Блэквуд прав – в схватке с потусторонним существом толку от нее мало, но бороться с ним в одиночку – чистой воды самоубийство.

Из мрака вдруг раздался знакомый голос, зовущий ее:

– Одесса!



Хьюго Блэквуд шел по каменной пещере с низким потолком. За слепым поворотом низкий каменный тоннель расширялся, своды уже не нависали над головой, воздух был не таким спертым. Где-то вдалеке женщина с акцентом произносила заклинание на карибском испанском; усиленный старинной акустикой голос наполнял пространство мощным гипнотическим гулом. Сквозь хоровод многовековой пыли и сажи пробивалось слабое, но отчетливое лиловое сияние.

Речитативу вторило рычание и лязганье зубов. Скрежет когтей по полу. Блэквуд не мог определить, с какой стороны идет звук. Воображение рисовало огромных чудовищ, а эхо нагоняло еще большей жути. Блэквуду представился монстр, чьи размеры многократно превосходили само помещение. Нелепица!

Рычание приближалось, из-за поворота возникли два питбуля с оскаленными клыками. Осатаневшие звери, псы-убийцы. По словам расхитителя могил, владелица салона держала собак, но те убежали.

Теперь понятно куда. Значит, хозяйка где-то неподалеку.

Псы надвигались, под лоснящейся шкурой перекатывались мускулы, из пастей капала слюна.

Блэквуд вытянул руку ладонью вперед, бормоча заклинание против хищников. Их глаза встретились, и Блэквуд принялся медленно вращать ладонью, словно налаживал огромный циферблат. Взгляд питбулей из свирепого стал кротким, оскал исчез, вздыбленные холки разгладилась.

Скованные заклинанием псы не шелохнулись. Блэквуд достал флакончик, выдавил каплю маслянистой субстанции на кончик среднего пальца и, подойдя к собакам, аккуратно нанес жидкость на их губные желобки между ноздрями.

После двух-трех вдохов псы завалились на бок и погрузились в глубокий сон.

Переступив через них, Блэквуд, под нарастающий аккомпанемент заклинания, свернул за угол. Женщина в белой хламиде и белой повязке склонилась над захоронением в известковом грунте, окутанным лиловой дымкой. Холодная мгла трансформировалась в силуэты давно усопших людей; они выстраивались в ряд, сорок с лишним мужчин, женщин, детей, их зыбкие фигуры дрожали, от волос и плеч, как пар от сковородки, поднимался сиреневый дымок и растворялся в затхлом воздухе.

Повинуясь утробному приказу Хуаниты, призраки, витавшие над растревоженными могилами, потянулись к Блэквуду.



Одесса высматривала обладателя знакомого голоса в страхе, что им окажется Эрл Соломон.

– Одесса, милая, это я.

Из тени выступил отец, одетый, по обыкновению, в кардиган поверх оксфордской рубашки; на губах играла приветливая улыбка.