Невозможная загадка

* * *


Когда коптильня осталась далеко позади и ни один гоблин не преследовал его, Джонс остановился. Он устал. Порез на шее болел. От съеденной еды мутило, он нагнулся, и его стошнило.

Скакка тихо заскулил. Он держался на расстоянии и всё оглядывался туда, откуда они пришли. Когда он снова заскулил, на этот раз громче, Джонс понял, о чём он думает.

– Мы вернёмся и найдём её, – сказал он. – Но сначала займёмся тобой.

Кровавая рана на боку пса покрылась толстой коркой, чёрная шерсть стала жёсткой и колючей, но сама рана, видимо, была довольно глубокой – до кости. Заметив кровь, блестевшую на земле, Джонс забеспокоился, что другие жители леса пойдут по следу.

Он опустился на колени и подозвал скакку. Тот уставился на него, такой большой и неуклюжий, и его красные глаза оставались совершенно непроницаемы. Джонс подвинулся чуть ближе и тихо заговорил:

– Знаю, я тебе не хозяин, это Руби вывела тебя из яйца, и кормила тебя, и учила тебя, но в другой жизни на её месте был бы я. Хочешь знать почему? Потому что это я тебя нашёл. Мы с Мэйтландом были на кладбище в Йоркшире. Вот откуда ты родом. – Теперь он был так близко от скакки, что мог дотронуться до его головы. – Мы много месяцев искали такого пса, как ты. Мэйтланд сказал, что обученный скакка поможет нам в Пустынных землях, и заниматься с ним пришлось бы мне. Мы искали тебя в ночь кровавой луны. И именно я нашёл и выкопал яйцо. – Когда Джонс протянул руку, чтобы убрать шерсть и осмотреть рану, скакка зарычал и оскалился.

– Я тебя не обижу.

Скакка не спускал глаз с протянутой руки. Тогда Джонс поднёс руку ближе.

– Я только хочу помочь тебе.

Скакка снова зарычал, на этот раз громче, и при виде острых зубов Джонс убрал руку.

Он достал из кармана небольшой тюбик с коричневой мазью и чёрной крышкой. Мазь по цвету напоминала патоку; Джонс выдавил немного на палец и дал скакке понюхать, затем натёр свой порез на шее. Мазь зашипела и вспенилась, Джонс почувствовал покалывание, и края раны затянулись. Мазь имела и обезболивающее действие, так что вскоре уже ничего не болело; Джонс осмотрел рану в зеркальце, которое носил в кармане, и увидел, что она зажила, осталось только небольшое покраснение.

– Видишь? – сказал он, показывая на шею. – Это целебная мазь, и тебе она тоже поможет, – он выдавил ещё мази. – Тут особые травы, смешанные с мёдом. Если хочешь, можешь даже съесть, она исцелит тебя изнутри. – Джонс поднёс мазь к носу скакки, но тот только чихнул. – Она вылечит тебя, как меня. Тебе станет лучше.

Он показал на свою шею, и по глазам пса ему показалось, что он его понимает. Джонс наклонился вперёд и приложил руку к ране пса, чтобы мазь проникла внутрь. Скакка дёрнулся, но не ушёл, и Джонс подождал, чтобы подействовало обезболивание. Затем медленно он стал втирать мазь круговыми движениями. Когда мазь впиталась и скакка успокоился, он нанёс ещё немного. Пару раз скакка пытался облизать рану, но Джонс был настороже.

– Оставь мазь в покое, – сказал он, удерживая голову пса. Он понял, что рана затянулась, когда скакка тряхнул головой и принялся кататься по земле. У мази был побочный эффект – от неё всё чесалось, и Джонс тоже тёр шею. Когда скакка закончил, он встал, хорошенько встряхнулся и подошёл к Джонсу. Он от всей души лизнул мальчика в лицо.

– Отстань, – сказал Джонс, вытираясь рукавом. – Ну хватит, – заворчал он, когда пёс вознамерился лизнуть его ещё раз. А потом Джонс ухватил пса за шею и на минуту зарылся лицом в его шерсть, радуясь, что он не один.

– Мы обязательно разыщем Руби, – сказал он. – Мы спасём её. Пойдём по следам крови, которые ты оставил, обратно к коптильне. Если её забрал гробблер, то ведьма знает, где они, а если Руби у неё, как Олив, и это нам подойдёт.

Он решительно зашагал обратно, а скакка гавкнул, затем нагнал его и пошёл рядом. Хорошо, что у него такой попутчик. Но дурное предчувствие о том, что они обнаружат, когда вернутся в коптильню, не давало ему покоя. Глубоко в душе Джонс понимал, что у него есть только голова на плечах и рогатка, больше ничего, и он боялся, что этого недостаточно.





Глава 13




Гробблер был недоволен. Из своего укрытия Руби наблюдала, как он остановился в глубине пещеры – очевидно, она была его домом – и стал рыться в кармане фартука. Сначала он вытащил тело энта-попрыгуна и швырнул его на пол; он решил, что теперь-то девчонка у него в руках. Улыбка предвкушения исчезла с его морды, гробблер помрачнел и впал в такую ярость, что разодрал карман, ощупал всю окровавленную внутреннюю часть и в бешенстве зарычал.

Подхватив тяжеленный камень, он швырнул его об стену, будто капризный ребёнок, и затопал в глубь пещеры с таким грохотом, что булыжники задрожали и посыпались на пол.

Руби оценила ситуацию: выбраться из пещеры будет нелегко. Гробблер опустошил свой мешок, прежде чем искать её, и теперь гоблины шастали повсюду, хлопоча по хозяйству. Одни убирали мясо из коптильни, фрукты с овощами, которые собрали на грядках. Другие принялись готовить, бросая ингредиенты в кипящий котёл, а остальные подметали и убирались.

Пещеру освещали гигантские костры, разложенные по полу, каждый был огорожен кольцом потемневших камней. Большие, мерцающие факелы были воткнуты в разломы на стене, отбрасывая танцующие тени по всей пещере. Руби глядела, как вьётся пламя, ощущала его тепло, но не только – её затылка коснулся сквозняк. Расщелина, в которой она пряталась, закручивалась, как штопор, и уходила в глубь стены, изгибаясь, так что видно было не дальше нескольких метров. Она решила исследовать расщелину в надежде, что найдёт другой выход.

Чем дальше она ползла – осторожно, заглядывая за угол каждый раз, когда дорога поворачивала, – тем темнее становилось вокруг, и приходилось ждать, когда глаза привыкнут к полумраку. Сквозняк время от времени освежал ей лицо, давая надежду, что выход всё-таки есть, и надежда окрепла, когда она увидела голубое свечение впереди.

Но это был не дневной свет.

Руби очутилась в небольшой пещере и увидела целую гору полупрозрачных камней, наваленных друг на друга, будто гигантские мраморные шарики, и каждый светился изнутри ледяным сиянием. В их голубоватом свечении она разглядела, что пещера представляет собой некое подобие хранилища, с множеством ящиков и мешков, набитых до отказа – но чем? В углу валялся череп, нижняя челюсть отсутствовала. Руби заметила красную бархатную куртку, выцветшую и ободранную, она висела на колышке возле клетки, и когда она взглянула на чёрную подкладку, то обнаружила этикетку, которую ожидала найти, хоть и надеялась на обратное: «Дешам и сыновья».

Шум раздался в тоннеле позади неё, и Руби схватилась за револьвер, но она понимала, что пора уходить. Звук выстрела только навлечёт беду.

Из комнаты вели ещё два прохода, но она не знала, какой выбрать, и было слишком темно, чтобы понять, куда они ведут. Шаги стали громче, и когда она почувствовала, как из прохода слева от неё потянуло сквозняком, решила пойти туда. Она услышала голоса гоблинов у себя за спиной в хранилище и зашагала как можно быстрее, чуть не вскрикнув, когда наткнулась на острые скальные выступы, неожиданно вставшие у неё на пути.

Тоннель резко повернул, каменный проход впереди осветили мерцающие факелы, и Руби испугалась, не идёт ли она обратно в главную пещеру. Когда она дошла до конца тоннеля, от её смелости не осталось и следа, – она вдруг поняла, что ещё глубже ушла в пещеру. Выход был далеко справа, и осколок голубого неба казался не больше, чем если смотреть на него в перевёрнутый телескоп. Она уже собралась вернуться, как заметила ещё одну металлическую клетку на выступе прямо над её головой и несколько неровных ступеней, выдолбленных в стене. Кто-то привалился к прутьям клетки, опустив голову на грудь, волосы грязными колтунами свисали на плечи.

– Эй, – шепнула Руби.

Но он её не услышал. Тогда Руби крадучись поднялась по ступеням, держась поближе к стене, прячась в тени.

Теперь она разглядела человека. На нём была грязная синяя рубашка, разодранная в нескольких местах, и чёрные брюки по колено с рваными концами, будто нижнюю часть просто оторвали. Он был босиком, с чумазыми ногами и длинными, чёрными ногтями.

– Эй, – снова шепнула Руби.

Человек поднял голову, и Руби подошла ближе, чтобы он её увидел. Не успели их глаза встретиться, как она поняла, кто перед ней.


Руби много раз представляла встречу с Томасом Гэбриелом, и каждый раз эта встреча заканчивалась тем, что она произносила самое мощное заклинание, какое знала, и мальчика разрывало на тысячи мелких кусочков. И вот она его нашла, и у неё нет ни капли магии, и она смотрит на это жалкое создание, скорчившееся в клетке, исхудавшее, истерзанное, грязное. Первым делом она взглянула на его тонкие руки и, увидев Чёрный амулет, выглядывавший из-под ободранного рукава, попятилась и выхватила револьвер. Она взвела курок, как её учил Джонс, и прицелилась – руки у неё дрожали, – глядя поверх дула на Томаса Гэбриела.

Мальчик молча смотрел на неё и ждал выстрела, без тени страха на лице. Он закрыл глаза и кивнул, будто принял свою судьбу. Вдруг внизу раздались голоса и появились тёмные силуэты гоблинов. Руби прижалась к стене и опустила револьвер.

Пока она ждала, чтобы гоблины ушли, в её гневе наметился просвет и мысли прояснились.

Если застрелить его, ничего хорошего не выйдет, – все услышат выстрел.

Главное – выбраться из пещеры.

А что будет с Томасом Гэбриелом, её не заботит. Ни капли.

Пусть сгниёт в этой клетке!

Но, прежде чем она успела уйти, Томас Гэбриел, собрав последние силы, подполз к самому краю клетки.

Несчастный ухватился за прутья и попробовал заговорить. Но в горле пересохло, потрескавшиеся губы едва шевелились, и он сумел издать лишь судорожный стон. Мальчик весь затрясся, и слеза потекла по его щеке, оставив блестящую, чистую полосу на грязном лице. Возле клетки на длинную палку была надета металлическая чашка, а рядом стояла бадья с водой, и, когда он показал дрожащей рукой, Руби поняла, чего он хочет. Она покачала головой.

– Руби, помоги мне, прошу, – прошептал мальчик. – Пожалуйста.

Но Руби хотела только одного – бежать. Ей нужно думать о себе, а не о Томасе Гэбриеле, иначе ей не выбраться из пещеры. Нет, только не о нём – мальчишке, который желал ей смерти в прошлую их встречу. Она ощупью пошла назад вдоль стены, подальше от клетки.

– Я знаю, как выбраться отсюда и вернуться в Грейт-Уолсингем.

Руби остановилась.





* * *


Джонс вспотел и устал. Ему казалось, он не спал уже много часов, хотя невозможно было определить, сколько времени прошло с тех пор, как их затянуло в этот мир, ведь его наручные часы остановились, как только они сюда попали. Здесь не существовало времени, лишь вечное солнце.

Идти по кровавому следу, который оставил скакка, было не так просто, как он думал, и он волновался, как бы они не сбились с дороги. Когда он остановился, чтобы вытереть лоб, деревья будто придвинулись ближе. Скакка тоже остановился и оглянулся на него, затем продолжил путь, нюхая землю и временами поднимая голову. Джонс поспешил за ним. Он надеялся, что пёс выведет его к коптильне. Внутри всё сжалось, когда он снова подумал, что ждёт его впереди. Там ведьма, конечно, и, возможно, гоблины с гробблером до сих пор не ушли. Но он твёрдо решил разыскать Руби и спасти её. Больше ему не на что надеяться в этом мире. Именно надежда давала ему силы, чтобы идти, вместо того чтобы сесть на землю и сдаться. Он услышал довольный смешок тёмной магии и прибавил шагу, чтобы показать, с какой решимостью он идёт спасать подругу.

Когда скакка внезапно остановился и стал оглядываться, сердце Джонса ушло в пятки.

– Вперёд, – сказал он. – Нужно найти её. Не смей сдаваться!

Скакка заскулил, завилял хвостом и сел, тяжело дыша. Джонс понял, что пёс проголодался и хочет пить. Как и он сам. Он поглядел на просветы голубого неба между ветками, будто ища вдохновения, но ничего путного в голову не пришло.

– Вперёд, – сказал он снова, хлопнув в ладони. – Осталось недолго. Мы шли целую вечность.

Он зашагал вперёд, и скакка нагнал его, виляя хвостом и принюхиваясь, петляя между деревьями.

Через несколько сотен ярдов Джонс остановился. Вдалеке слева он разглядел между деревьями небольшую просеку и ветхий домик. Он напрягся, потому что был уверен, что они не проходили здесь, когда убегали от гоблинов, а значит, они точно заблудились. Может, мы его просто не заметили, подумал он, стараясь успокоить себя.

Некоторое время он наблюдал за домом, прислонившись к дереву и размышляя; скакка стоял рядом с ним. Он снял пальто, оторвал кусок красной подкладки и привязал к нижней ветке, затем направился к просеке, скакка не отставал. Он всё оглядывался на обрывок ткани, чтобы убедиться, что знает, куда возвращаться.

Выйдя из-за деревьев, Джонс смог разглядеть дом. Крыша провисла, в стенах зияли дыры. Здания были не из камня, а из какого-то странного материала, похожего на еду. Стены – большие пряники, а углы дома – полосатые мятные палочки, причём одна из них угрожающе покосилась. Крыша из слоёв жёлтой глазури, которая треснула и раскрошилась. Половина трубы была срезана и на вид походила на шоколадный бисквит.

Джонс замер, наблюдая за домом, – нет ли в нём признаков жизни, но он казался заброшенным. Наконец он крадучись подобрался к домику и заглянул в окно из сахара, обрамлённое длинными плитками шоколада. Внутри царил настоящий бардак, повсюду валялась сломанная мебель и осколки посуды. Он оторвал кусок окна и попробовал на вкус. Это был самый вкусный тёмный шоколад, какой он только пробовал, и он откусил ещё.

– Бессмыслица какая-то, – сказал он скакке, который глядел на него, навострив уши и наклонив голову набок. – Если бы ты знал сказки, истории, которые читают обычные люди, ты бы меня понял.

Джонс обошёл дом и скрестил руки на груди. Он услышал, как скакка заскулил, оглядываясь в ту сторону, куда они шли, и, бросив ещё один взгляд на дом, Джонс вернулся к тому месту, где он привязал тряпку. Но вдруг остановился, заметив другую просеку слева, и повернул к ней, – там росла одна-единственная яблоня, усеянная блестящими красными яблоками. Она одиноко стояла в солнечном свете.

Дерево казалось здоровым, а плоды – спелыми, и Джонс понюхал тёмно-красное яблоко и даже лизнул его, прежде чем сорвать. Оно так блестело, что он увидел размытое отражение полуразрушенного пряничного домика позади себя. Его собственное отражение тоже уставилось на него: да уж, выглядит он гораздо измождённее, чем ему казалось. Скакка тявкнул от нетерпения, и Джонс шикнул на него.

– В этих яблоках есть что-то особенное. Ты когда-нибудь видел, чтоб они так блестели? – спросил он, поднимая яблоко к свету. Скакка в ответ лишь заскулил. – А я видел – в магазине «Дешам и сыновья», на яблоне смерти. – Он снова принялся разглядывать яблоко и облизнул губы.

Джонс откусил большой кусок и стал жевать сладкую белую мякоть. Но интересовало его не само яблоко, а его косточки. Он откусил ещё кусок, чтобы добраться до сердцевины. Они были непохожи на обычные косточки – шестигранные и чёрные как смола. Он вытащил одну косточку и поднёс к свету.

– Видишь? – воскликнул Джонс. – Я был прав! Это нам пригодится, если повезёт, потому что такие деревья не зачарованы и не изготовлены с помощью магии, как многое в Пустынных землях, они просто вырастают из семян.

Джонс достал из кармана учебную тетрадь. Скакка уселся и зевнул, затем положил голову на лапы, будто приготовился ждать, пока мальчик занимается своими делами.

Джонс пролистал тетрадь, пока не нашёл страницу со схематичным наброском дерева, с многочисленными записями и словами заклинания. Пробежав его глазами, он сел на корточки возле ствола яблони и прочитал вслух:

Яблоня, яблоня, открой свои тайны.

Кто тебя вырастил, чьё мастерство?